"Вот ведь какая незадача", — думал Столетов, слушая Василия.
— А не заглянуть ли тебе все-таки в Покровку? — оторвал его брат от невеселых мыслей. — Повидал бы Евгения Владимировича?
— Боюсь, что это будет неудобно.
— Ну, как знаешь, — понимающе кивнул Василий.
Остаток вечера они, как бывало в юности, просидели за шахматной доской…
23
Милютин не забыл о своем обещании, данном Сабурову. В середине сентября Зиновии Павлович был вызван в Петербург, где состоялось свидание, определившее его дальнейшую судьбу.
Свидание проходило в трехэтажном особняке на Мойке, с виду ничем не примечательном, но человек, встретившийся с Сабуровым, был примечателен во всех отношениях.
Им оказался седовласый господин лет пятидесяти, одетый строго и со вкусом, сухощавый, с несколько вялыми, нарочито замедленными движениями, умными серыми тазами и располагающей мягкой улыбкой. Назвался он Игорем Ксенофонтовичем, без фамилии, но Сабуров понял, что имя это вымышленное.
Ненавязчиво и с тактом Игорь Ксенофонтович поинтересовался некоторыми деталями биографии Сабурова, и то, как он поддакивал и кивал головой, свидетельствовало о его хорошей осведомленности и уже достаточно четко сложившемся представлении о собеседнике, а вопросы эти были необходимы лишь для того, чтобы разговорить Зиновия Павловича и еще раз убедиться в том, что он именно тот человек, который был ему необходим для предстоящего дела.
— Я надеюсь, вам не нужно объяснять ту очевидную истину, что разведка играет в наши дни далеко не последнюю роль, — сказал Игорь Ксенофонтович, когда с расспросами было покончено и предстояло приступить к главному. — Вы достаточно хорошо убедились в этом на собственном горьком опыте, не так ли?
Зиновий Павлович сдержанно кивнул.
— Начиная с библейских времен и по сегодняшний день знание истинных намерений противника всегда входило в арсенал политиков, стратегов и жандармского сыска, — продолжал с улыбкой Игорь Ксенофонтович. — Забвение этой очевидной истины некоторым стоило серьезного поражения и даже самой жизни. Лишь случайность помогла Александру Македонскому выиграть битву при Гидаспе — он не знал о применении персами боевых слонов. Поэтому неспроста Ганнибал даже сам надевал на голову парик и, прицепив фальшивую бороду, проникал в расположение римских войск, чтобы иметь исчерпывающее представление об их численности и вооружении. В то же время и сами римские императоры создавали широко разветвленную сеть агентов, что позволяло им знать не только то, что происходит во вражеском стане, но и у себя дома. Чингисхан, Борджиа, Баязет, Елизавета Английская, испанский король Филипп и кардинал Ришелье с охотой пользовались услугами разведчиков. Я уж не говорю о Наполеоне, нынешних англичанах и Бисмарке, которые буквально наводнили Европу и Азию своими агентами. Мне бы доставило удовольствие рассказать вам множество занимательных и трагических историй, но буду краток и перейду к предприятию, ради которого вы и приглашены в Петербург… Скажите откровенно, вас не смущает некоторая щепетильность предстоящего дела?
— Ничуть, — с готовностью ответил Сабуров. — Напротив того, я даже предполагал, что разговор пойдет как раз об этом предмете.
— Объяснитесь, пожалуйста.
— Извольте. В беседе с Дмитрием Алексеевичем я подчеркнул свое знание восточных языков и мусульманских обычаев.
— И что же?
— Естественно было ожидать, что именно это привлечет внимание военного министра.
— Вы правы, — кивнул Игорь Ксенофонтович. — Следует ли мне понимать ваше заявление как безусловное согласие работать в контакте с нашей службой?
— И только так, — твердо сказал Сабуров.
— В таком случае позвольте приступить к делу.
И Игорь Ксенофонтович изложил суть предстоящего задания.
— До Кишинева вы поедете не один, — пояснил он. — С вами отправятся еще двое: один из них болгарин, совершенно надежный человек; другой — русский офицер, сын известного, очевидно, вам генерала Зарубина…
Сабуров не смог скрыть удивления.
— Да-да, — улыбнулся Игорь Ксенофонтович, — его мы тоже только что отозвали из Белграда, где он выполнял аналогичное задание и, таким образом, уже обладает некоторым опытом…
Игорь Ксенофонтович позвонил в колокольчик, в двери появился господин с невозмутимым лицом и военной выправкой.
— Зовите, — сказал хозяин квартиры; господин поклонился и исчез за дверью. Вошедшие вслед за этим молодые люди были Всеволод Ильич Зарубин и Димитр Лечев.
— Располагайтесь, господа, — предложил Игорь Ксенофонтович после того, как они, назвав себя, пожали друг другу руки, и сам сел поближе к камину.
Выдержав некоторую паузу, он продолжал:
— Полагаю, господа, что ваши отношения будут строиться на полном взаимном доверии и в соответствии с нашими инструкциями. Вам предстоит проникнуть в турецкий стан и завести знакомства среди офицеров и гражданских лиц, некоторые из них являются подданными ее величества королевы английской.
Он говорил еще долго и очень подробно.
Беседа продлилась около часа. Затем Игорь Ксенофонтович сделал распоряжения, касающиеся перехода границы, назвал адреса в Кишиневе, Бухаресте и Константинополе, проводил своих посетителей, теперь уже поступивших в полное его распоряжение, до двери и распрощался с ними.
На улице шел обычный петербургский осенний дождь, даль проспектов тонула в белесой полумгле, прохожих было мало, и ссутулившиеся извозчики подремывали, изнывая от безделья и тоски. Поэтому неожиданное появление трех мужчин вызвало их живейшее любопытство. Однако, несмотря на слышавшиеся со всех сторон призывные оклики, обещавшие им все удобства и приятности, мужчины отправились пешком, чтобы не торопясь обговорить свое нынешнее несколько необычное положение и скоротать остаток вечера в ресторане Бореля на Большой Морской, где Зарубин был завсегдатаем и где его знал в лицо не только метрдотель, но и каждый официант. На сборы и на прощание с близкими им была дана неделя, а как сложится их судьба в дальнейшем, никто из них не мог предполагать, хотя каждый надеялся на благополучный исход и на счастливое возвращение.
Когда они появились в ресторане, там уже было много народа, в основном аристократы, люди весьма благовоспитанные, хотя и несколько разгоряченные вином. Зарубина сразу узнали, многие издалека здоровались с ним, дамы с любопытством разглядывали элегантного офицера, только что вернувшегося из Сербии.
Метрдотель, полноватый мужчина в безупречно сшитом фраке с белой манишкой, приветствовал Всеволода Ильича широкой улыбкой, какой встречают только старинных и очень хороших знакомых.
— А, — сказал Зарубин, небрежно дотрагиваясь до его плеча, — сколько лет, сколько зим!
— Давненько не изволили заглядывать, — отвечал метрдотель. — Загорели, а выглядите прекрасно-с.
— Что поделать, горный воздух, — несколько рисуясь, сказал Зарубин. Произнесено это было достаточно громко, чтобы его услышали за ближайшим столиком, и не без умысла: еще входя в ресторан и окидывая рассеянным взглядом, а на самом деле очень внимательно, заполненный завсегдатаями зал, он сразу же заметил молодую княжну Марию Бек-Назарову, с которой у него когда-то намечался, но так и не состоялся серьезный роман. Они повздорили из-за какого-то пустяка. Мария вспыхнула и отказала ему от дома. Вскоре в кругу ее знакомых появился некий легкомысленный гусар. Зарубин писал ей оставшиеся без ответа сумбурные письма, преследовал ее, наконец увлекся драматической актрисой, уехал с ней в Москву, кутил в Яру, мотался со своим полком по городам и весям, а затем неожиданно для всех отправился с добровольцами в Сербию. Поручик, мимолетный петербургский знакомый, встретил его вскоре в Белграде и рассказал, что Бек-Назарова прогнала от себя гусара и, как он слышал, тяжело переживает разрыв с Зарубиным. "Знаешь, по-моему, она в тебя влюблена без памяти", — сказал знакомый.
Увидев Бек-Назарову в ресторане, Всеволод Ильич понял, что прошлое не забыто. Но за столиком рядом с Марией сидел пожилой господин с пышными бакенбардами, по лицу которого совсем не трудно было догадаться о его намерениях. У Зарубина зарябило в глазах от ревности.