— Какой негодяй! А как ты об этом узнала, Валя?
— Своими ушами слышала. Пришел он сегодня утром к Кузьме Лукичу. Я пропустила его. О чем они говорили вначале, не знаю. Потом слышу, Кузьма Лукич кричит: «Ты что, прохвост, подкупить меня хочешь? Грязные бумажки суешь?»
— Так и сказал: «грязные бумажки»?
— Так и сказал! Потом ему из обкома позвонили, он уехал, а я — сюда. Что делать, Виктор?
— Ничего не надо делать, Валюша. Пока ничего. А вот когда Сербин появится снова, немедленно сообщи мне. Понимаешь, немедленно!
— Да что ты, Виктор, не придет он! После того, что случилось…
— Вот как раз после этого он и придет. Не может не прийти. Как считаешь, Борев?
— Эва, сказал! — воскликнул Борев. — Его, поди, уж и след простыл. Он там!.. — В креслице сидит и аэрофлотский завтрак дожевывает.
— Да, все-таки толковая редколлегия в нашей стенгазете. Правильную дала тебе оценку. Беру слова обратно: ты даже не эмбрион.
Потом Немцов помолчал минуту и сказал Вале:
— Значит, сразу же сообщи мне.
— Ясно. Если окажешься пророком, жди звонка.
Валя ушла, а через минуту зазвонил телефон. Трубку взял Борев.
— Слушаю… Здравствуйте, Дарья Федоровна, это я, Борев… Перевод, говорите? Сербину? Ага, Огнецвету!.. На пять тысяч? Эва, ничего себе сумма! А вы не ошиблись, Дарья Федоровна?.. Сами извещение с почты ему отнесли? Ага, тогда другое дело. Спасибо, Дарья Федоровна.
Борев положил трубку.
— Так я и думал, — сказал Немцов. — Теперь слушай меня, Николай, внимательно. Сегодня или завтра в городе, наверно, состоится крупная покупка. Скорее всего, в ювелирном магазине. Надо засечь эту покупку.
— Но кто-то мне сказал, что я сегодня свободен.
— А разве говорил кто? Ну так считай, что ты этого не слышал. И если сообщишь мне, что какая-то гражданка купила за десять рублей позолоченные клипсы, то пощады не жди.
— Вот всегда так: шпыняют, грозят, давят на психику. Я пойду, конечно. Ведь я же эмбрион. Да и тупица к тому же…
Продолжая ворчать, Борев ушел. А потом открылась дверь кабинета, и в ней показался Архипов.
— Зайдите ко мне, Немцов. Хотя ладно, тут все равно никого нет.
— Слушаю вас, Федор Федорович.
— Вам известно что-нибудь об Огнецвете?
— Знаю, что недавно появился в нашем городе. Живет в гостинице «Унжа». Располагает большими деньгами. Я думаю…
— Думать никогда не вредно. Но надо и действовать.
— Каким образом, Федор Федорович?
— Надо выходить на Огнецвета. Неужели не ясно? Разработайте предложения и доложите. И вообще, как развивается дело?
— Я тут предпринял один следственный эксперимент.
— Опять самовольничаете, Немцов?
— Ну, в данном случае дело касается лично меня. Хочу преподавать в местном заочном филиале юридического института. И заявление уже подал. Чувствую, что именно там изготовлена фальшивка насчет Никанорыча. Если клюнут на мою наживку, то мы будем это точно знать. Меня натолкнул на эту мысль поступивший из горфинотдела акт о подделке зачетных ведомостей в этом институте.
— И вы сами понесли заявление? Наживка-то дохлая, это ведь и дураку ясно.
— Они, конечно, не дураки, вы правы, Федор Федорович. Но когда человека загоняют в угол…
— Положим, пока вы еще никого в угол не загнали.
— Как сказать… Видели бы вы Столбова. Отменной наглости человек, но почувствовал, что теснят его, и запетлял, как заяц по пороше.
— Петли эти еще распутывать надо. Вот если зацепите Огнецвета, то тогда, может быть, это вам и удастся. Значит, подготовьте ваши соображения. И быстро. А не то придется выходить на Огнецвета без вас.
— Слушаюсь, Федор Федорович.
Архипов вернулся в свой кабинет, а Немцов остался один.
«Как же мне все-таки быть? — рассуждал он сам с собой. — Прокурор советует выходить на Огнецвета. А может быть, рано?..»
Невеселые эти размышления были прерваны довольно неожиданным появлением Екатерины Павловны.
— Можно к вам? — кокетливо спросила она. — Не помешала?
— Напротив, — ответил Немцов. — Я очень рад. Поболтать с молодой красивой женщиной — одно удовольствие. Присаживайтесь.
Екатерина Павловна села.
— А вы льстец, товарищ Немцов… Но я по делу. Относительно вашего заявления. Доложила я своему начальству. Оно согласно. Но зачислим вас с осени, все равно скоро конец учебного года.
— Ну, с осени так с осени. Начальству видней.
— В начале августа жду от вас все документы. — Кравцова раскрыла сумочку. — Вот анкеты. Надо заполнить оба экземпляра. Представьте копию документа об образовании. И заявление свое приложите. А пока я вам его возвращаю. Боюсь затерять, память стала пошаливать. Наверно, старость уже на пороге стоит.
— Ну что вы, Екатерина Павловна! Такая цветущая — и говорите о подобных вещах. Совестно вам!
— А вам не совестно повторять один и тот же комплимент? Если говорить серьезно, то признаюсь вам: я старуха. Уходят годы…
— О чем я хочу спросить вас, Екатерина Павловна… Вы моего предшественника Петра Никанорыча Дорошенко знали?
— Это который в больнице умер? С ним какие-то неприятности произошли… Да, он был нашим заочником. Помнится, всегда отличные отметки получал. Жалко его очень… У вас еще будут вопросы?
Немцов спохватился: не догадывается ли Кравцова, почему он расспрашивает ее? И постарался сгладить допущенную неловкость.
— Нет! Нет! Это просто к слову пришлось.
— Ну, тогда у меня есть вопрос. Почему нигде не показываетесь? Ведь, я слышала, вы пока здесь один. Семья скоро приедет?
— Не скоро. К лету.
— Тогда заходите. У меня иногда собираются интересные люди. Считайте, что пока у вас творческий отпуск… Так я вас буду ждать.
— Ждите, Екатерина Павловна, обязательно загляну. Надо проветриться, непременно надо. А то я сам чувствую, что мхом обрастаю.
Немцов проводил нежданную гостью до двери и задумался:
«Зачем приходила? Вернуть заявление и освободиться от улик? А может быть, прав Федор Федорович? Может, я действительно дохлую им подсунул наживку?»
Прошло некоторое время. Немцов убрал принесенный Боревым сверток в шкаф. А меня опять сунул в карман. Вернулась Кира Яковлевна.
— Кира Яковлевна, — обратился к ней Немцов, — вчера мне так и не передали дело по юридическому институту. Разыскали ли вы его?
— Разыскала. Оказывается, его переправили в старое здание, на Песочную. Сегодня доставят. Но я вам покажу кое-что поинтереснее. С сегодняшней фельдсвязью пришло.
И протянула ему письмо.
— Неужели от Владлена? Что же он пишет?
Немцов жадно пробежал глазами письмо.
— Нет, вы послушайте, Кира Яковлевна! «Присланный тобой рапорт следователя Дорошенко оказался подделкой. Талантливой, но подделкой. И ни в коем случае не может быть приобщен к делу». Молодчина Владлен! Ура! Кира Яковлевна, почему вы не радуетесь?
— Я свое «ура» уже откричала там, внизу. При курьере, фельдъегере и двух подследственных. Наверно, они подумали, что у меня начинается сумасшествие. На юридической почве.
— От этого действительно можно сойти с ума. Отпала главная улика. Никанорыч не виновен. Замечательно!
— Было бы еще более замечательно, если бы Никанорыч был жив.
В это время задребезжал звонок. Кира Яковлевна ушла к Архипову и быстро возвратилась.
— Вас, Виктор, прокурор зовет.
Когда Немцов, а с ним и я, Спичечный коробок, вернулись в приемную, Кира Яковлевна прибирала на столе.
— Теперь я к жене Никанорыча… Надо ей все рассказать! И еще спрошу, почему друг Никанорыча не дает о себе знать. Может, она окажет.
— Как, вы уже уходите? — спросил Немцов. — А дела?
— Пускай сгорят они, ваши дела. Пусть сгорит вся прокуратура, меня здесь больше не будет ни минуты.
И с этими словами Кира Яковлевна ушла. А Немцов опять стал рассуждать сам с собой.
— Огнецвет арестован, теперь очень важная ниточка оборвалась. И опять подсунута фальшивка. Кто-то поспешил спутать карты. Ну что ж, товарищ старший следователь, увы, вас отбросили на исходные позиции.
