И все-таки, что ни говорите, далеко же загнали этот «грузинский» базар. К черту на кулички. Вот раньше был базар так базар — ну прямо, можно сказать, персональный для нашего микрорайона. А нынче из-за одной несчастной сетки картофеля тратишь полдня. Шутка ли одолеть такую марафонскую дистанцию в мои-то годы? Уф!..
ГОРОДСКИЕ ГОСТИНЦЫ
Наконец-то Бурхан дождался очередного отпуска. Куда ему ехать — дело давно решенное. В деревню! К маме! Иначе он не может поступить: ее письма всколыхнули в сердце Бурхана целую бурю сыновних чувств. Нет, никакие черноморские пляжи не в силах изменить теперь его маршрут. Ехать, ехать!
В предвкушении скорого отъезда и свидания с матерью Бурхан собрал друзей, чтобы отметить это событие. Друзья остались довольны.
На следующее утро, то и дело хватаясь руками за гудящую с похмелья голову, Бурхан принялся собирать вещи. Случайно он взглянул на часы и чуть не вскрикнул. До отхода поезда осталось совсем мало времени, а ведь он еще не купил матери гостинцев! Без них никак нельзя, но ведь уже ни за что не успеть…
Бурхан махнул рукой: «Куплю в районном центре, там тоже не в лесу живут — магазины-то есть». От этой мысли на душе у отпускника потеплело.
…За вагонным окном стремительно уносятся назад знакомые станции. Уже и до районного центра рукой подать. Как сойдет Бур-хан с поезда, прямо направит свои стопы в магазин. И рельсы, словно одобряя его намерение, дружно выстукивают: «так-так, так-так». Вот он набивает чемодан покупками: первым делом берет матери пару отрезов на платье, затем сладости и разного рода нужные в хозяйстве вещи. Все предусмотрел заботливый сын. А люди, толпящиеся возле прилавка, с удивлением спрашивают: «Для кого покупаете столько добра?» Бурхан степенно отвечает: «Для матери». Все лица тотчас же озаряются светом. «Вот настоящий сын, как он уважает и любит свою маму», — слышит Бурхан слова. «А это еще кому»? — спрашивают снова. «Это соседям и их малышам». Голос его ровный, спокойный — ни нотки хвастовства. «Так-так, так-так», — одобрительно качают головами окружившие его люди.
А вот уже, широко открыв ворота, Бурхан входит в родной двор. В дверях дома стоит мать, лицо ее в кружеве морщин. Приставив ладонь ко лбу, она вглядывается в пришельца и вдруг вскрикивает: «Сын мой, Бурхан! Приехал-таки! Большое тебе спасибо, сынок!»
Бурхан щедрой рукой раздает гостинцы. Мать, конечно, очень рада, но все же говорит: «Куда столько? Зачем было тратиться?» «Для тебя, мама, ничего не жалко», — замечает Бурхан и принимается одаривать окруживших его соседских мальчишек. Те дружным хором повторяют: «Спа-си-бо!»
…Пронзительный гудок паровоза заставил Бурхана открыть глаза. Вздремнул… А поезд уже подходит к районному центру.
На вокзале кто-то дернул Бурхана за рукав:
— Бурхан, ты ли это?
Обернулся — и кто бы вы думали? Шигап! Тот самый, с которым они когда-то вместе служили в армии!
— Пропал ты где-то, исчез совсем, — стал выговаривать Шигап. — Как начал работать в городе, так ни слуху о тебе, ни духу. Зазнался, парень, что ли?
— Какое там зазнайство! Ничего похожего! Да ты не спеши корить. Лучше пойдем к тебе, пропустим по стопочке: что-то голова пошаливает.
— По стопочке? Такая встреча, что и по стакашку не помешает!
Когда друзья вышли после застолья на улицу, над ней уже опускались сумерки.
— Гостинцы бы надо купить, — подал голос Бурхан.
— Что ж, пошли, — поддержал Шигап.
Увы, двери магазина украшал огромный, с тюбетейку, замок.
— Ладно уж, в соседней деревне купишь. Там тебе запросто откроют магазин. Ночь ли, полночь ли — обязательно откроют, — заверил Шигап, подсаживая друга на попутную машину.
Соседняя деревня встретила Бурхана, основательно завернувшись в полог ночи. Немало пришлось поплутать, прежде чем удалось обнаружить магазин. Бурхан с трудом нашарил двери магазина и уже начал ощупывать увесистый замок, как в глаза ему ударил сноп лучей карманного фонарика.
— Постой-ка, постой, а ведь ты, кажется, сын Васбиямал, что запропал в большом городе? Что тут делаешь?
— Да, это я, Гизулла бабай[4].— Бурхан узнал старика. — Еду домой, гостинцев вот купить хочу…
— Какие теперь гостинцы! Давай-ка лучше в честь твоего приезда малость того… — С этими словами старый Гизулла вытащил из-за пазухи головку лука и начатую поллитровку.
Остаток пути Бурхан прошел, распевая во все горло, и песни его разносились по пустынным равнинам, тонувшим в ночной мгле.
…Наутро он проснулся в родном доме на мягкой перине. Из соседней комнаты доносились голоса соседских детей. Прислушался. Говорила мать:
— Вот берите, детки, горячие блины, кушайте, не стесняйтесь! Это для вас мой сынок привез городские гостинцы. Ешьте в свое удовольствие да благодарите Бурха агая, дай ему бог здоровья!
— Так и привез он из города горячие блины, тетушка?
— Да, так прямо горяченькие и привез, милые мои. А уж спешил-то как, чтобы они не остыли!..
Бурхан быстро оделся, выпрыгнул в окно и, пылая от стыда, побежал к деревенскому магазину за городскими гостинцами…
ПЕРВАЯ КОРРЕСПОНДЕНЦИЯ
С раннего утра жду доставки газет. Который раз обежал все ближайшие киоски, а газет все нет и нет. Киоскерши стали уже чуть ли не за версту узнавать меня и хотя встречают сочувственно («Потерпите еще не получили!»), но все равно повергают меня в уныние.
Струны терпения на домбре моей надежды натянуты так, что вот-вот со звоном лопнут…
Совершаю новый обход точек «Союзпечати», но уже стараюсь не глядеть на киоскерш даже украдкой… И вдруг в затылок мне — пронзительный девичий голос:
— Получили! Получили!
Не помню, как газета оказалась у меня в руках. Этот самый, долгожданный номер! В нос ударило ароматнейшей типографской краской. Лихорадочно разворачиваю газету. Да! Вот она! Моя первая собственноручная корреспонденция! Как великолепно она смотрится на газетной полосе! А внизу моя родная фамилия! Набрана волнующе жирным шрифтом!
Я присел на скамейку в сквере и вцепился жадными глазами в газетные строчки. Кажется, весь окружающий мир в ту минуту притих и почтительно отодвинулся куда-то в сторонку, чтобы не мешать моему торжеству.
Вдруг кто-то легонько подтолкнул меня в бок. Рядом сидел мужчина неопределенного возраста в помятой шляпе и несвежей рубашке. Не раз я видывал этого дядьку, когда он толковал о чем-то с журналистами.
— Что читаешь? — спросил он.
— Да вот корреспонденцию мою напечатали, — небрежно ответил я, с трудом подавляя рвущуюся наружу гордость.
— Это у тебя первый материал?
— Первый, но…
— Давненько я слежу за тобой, парень. Прямо на глазах идешь в гору. Молодчина! Ну, а гонорар когда получишь?
— Гонорар? А это что такое? — проговорил я, краснея за свою неосведомленность.
— Это, кустым[5], если хочешь знать, плата за твой труд. Деньги, значит. Идем, помогу тебе получить.
Когда мы вышли из бухгалтерии, мой покровитель хлопнул меня по плечу.
— Этот исторический факт следует обмыть. Иначе не знать тебе успеха и славы!
— Да я ведь, можно сказать, совсем не употребляю.
— Ничего не попишешь! Закон есть закон!.. Кстати, ты женат?
— Да, недавно поженились.
— Грамотная?
— Институт окончила.
— А как насчет газет и журналов? Почитывает?
— Еще бы! Без ужина может обойтись, а без периодической печати — никак.
