— Опасаешься, Кузьма Лукич?

— Я опасаюсь? С чего это ты взяла? Мне нечего опасаться, я не с улицы в исполком пришел, за плечами у меня багаж. Не один год наживал его. Может, кто-то и хочет спихнуть Лупакова, да сам голову расшибет.

— Спихнуть? А сам-то, Кузьма Лукич, не свалишься? Не сердись, но я почему-то сейчас вспомнила знаменитую Пизанскую башню. Думали, что века простоит, а теперь падает она, почва под ней осела…

В этот момент кто-то постучался.

— Кого еще нелегкая несет? Не пускай! — встревожился Лупаков.

— Сама не знаю кто! Да и время позднее. Одиннадцатый час уже…

Снова раздался настойчивый стук.

— Стучит, стучит запоздалый путник…

— Я сказал, не открывай! Бездельник какой-нибудь, наверное.

— Нельзя, Кузьма Лукич. Ты милосерд, я тоже. Если стучится человек, значит, ему очень нужно. Без дела в этот дом не ходят.

— Знаем мы, какие это дела. Раз я тут, ты не должна впускать посторонних людей! Не могу же я в самом деле раствориться!

Лупаков зачем-то надел шапку, потом опять ее снял.

— Посторонних здесь не бывает, — сказала хозяйка и вышла из комнаты.

Кузьма Лукич остался один.

— Вот чертовка! Не хватало еще, чтобы меня у этой дамочки застукали. Спрятаться надо. Куда вот только? Постой, как там в анекдоте?.. Возвращается муж из командировки… Ага, вспомнил!

Лупаков подбежал к шкафу, открыл его и попытался забраться внутрь.

— Черта с два! Развели эту малогабаритную мебель себе на голову. Порядочному человеку и укрыться нельзя. Идут!

Кузьма Лукич отодвинул книжную полку и спрятался за нее. Вошла моя хозяйка, но не одна, а вместе со Столбовым. Он заметно пошатывался.

— Только на одну минуту, Григорий Петрович. Я уже спать собралась. Не ждала тебя.

— Меня не ждала, знаю. Ну и дьявол с тобой!

Столбов увидел на столе коньяк.

— Налей-ка мне. Знатный коньячок, такого в «Унже» мне сегодня не подавали.

— Говори, что нужно, и уходи.

— Что нужно? Сама не догадываешься? Художница!

— Сделала, как велел. Составила расписку от его имени.

Она достала из секретера какую-то бумажку и передала ее Столбову.

— А где образец подписи взяла?

— Немцов, оказывается, аспирантуру окончил. Просил консультантом зачислить. Сам заявление принес…

— Сам, говоришь? Спешит безусый следопыт… Ну, хорошо, мы тоже не зеваем. Теперь я домой.

Столбов хотел обнять мою хозяйку, но та отошла к окну.

— Ладно, ладно, пьяных не любишь, знаю. За коньяк спасибо передай.

Он засунул в карман бутылку и ушел. Из-за своего укрытия появился Кузьма Лукич.

— Слыхал: поблагодарить тебя велел!

— Нужна мне его благодарность! Что он тут про следопытов молол?

— Кто-то поперек дороги ему встал.

— А какие у тебя со Столбовым дела, Катюша?

— Я в твои дела, Кузьма Лукич, не вмешиваюсь, и ты меня не допрашивай. И вообще хватит об этом. Лучше спою я.

Тут хозяйка опять взяла меня в руки и запела.

«СТОЛБОВ — СТРАШНЫЙ ЧЕЛОВЕК»

Первый рассказ Спичечного коробка

Если вы не забыли, я, Спичечный коробок, сначала был у Сербина, потом на несколько минут перекочевал к Лупакову, а от него попал к Немцову. С тех пор я неотлучно находился при нем. Немцова я особенно не беспокоил, потому что был пуст. А он, наоборот, беспокоился, нет-нет да и похлопывает рукой по карману: здесь ли, мол, коробок? А мне куда деваться? Я вел себя тихо, присматривался, прислушивался…

Однажды Немцов сидел не в своей рабочей комнате, а за столом Киры Яковлевны, у двери, на которой висит табличка «Прокурор области Ф. Ф. Архипов».

Явился Борев и сразу, с места в карьер, набросился на Немцова:

— Эва, а ты никак в начальники метишь?

— Кира Яковлевна уехала, просила подежурить у телефона, — пояснил Немцов. И нетерпеливо добавил: — Давай отчитывайся.

— В чем?

— Ладно, не прикидывайся. Дома отлынивал, а здесь мы на службе. Я тебя официально спрашиваю: был вчера?

— Был и пиво пил.

— Ну и как?

— Пиво? Великолепное.

— Так и знал. Проторчал целый вечер около Нади и ничего не сделал. Не понимаю, зачем тебя держат в прокуратуре?

— А ты думаешь, я знаю? Давно доказано, что Борев ни на что не способен. Об этом даже в нашей стенной газете писали. Да, представь себе: удостоился, в передовой статье фигурировал. В качестве единственного отрицательного примера.

— Ну довольно, Колька. Выкладывай.

— А что выкладывать? Собрались в девятнадцать ноль-ноль. Стол был накрыт на три персоны. Ели котлеты по-киевски. Выпили. Две бутылки «Столичной» и одну коньяку. А вот улов.

И Борев выложил на стол сверток, в котором оказались пустые пачки из-под сигарет, окурки и мои коллеги — спичечные коробки.

— Это хорошо, — сказал Немцов. — Молодец, что догадался.

— Чисто случайно. Ты знаешь, даже у закоренелых идиотов бывают минуты просветления.

— Ладно, теперь помолчи, не мешай мне.

Немцов начал методично сортировать принесенное Боревым.

— Курили двое. «Ароматные» — это, наверно, Столбов. Я их видел у него в «Лесосбыте». Ты знаешь, между прочим, что такое настоящий курильщик? Это человек одной привязанности, одной любви. На всю жизнь. Он может и товарища надуть. И даже жене изменить. Но избранному однажды сорту сигарет — никогда. Что бы с ним ни случилось. А Столбов — настоящий курильщик, это сразу видно.

— Какой глубокий анализ!

— Чудак, окурки для криминалиста — клад! Окурок — это точная фотография человека. Курят многие, по курят по-разному. Обрати внимание на кончики сигарет. Тут их два вида. Вот эти сигареты курил Столбов. Мундштук у них совершенно сухой. А эти — тот тип, с Украины. Когда он курит сигарету, то мочалит ее. Значит, курящих двое. Третий — Сербин, он не курит, хотя почему-то всегда держит при себе спички.

Немцов извлек из свертка пустой коробок.

— Кстати, это тоже его коробок, такой у меня уже есть.

Здесь Немцов вынул меня из кармана и положил на стол. (Между нами говоря, мог бы нас и не сравнивать. Оба мы когда-то принадлежали Сербину и лежали в его чемодане.)

— Да, точно такой… Послушай, Борев, ты в своей жизни что-нибудь коллекционировал?

— Конечно. Могу показать зачетку: уникальная коллекция троек. А что ты имеешь в виду?

— Спичечные коробки. Кто их собирает, называется филуминистом. Так вот Сербин не филуминист. У него все спички одинаковые, Балабановской фабрики Калужской области. В Приунженске таких нет. Сюда идут спички с местной фабрики «Белка». Да, коробок, коробок…

Немцов, задумавшись, несколько раз подбросил меня на ладони.

— Что можно сунуть в него? А? Как ты думаешь, Борев?

— В коробок? Можно записку сунуть. Шпаргалку, например. Можно положить монеты. Но удобнее всего держать в коробке спички.

— Борев, ты гений. Давай скорее!

— Что давать, спички?

— Монеты. Неужели непонятно?.. Да не эти! Давай по три копейки. Вот, как у меня…

— Может быть, еще захочешь по четыре? Так пока Монетный двор таких не выпускает.

Борев порылся в карманах, собрал довольно много трехкопеечных монет и передал их Немцову. А тот стал заполнять ими мой пустой ящичек. И я сразу потяжелел.

— Четырнадцать штук, — сказал Немцов. — Теперь понял?

— Теперь да… ничего не понял.

— Где уж тебе, эмбрион Шерлока Холмса! Пойди лучше к Наде. На сегодня, товарищ младший следователь, я вас освобождаю от всяких заданий.

Тут как раз и вошла Валя. Она была явно чем-то взволнована.

— Валя, — спросил Немцов, — что случилось?

— Я по важному делу. Решила, что звонить неудобно. Вот и вырвалась на минуту. — Она выразительно посмотрела на Борева. — Можно?

— При нем можешь говорить что угодно. Все равно не дойдет.

— Да, да, — подтвердил Борев, — не стесняйтесь, девушка. Я идиот.

— Понимаешь, Виктор, этот Сербин из «Стройфаянса»… оказывается… он взятки дает.