Поединок длился, команда боялась вмешиваться, уносясь с палубы кто куда. Только неумолимое время катило сквозь морские волны краткие секунды.

Рьяно сверкали молнии. Люди на палубе натягивали снасти, а капитан сражался с вестником бури. Короткими щелчками раздавались неуловимые шаги при каждом броске, когда оба пытались напасть внезапно, но раз за разом только скрещивались стальные сущности клинков.

Гашеной содой пенились валы, корабль взлетал, как на крыльях, и падал в бездну. Ночь открыла новые чертоги, излом ярости, вырубленный зигзагами молний.

Скорость отделяла слова от смыслов. И смыслы летели вперед, а буквы заплетались между ног команды. А те, что сошлись в поединке, не впитывали смысл, только их оружие создавало свой.

Сумеречный был хорош, но Сварт не промахивался, все набирая скорость на пределе своих возможностей. Бил собственные рекорды, кружась метелью вокруг противника, который раз за разом непостижимо успевал уследить за движениями гибкого тренированного тела.

Сварт не мог позволить усомниться в себе, предположить, что за время бездействия способности угасли, поэтому все стремительней становились его броски. И напряжение пронзало мышцы скрипом стали. Быстрее! Еще быстрее! Быстрее, чем звук звенящего металла и осыпавшихся с лезвий искр.

Быстрее… Но враг не отставал. Он словно не ощущал усталости. Откуда пришел? Кто? Как?

Поговаривал, что ходили по морям пираты-одиночки, которые пугали своими способностями даже джиннов. Те, кто нашел самые мощные «дары асуров». Сварт слушал легенды и не верил. Не верить легче, чем признать, что сила его не лежала за гранью человеческих возможностей. Слишком невыносимо принять, что лучшим из лучших никогда не стать. «Подарки асуров» – проклятье их мира и заветная мечта любого пирата.

– У тебя дар асуров? Какой? – прошипел Сварт, когда меч оказался вновь пойман в перекрестье сабель.

Но Сумеречный Эльф легко освободил оружие, вывернулся так, что у любого нормального человека уже вылетел бы плечевой сустав.

– Нет, – с безмятежной наглостью отвечал он. – Я тварь, с которой сотворили…

– Лжец!

В ночи клинки взвивались молниями, корабль окутывал мрак. Зарницы били в волны, мачта едва их избегала. Молнии, судьбы, клинки – все общее меж ними, роковое. И кто-то закричал – смыло за борт, донесся удар о доски. Возглас стих. А Сварт не замечал качки, он танцевал на скользкой палубе и наслаждался хаосом вокруг.

Буря нарастала, но в море не выходит тот, кто устрашится бурь, поэтому сражались двое. И молнии клинками отбивали скорость. Гулко чеканились о доски шаги. Все чаще, все стремительней, напрягая все органы, все артерии. Клинки смыкались бессчетными ударами. И каждая атака отмеряла ритм урагана. Близился девятый вал.

– Это ты вызвал бурю? – воскликнул Сварт, когда над бригантиной взвилась волна, гигантская, окутанная пеной, как гора со снежной шапкой на вершине.

– Быть может, я. А может, и не я, – издевался Сумеречный Эльф и то ли выкрикнул, то ли хрипло запел без рифмы и мотива: – Нет разницы между горами, ветром, морем – все едино. Едина храбрость, паника иль желчность, един конец, и жизнь всегда едина. И только смерть нас разделяет всех.

Море играло всеми цветами и доставало до самых небес. Соленый ветер шептал о гибели, волны вырывали обшивку, а человек сражался. Так надо, иначе не выжить. Забывая о девятом вале, Сварт продолжал отражать удары меча и высматривать удобный момент для сокрушительной атаки.

И вместе с обрушением волны сразил врага, подкосив ударом сабель ноги, почти перерубив кости. Море громко ухнуло, и возглас противника потонул в реве бури.

Сумеречный Эльф упал навзничь, истекая кровью. Сварт торжествовал: он оказался быстрее, искуснее, стремительнее, лучше. В тот миг корабль едва не накрыла волна, но удалось пройти. Буря успокаивалась. На горизонте метавшихся туч уже просматривался просвет, сквозь который ртутью блестел грозный полумесяц.

– Что скажешь, а, тварь? – торжествующе ухмыльнулся Сварт.

Поверженный враг выронил меч, к его горлу придвинулись лезвия сабель. Капитан алчно ухмылялся, намереваясь добить, вспороть мышцы шеи и упоенно слушать, как задыхается противник.

Сумеречный Эльф, затряс перед собой руками, косясь на клинки, торопливо убеждая:

– Стой, стой! Стой! Я знаю, где сокровище! Величайшее сокровище! И это не тайники джиннов! Кое-что получше!

– Говори! – Сварт плотнее придвинул лезвия к шее поверженного врага. Но с лица медленно сползала ухмылка безумца, стекала застывшая маска улыбки, от уже которой болели скулы.

– Ну, ты же меня убьешь! – вновь строил из себя дурачка Сумеречный Эльф.

– А почему ты так уверен, что мне нужно это сокровище? – спросил Сварт, придвигая лезвия так близко к шее врага, что выступала кровь: – Ты думаешь, я доверюсь твоим координатам?

И Сварт, вновь ухмыляясь, проткнул мечом горло Сумеречного Эльфа, ни на миг не поверив сказке о сокровищах. Захрустели кости, распадались лоскутками покровы бледной кожи, когда сталь врезалась в плоть. Сварт был готов освежевать врага.

Сумеречный Эльф давился, делал вид, что умоляет о пощаде или посылает проклятья, а потом вдруг встрепенулся и рассмеялся, разводя руками и дрыгая ногами:

– Эх… Вот так незадача! Я бессмертный. И вообще, где гарантия, что твой враг не твое больное воображение?

И тогда Сварту впервые стало по-настоящему страшно. Теперь-то он совершенно ничего не понимал, с подозрением глядя на свои верные лезвия, а потом на руки. Он сошел с ума? Или способность «дара асуров» затуманила его разум?

А Сумеречный Эльф таращился на него с нескрываемой веселостью. И взгляд карих глаз ужасал сквозящей в них бездной, будто разверзлись темные недра океана и выплеснулись на палубу затерянного корабля. Будто сам Великий Змей, оплетающий мир, вынырнул и принял человеческий облик.

Сумеречный Эльф лежал на спине с выставленными перед собой руками, гадко посмеивался и продолжал свой ненормальный речитатив:

– Люди опадают незаметно, как росинки с лепестков цветов. Истекаешь жизнью беспросветно, ведь творенья замысел таков. Как росинка жизнь, как росинка смерть. Просто ль ты мечтаешь догореть?

Сварт застыл с перекошенным лицом, опуская сабли, не зная, какую из масок теперь выбирать – маньяка или хладнокровного расчетливого комбинатора.

– Да кто ты такой?!

– Берегись! – крикнул хранитель зимы, подлетая к хранителю лета. Он успел оттолкнуть молодого дракона за миг до падения гигантской ветки.

Она пронеслась вниз и опасно повисла в сплетении лиан. Когда ломались ветви Дерева, мир ждал бедствия. На этот раз кто-то словно взорвал изнутри часть оси мироздания.

– Это сделали асуры! – воскликнул пораженный хранитель лета.

– Ты в порядке? – спросил древний дракон. В тот миг он думал в первую очередь о молодом товарище.

– Да, о, мастер Вейяча, – почтительно ответил хранитель лета, взмахивая четырьмя прозрачными крыльями с яркими узорами.

Его мягкая красная шерсть и венок цветов на голове светились самой жизнью, как и полагается лету. Но на этот раз синие глаза хранителя лета метали молнии, из ноздрей вырывалось пламя.

Ветви Большого Дерева прорезал скрежет, сыпалась белая кора. Ветер беспощадно трепал листву и свитки, которые едва удерживались на стеллажах. Все рушилось. Прекрасная гармония сменялась тревогой, драконы один за другим просыпались. На верхние ветви поднимались и верные помощники хранителей – феи.

Золотые латы стражей сверкали, стрекотали крылья. Эти создания внешне почти не отличались от людей, но они крепче всех срослись с энергией Дерева и понимали его не хуже драконов. Поэтому феи издавна помогали хранителям, но обитали на среднем ярусе Дерева, на более низких ветвях. Теперь сигнал тревоги, разнесшийся от верхушки до корней, призвал их на высшие уровни, куда обычно не пускали никого, кроме хранителей.