Грошиков рвал и метал. Рвал подметки, обивая пороги всевозможных инстанций, и метал испепеляющие молнии, которые, увы, ничуть не испепеляли Булкина.
Не находя поддержки нигде в инстанциях; Грошиков искал сочувствия у случайных прохожих, у совершенно незнакомых людей.
Он без конца повторял всем встречным злополучную частушку и тут же, на улице, в трамвае, в автобусе, приводил все новые аргументы своей незыблемой правоты.
Работа над диссертацией, сулившая Грошикову кандидатскую степень и блестящую карьеру ученого, была заброшена. С любимой девушкой он рассорился. Не желая ее огорчать, он скрыл от нее конфликт с Булкиным, но та интуитивно почувствовала, что с Грошиковым творится что-то неладное.
— Что с вами, Леша? — Она от всей души пожалела его. — Вы очень осунулись, опустились, не бреетесь, совсем захирели… Вы как заплесневелый шоколад…
Одного только слова «шоколад» оказалось достаточно, чтобы привести Грошикова в шоковое состояние.
— Ах, и ты, Брут! — горестно воскликнул Грошиков, его левая бровь взметнулась выше нормального. Не попрощавшись, он выбежал на улицу.
Любимая девушка, имевшая довольно смутное представление об истории Древнего Рима, никак не могла понять, почему Леша назвал ее, Берту, Брутом и почему так бурно реагировал на ее столь невинное замечание.
Вконец обескураженный, никого не замечая, Грошиков возвращался домой. И вдруг оцепенел: впереди него какие-то подростки распевали знакомую частушку, распевали лихо, задорно, хотя ее сокровенный смысл едва ли был им понятен.
Жизнь его — не шоколад,
А сплошной кромешный ад:
Чтобы верность доказать
И к начальству быть поближе,
Лижет спину, лижет ниже —
Дальше некуда лизать…
Вот она, мина замедленного действия! Пакостные мальчишки! Грошиков остановил их и грозно прикрикнул:
— Чего распелись? Что за безобразие!
Мальчишки врассыпную. Грошиков погнался за ними. Ему не терпелось отодрать их за уши: не удалось наказать автора, так пускай хотя бы исполнителей коснется карающая десница. Но мальчишек и след простыл…
Грошиков возвращался домой, сжимая кулаки в бессильной злобе. Левая бровь взобралась высоко на лоб. Он шел, погруженный в тяжелые думы: кто это злонамеренно распространяет в народе частушку, кто расставляет на каждом шагу эту мину замедленного действия?
И ответа не находил…
ЗОЛОТЫЕ МОЛОДОЖЕНЫ
Заметили, какая нынче мода пошла? Молодожены, едва ихнему стажу сравняется пять лет, уже торопятся справить золотую свадьбу. Год семейной жизни засчитывают себе за десять. И, знаете, их можно понять. Если, не про вас будь сказано, муженек попадется особо вредный или женушка такая, прости господи, сварливая, с приветиком, вроде той, что из сказки про Золотую Рыбку. Тут и года не выдержишь, запросишь у Рыбки убежища на самом дне морском.
Матери-Героини у нас есть, Герои Труда — тоже, а вот женам и мужьям Героя не дают. За что, спросите, давать? Хотя бы за взаимное уважение или за выносливость и долготерпение. А почему, спросите? Ясно почему: на каких весах взвесишь этот самый героизм? К примеру, взять мою семью…
Мы с Марусей прожили полвека, всякое у нас бывало — и грех мне на нее жаловаться. По всем показателям — старуха отличного качества. Один у нее неисправимый дефект: до смерти любит во всем перечить. Ни за что не предугадаешь, какой фортель выкинет через минуту, чем тебя подкосит. Словом, крепкий мне попался орешек!
И вот однажды подошел срок нашей золотой свадьбы. Не скоростной, не пятилетний, а настоящий — полувековой. Мне бы с учетом Марусиного характера проголосовать против этого юбилейного события, она бы тогда встала на дыбки и назло мне потребовала бы свадьбу. Я же оплошал и сказал без хитростей:
— Справим, Марусенька, золотую…
Старуха как вскинется, закипит-зашипит, словно чайник на плите:
— Ты что, полагаешь, я у мамы дурочка? Мною, думаешь, можно вертеть, как угодно? Не выйдет номер! Ты, я знаю, нарочно, предлагаешь устроить золотую, а на уме имеешь другое: ждешь, что я заартачусь, откажусь. Нет, я тебе не доставлю такого удовольствия. Я бы сказала: «Да!» — но опять же — чему радоваться? Пятьдесят лет как один день тиранишь меня, изводишь. Для тебя, может, оно и праздник, а для меня?
— Да я, Марусенька, с чистой душой… Люди уже знают, неудобно…
— Неудобно штаны на голову надевать…
Вечером пришли дети, внуки. Семейство у нас, слава богу, большое, ветвистое. Спасибо детям, поддержали… Меня? Конечно, Марусю! Они-то знали к ней подход. Битый час убеждали ее, золотая свадьба, мол, сплошной пережиток прошлого и вообще в смысле финансов — одно излишество. Маруся, как я и ожидал, обрушила на них беглый пулеметный огонь:
— Раз в пятьдесят лет я могу себе позволить излишество… А пережитков у меня и без того много, одним больше, одним меньше…
Старший сын, дважды доктор — по медицинской линии и па научной, еле заглушил пулемет:
— Ладно, мать, пусть будет по-вашему!..
Пока дети составляли список гостей и обсуждали распорядок мероприятия золотой свадьбы, старуха повела атаку с другого фланга:
— Меня из списков приглашенных вычеркните! Без меня обойдется!
— Тогда и без меня! — заявил я. — Заочная свадьба — в отсутствии жениха и невесты! Ни у кого еще такого не было!..
— Свадьба без невесты — это все равно, что скрипка без смычка, — заметила внучка — студентка консерватории.
— Жених и невеста — это ассортиментный минимум любой свадьбы, — добавил сын — директор универмага.
— Не по закону! — вынесла приговор дочка-судья.
Старуха еще пуще разъярилась:
— Нашла чем пугать! Законом? Мы всю жизнь прожили в обход закона. Да знаете ли вы, что мы с отцом вашим как есть невенчанные! Уж коли на то пошло, и вы, получается, незаконные…
И верно, мы с Марусей не отмечались ни у попа, ни в сельсовете.
Сошлись, как говорится, под честное слово. И ничего, как видите, полвека отмахали…
— Да ты, мать, зазря волнуешься! Оформить в загсе? Только и делов? — распетушился я. — Завтра же, раз плюнуть, все обзаконю…
И верно, спозаранку отправился в загс. Заведующий — молодой, хотя при бороде, для виду, должно быть, и для солидности — принял меня сочувственно:
— Что у, вас, дедушка?.
— Беда, — говорю, — у меня…
— Направо по. коридору, в пятую комнату!
Я туда. А там тётенька, крупнокалиберная по части масштабов, первым делом потребовала справку от врача.
— Какая справка? Я еще ого-го, при полном здоровье, и жена…
— Справка на покойника…
— На какого покойника? — побелел я белее снега. — Я жениться…
— Тогда вам в третью комнату!
Высидел я в третьей комнате огромный хвост.
— Пришел, — говорю, — исправить ошибку молодости…
— Зарегистрировать новорожденного? Во вторую комнату, рядом!
— Помилуй бог! Куда в мои годы новорожденные? Мне брак оформить… — и рассказал все как есть.
— Ну что ж, в таком случае оставьте заявление! Две подписи — жениха и невесты. Придете через месяц!
— А пораньше?
Брачный заведующий, не сходя с места, развернул среди меня разъяснительную работу:
— Это вам что, в «Гастрономе» стол заказов?! Жениться не воды напиться. Для того и даден месячный срок, чтобы брачные стороны успели как следует взвесить, учесть, обдумать…
— Да мы за пятьдесят лет все уже обдумали, вступаем в брак, можно сказать, окончательно и бесповоротно!
А заведующий браками ни в какую:
— Идите в исполком! Только он в силах порушить инструкцию…
