— Вы и о том пронюхали? — вместо ответа спросил Канюка. — Тогда скажите, какой шайтан прислал вас ко мне? Кому понадобилось опять в моей душе копаться? Собираетесь донести на меня в поселковый Совет?
— Не драматизируйте положение, Канюка. Мы просто мирно беседуем. Может быть, чуть-чуть откровеннее, чем это принято между людьми, которые только что познакомились друг с другом.
— Хватит с меня таких бесед. Сыт ими по горло. Сюда вот добрался, подумал, что все концы обрезал…
— Ошибаетесь, дорогой Канюка, главные испытания еще впереди.
— Нет уж, с меня хватит! Измотался, устал я. Если вы хороший человек, уходите и оставьте меня в покое. Хотите верьте, хотите нет, но там, у отца, я всегда думал о такой лавке. И, вернувшись из степи, пропадал все время на бойне, вертелся вокруг мясников. Настоящие они люди! Я, сын хозяина, им завидовал.
— Гм… раздвоение души у сына преуспевающего негоцианта… Вы, случайно, Достоевского не читали?
— Не читал. Наше дело газетки просматривать, — снова поскучнел Канюка.
— Я так и думал. Однако оставим пока классическую литературу в покое. И вернемся к теме, от которой мы несколько отвлеклись. Так как вы относитесь к кооперативному плану?
— Не желаю никакого кооператива. Я отсюда никуда не хочу уходить.
— А вам и не нужно уходить. Вы по-прежнему будете стоять у своего любимого мясного прилавка, — сказал Диогенов. — Тем более, что вы о нем так долго мечтали. И вообще, Матвей Лазаревич, я доволен, что не ошибся в своих предположениях. Вы неиспорченный человек. Так поверьте моим объективным научным прогнозам: будущее принадлежит кооперации.
Этот довольно странный разговор в мясной лавке на уже опустевшем галаховском рынке затянулся. Местный сторож, пристроившийся на уютном крылечке магазина, досматривал уже вторую или третью часть многосерийного сна, когда собеседники наконец разошлись. И, видимо, обо всем договорившись.
Во всяком случае, когда хозяйки пришли на утро к известной нам лавке за сахарной косточкой для наваристых щей, там висела записка, извещавшая о болезни продавца. Лавка была закрыта три дня. Все это время Канюка провел в Москве, обходя разные учреждения, конторы и советуясь с опытными людьми. А утром четвертого дня, проходя по улицам, галаховцы увидели на заборах свежее объявление:
«К сведению граждан!
С разрешения Мособлжилуправления в поселке Галаховка создается дачный кооператив. Желающих просят обращаться за справками к продавцу мясной лавки М. Л. Канюке, на рынке. Инициативная группа».
Это ничем другим не примечательное утро и можно считать Рубиконом, перейдя который, галаховцы вступили в новую, еще неведомую им эру дачно-кооперативной жизни…
ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ,
целиком посвященная дачникам, как таковым
Мы уже, помнится, успели сообщить читателю, что было такое золотое время, когда Галаховка славилась исключительно как девственно чистая дачная местность, не тронутая грубой рукой промышленного прогресса.
Отцвели уж давно хризантемы в саду,
Лишь один соловей громко песни поет…
Не спеша крутилась порядочно заезженная пластинка граммофона, высунувшегося широкой трубой в открыта окно дачи. Люди медленно вышагивали по прогулочной дорожке, стараясь вдохнуть наиболее денные порции воздуха, густо настоянного на хвое елей и сосен. Где-то сопку бродил околоточный «с селедкой» на боку и, вперясь в звездное небо, откровенно зевал. Он не понимал смысла и не находил никакого «смака» в этом бесцельном, с его точки зрения, хождении, обязательно повторяющемся из вечера в вечер.
— Шли бы спать, хилые, чего колготиться? — ворчал он, наблюдая за почти сомнамбулическим шествием разряженных дачников.
Однако этот променад был не единственным развлечением временных обитателей Галаховки. Попечением местных доброхотов в поселке открылся летний театр. На его освещенной газовыми светильниками сцене разыгрывались большие представления. Выступали смешанные вокально-драматические труппы, ставились пьесы, о которых теперь мало кто знает: «Обнаженная», «Мечта любви», «Жизнь игрока». Тут гастролировали артисты прославленных столичных театров, в том числе звезда тех времен г-жа Рощина-Инсарова.
Многие знаменитые люди того времени отдали дань природным прелестям Галаховки. Может быть, поворотным пунктом в ее судьбе явилась женитьба писателя Н. Т-ова на купчихе Корзинкиной. Вскоре после этого, возможно, морганатического брака г-жа Корзинкина объявила распродажу оставшихся ей в наследство от мужа — купца Корзинкина — земельных угодий по девять копеек за квадратную сажень. Таким образом были собраны средства, необходимые для довольно широкого образа жизни, который вел Н. Т-ов. У него гостили многие тогдашние знаменитости.
Кай Юльевич Диогенов узнал обо всем этом, листая в канун учредительного собрания членов дачного кооператива пожелтевшую от времени подшивку «Галаховского вестника», газеты, обслуживавшей в свое время не только жителей Галаховки, но и соседних поселков тоже дачного профиля. Он обдумывал свое предстоящее сообщение молодым кооператорам. Заинтересует ли их его рассказ о блестящей эре в культурной жизни Галаховки? Не слишком ли идиллическую картину он собирается нарисовать?
Диогенов сидел за столиком в уютной галаховской библиотеке, отпивал из принесенной с собой запотевшей бутылки минеральную воду и с удовольствием, не спеша рылся в справочниках и книгах. И наконец нашел то, что искал. Взял блокнот и сделал довольно пространную выписку из одного рассказа того же Н. Т-ова. Вот вполне реалистическая характеристика дачников, как таковых:
«За три месяца они наполнят чуть не до верха ямы всякою дрянью, набросают повсюду бутылок, сору и старых подошв; за лето они истопчут траву, обломают сучья посадок, выдергают и выбросят чужие скамейки и межевые столбы, они исчертят заборы непристойными надписями, вырежут на удочки и на тросточки вершины молодых деревьев и выловят рыбу из пруда; под осень они перебросят к соседям голодных котят, оставят на произвол судьбы собак и кошек, расшвыряют по канавам кучи камней, заготовленных для починки дорог, и уедут».
Да, это, кажется, подойдет. Такая сочная картина вполне уравновесит описание чинных вечерних променадов под звуки душещипательных романсов об отцветших в саду хризантемах… Диогенов внутренне улыбнулся и, довольный, поднялся из-за столика. Теперь он готов к докладу.
Собрание состоялось на усадьбе Матвея Канюки, достаточно обширной, чтобы вместить всех будущих кооператоров. Они уселись на покосившихся скамьях вдоль забора, используя его как опору, и просто на морковных грядках, благо в нынешнем году этот овощ не уродился. Докладчик держал речь из увитой диким плющом беседки, что придавало ему довольно импозантный вид.
Представил докладчика М. Л. Канюка. Несколько конфузясь из-за впервые выпавшей на его долю официальной миссии, он коротко сообщил, что к намерению создать в Галаховке кооператив власти отнеслись душевно, отвели участок, предоставили первоначальный кредит. Можно сказать, что кооператив уже существует, дело за паевыми, взносами.
— А теперь, — сказал Канюка, — о целях и задачах расскажет командированный к нам докладчик Кай Юрьевич.
Так с легкой руки Канюки не очень распространенное отчество «Юльевич», было переделано на привычное «Юрьевич». А сам Кай Диогенов от поправки почему-то воздержался.
Он красочно описал историю Галаховки. Ему было приятно видеть, что некоторые сведения из культурной хроники этого населенного пункта слушатели воспринимали с откровенным интересом, что называется открыв рот. Раздел же доклада, посвященный примерному уставу жилищно-строительного кооператива, был выслушан более сдержанно, а реакция на него была такой, какую и ожидал Кай Диогенов. Паевой взнос — сто пятьдесят твердых червонцев — произвел впечатление хитрого подкопа, куда заложена готовая взорваться мина.
