Словом, и тут все кончилось, казалось бы, хорошо.
Во всяком случае, не хуже, чем у тех двух приятелей, которые решили отметить встречу в ресторане «Приречье».
Сначала они, как полагается, нанесли визит в гардеробную.
— Примите вот, пожалуйста, две куртки.
— Не примем.
— Но поче…
— Вы без головных уборов.
— Ну и…
— Будете потом шапки с нас требовать. В суд, глядишь, подадите.
— Вот Это идея! Да нам такое никогда и в голову бы не пришло!
— Зна-аем мы вас! Простачками го не прики-идывайтесь!
После бурной дискуссии, с привлечением лучших полемистов из ресторанной администрации, стороны пришли к соглашению, каковое было отражено в следующем официальном документе:
«Расписка
Мы, двое под № 140,— без головных уборов.
Сдали две куртки в ресторан «Приречье» (дата, подписи)»
Охотно верим этим приятелям, что процедура утверждения означенного манускрипта, а также оглашение заключительного коммюнике («Так-то оно будет без обману») не были самыми веселыми в их жизни. Допускаем даже, что и салат после этого заметно потускнел, и шашлык дымился уже не слишком ароматно, и крепкий напиток показался как бы прокисшим, чего с ним никогда не бывает. Тем не менее на трапезу свою приятели не жалуются, и, стало быть, в конечном счете все опять-таки завершилось удовлетворительно. Не говоря уже о внедрении ценной поправки в известную аксиому, которая должна теперь гласить, что не только театр, но и ресторан начинается с вешалки.
Да, в общем и целом все кончилось неплохо. Баянист С. остался при своем задушевном баяне, мальчуган Фасников был аккуратно подстрижен под бокс, приятели отужинали в ресторане «Приречье».
И может быть, не стоит очень уж въедливо копаться во всех этих мелких и преходящих эксцессиках повседневного быта? Тем более, что имеется испытанный веками болеутоляющий пластырь в виде упомянутой расхожей мудрости («все хорошо…»). И тем более, что упомянутые жертвы мелких эксцессиков — сплошь люди мягкие, отходчивые и незлопамятные.
Да, они незлопамятны, но именно это обстоятельство возводит приземленно-обиходную, суматошно-житейскую тему бытовых неурядиц в высокий план общественной морали.
Хваткий мещанин, вскормленный в чащобах «частной инициативы», не отступится от того, чтобы выцарапать неустойку за причиненный ему ущерб. Он не уснет спокойно, пока не выгрызет свой кровный доллар, на который покусилась какая-нибудь расторопная фирма, предлагающая липовые услуги. Однако на этом вся его пламенная «деловая активность» тотчас угасает. Оно и понятно: с его точки зрения, все хорошо, что хорошо кончается дня него лично. Ему плевать, что завтра в его положении окажется другой столь же ловко околпаченный мещанин. Скорее наоборот — это будет неплохим поводом к ехидненькому послеобеденному злорадству.
А вот мягким, отходчивым, незлопамятным нашим клиентам, посетителям и пассажирам, которые претерпели неудобства, убытки и обиды у билетной кассы, рядом с креслом парикмахера, в ресторанном гардеробе, — им этакое «великодушие» не с руки. Ибо они не хотят, чтобы то, что сегодня «хорошо кончилось» для них самих, завтра довелось испытать и другим — их соседям, сослуживцам, согражданам, соотечественникам.
Поэтому жертвы непотребного обслуживания требуют наведения порядка и принимают лично им адресованные объяснения, извинения и заверения, в сущности, не ради себя, а ради тебя, меня, нас.
Быть может, тот факт, что новые, братские человеческие отношения выявляются даже в такой совсем неромантической сфере, как повседневный быт с его неустроенностями, нелепостями, прорехами, будет когда-нибудь достойно отмечен нашими социологами. Если же вернуться к руководителям службы быта, то им вряд ли следует искать а этом повод для самодовольства.
Шейте сами!
Я попросил показать мне зимнее пальто. Вон то, четвертое слева.
Продавец мрачно сорвал пальто с плечиков и гневно метнул его через прилавок.
Извинившись за то, что отнимаю у продавца драгоценное время, я попытался примерить пальто. Оно было неладно скроено, но крепко сшито. Широкие полы ниспадали к моим ботинкам, воротник из настоящей искусственной цигейки едва не закрывал уши, а десятка полтора пуговиц, торчавших там и сям, приятно порадовали бы глаз пожарного немеркнущим блеском.
Не успел я еще раз извиниться за доставленное беспокойство, как пальто оказалось в руках другого покупателя — молодого парня в лыжном костюме. Он не примеривал. Он только пощекотал пушистый начес, поинтересовался подкладкой, выбил чек и, беспечно насвистывая, удалился с этой нелепой обновкой.
По счастливой случайности как раз в эти дни в городе гостила полномочная комиссия министерства торговли. Я слышал, что комиссия поработала усердно. Она посетила магазины и фабрики, базы и склады, торги и фирмы. Я подумал, что комиссия могла бы пролить свет на странное поведение моего незнакомца, и, кажется, не ошибся.
— Тут диалектика, — разъяснил мне председатель комиссии. — У фабрик — план, темпы, обязательства. А у покупателя — капризы моды. Фабрикам нравятся фасоны привычные и отработанные, а покупателю — свежие и оригинальные. Получается, стало быть, противоречие. Вот покупатель это противоречие и разрешает: покупает готовое платье и тут же несет его в ателье на предмет модной перекройки. Печально, но факт…
Комиссия уже закончила работу. На прощанье она устроила конференцию.
Капитаны торговли и промышленности заполнили большой зал. Любо-дорого было видеть столь представительное собрание деловых людей, которые, без сомнения, могли уладить любые пограничные конфликты, возникающие на рубеже между спросом и предложением. Так мне, по крайней мере, казалось, может быть, потому, что я сидел в углу; человек, сидящий в углу, как правило, склонен к мышлению восторженному и благоговейному…
Когда председатель комиссии закончил свой доклад, разразились прения.
Вы, наверное, думаете, что на торговой ниве самым оживленным полем брани является магазинный прилавок. Я тоже так думал. Эта иллюзия разлетелась в прах под градом взаимных обвинений, которые обрушили друг на друга Торговля и Промышленность.
Т. У нас склады ломятся от неходовых товаров.
П. Не горячитесь, у нас еще больше ломятся.
Т. Вы не изготовляете то, что мы вам заказываем.
П. А вы не заказываете нам то, что мы изготовляем.
Т. Вы поставляете нам брак: брюки вкривь, пиджаки вкось, пальто шиворот-навыворот.
П. Во-первых, это не брак, а мелкие дефекты. Во-вторых, мы вам за это исправно платим штрафы. А в-третьих, вы сами так обращаетесь с добротной одеждой, что она становится браком.
Т. Вы не следите за модой.
П. А вы не следите за покупательским спросом.
Т. А вы с нами связь не держите.
П. А вы с нами.
Т. А вы консерваторы.
П. А вы бюрократы.
Т. А мы на вас жаловаться будем.
П. А мы — на вас.
Так диспут и кипел часа три без перекура да продолжался бы, видимо, и сегодня, если бы не был прерван председателем собрания. Отметив, что обе стороны по-своему правы, он призвал их к дружбе и согласию.
Не знаю, как будет дальше с дружбой и согласием, но что обе стороны правы — это точно.
Верно, что от неходовых швейных изделий ломятся не только торговые, но и фабричные склады. А что поделаешь, если этих «сверхнормативных остатков» поднакопилось на многие миллионы рублей?
Правда, что швейники не балуют торговлю скрупулезным выполнением ее заказов. Однако и то правда, что торговля не балует швейников разумными заказами. Может заказать тысячную партию каких-нибудь бросовых ископаемых одежек. А желанных современных моделей может и вовсе не заказать: пусть, мол, фабрики их на свой риск выпустят, а мы посидим и посмотрим, что из этого воспоследует.