Идея Дарвина о «борьбе за существование» во второй половине прошлого века овладела умами биологов. Ее стали распространять без оглядки на весь живой мир, и на человеческое общество в том числе.
Фридрих Энгельс предупреждал от такого чрезмерного энтузиазма. «Все Дарвиново учение о борьбе за существование, — писал он, — является просто-напросто перенесением из общества в область живой природы Гоббсова учения о войне всех против всех и буржуазного экономического учения о конкуренции, а также мальтусовской теории народонаселения …Очень легко потом опять перенести эти учения из истории природы обратно в историю общества; и весьма наивно было бы утверждать, будто тем самым эти утверждения доказаны в качестве вечных естественных законов общества».
Многие дарвинисты все дальше отходили от глубоких и осторожных идей Дарвина. Они красочно описывали жестокость извечной борьбы за жизнь.
«Животный мир находится на том же уровне, что и борьба гладиаторов. Животных хорошо кормят и выпускают их на борьбу: в результате — лишь наиболее сильные, наиболее ловкие и наиболее хитрые выживают для того только, чтобы на следующий день тоже вступить в борьбу», — писал известный биолог Гексли. И продолжал, изображая существование древних людей:
«Наиболее слабые и глупые обречены на гибель, в то время как выживают наиболее хитрые и те, которых труднее пронять, те, которые лучше сумели приспособиться к обстоятельствам… Жизнь была постоянной всеобщей борьбой… война каждого против всех была нормальным состоянием».
И как-то забылись негромкие слова Дарвина: «Те общества, которые содержат наибольшее количество сочувствующих друг другу членов, будут наиболее процветать и оставлять по себе наибольшее количество потомства».
И как-то недосуг было обдумать: почему человек разумный появился и оформился именно в скоротечное время великих ледников, великих испытаний для множества видов животных и растений? Был ли древнейший предок наш самым сильным, самым хитрым и самым ловким из всех тогдашних обитателей Земли?
Войны и разрушения сопровождали движение цивилизации. Но были какие-то иные, более могучие силы, которые сохраняли человечество в самые трудные времена. Иначе бы цивилизации разрушились, подобно песчаным дюнам под ураганными ветрами. Недаром же сохраняют люди чувства взаимопомощи, любви, самопожертвования. Доброта, честность, признательность — это не случайные качества. Они имели отношение к выживанию людей и распространению их на планете…
Путь к познанию человека шел через познание животных. В середине прошлого века оформилась наука о человеческом обществе — социология. С этой же поры ученые стали пристально приглядываться к сообществам высших животных и насекомых. Выяснилось, что общественные животные процветают, господствуют на Земле.
Объединение, взаимосвязь, взаимная помощь — это как бы закон «всемирного тяготения» в живой природе. Подчиняясь закону тяготения, слипаются в космосе частицы, образуя туманности и планеты. Подчиняясь закону взаимосвязи, объединяются живые существа в сообщества.
Об этом в начале нашего века написал прекрасную книгу Петр Кропоткин. Он назвал ее «Взаимная помощь, как фактор эволюции». Он проследил развитие социальных связей от сообществ животных к первобытным людям и, наконец, до современного общества.
Кропоткин утверждал, что закон взаимопомощи более важен, чем закон борьбы за пищу, за существование. Тяжелые условия жизни сплачивают сообщества. Выживают преимущественно те виды, где господствует взаимопомощь.
«Не любовь и даже не симпатия, — писал Кропоткин, — побуждают стадо животных или лошадей образовать круг с целью защиты от нападения волков; вовсе не любовь заставляет волков соединяться в своры для охоты… Здесь выступает инстинкт общительности, который медленно развивается среди животных и людей в течение чрезвычайно долгого периода эволюции, с самых ранних ее стадий и который научил в равной степени животных и людей сознавать ту силу, которую они приобретают, практикуя взаимную помощь и поддержку, сознавая удовольствия, которые можно найти в общественной жизни».
«Человеческое общество, — продолжал Кропоткин, — основано на чувстве солидарности, взаимной зависимости людей». Сознательно или бессознательно каждый человек ощущает свою полную зависимость от окружающих, связь своего личного счастья со счастьем всех. Он ощущает ту силу взаимной поддержки и взаимной заботы, которая объединяет не только людей ныне живущих между собой, но и тех, кто был до нас, и тех, кто будет позже нас, — каждого бывшего, будущего и живущего человека в одно великое целое — человечество.
Кирпичи от воздушных замков
Если действительно в Европе и Северной Америке недавно были великие ледники, то люди их видели. А если люди видели такую необычайную вещь, то должны были бы задумываться и рассказывать своим детям о белых холодных горах, ползущих по равнине.
Некоторые ученые пробовали добыть полезные сведения о ледниковой эпохе, изучая древние легенды. Должно же человечество — свидетель оледенения — сохранить в своей памяти это событие!
Легенды живут веками, тысячелетиями. Бесследно тающие слова нередко бывают долговечнее, чем люди, утварь, жилища. Об этом хорошо написал Иван Бунин:
Молчат гробницы, мумии и кости,
Лишь слову жизнь дана.
Из тьмы веков на мировом погосте
Звучат лишь письмена.
Что говорят звучащие письмена об оледенениях?
Белые лапы ледника тянутся в долину (Исландия).
В Скандинавских горах, как считается, рождались и пропадали великие ледники. Не там ли начинались и легенды? В таком случае надо внимательно исследовать сборник древних скандинавских сказаний «Эдду».
В детстве обычно кажется, что современные мысли — самые мудрые, а книги — самые сложные. Мол, авторы их знают то, что было раньше, и потому придумывают нечто точное, верное и сложное. Стало быть, чем древнее, тем проще и глупее.
На деле иначе. «Эдду» постичь труднее, чем курс высшей математики.
Из Эливагара по каплям тек яд.
Он мерз, оплывая, и в Йотуна вырос.
И все мы отсюда пошли исполины,
Поэтому нрав наш суров.
Оказывается, Эливагар — олицетворение водной стихии. Уж не ледник ли великан Йотун? Или другое чудище, о котором сказано:
Обитает к востоку от Эливагара
Гимир, Йотун могучий у края небес.
В его владения пришли боги, среди которых был Тир и Торр.
Тир бабку увидел свою ненавистную:
Девять сотен голов исполинша имела.
Но другая хозяйка сияла золотом,
И браги гостям принесла светлобровая.
И Торр увидел, что с востока за Гимиром
К ним шло из пещер многоглавое племя.
А если это выползали на равнину ледники из бесчисленных горных ущелий? Сияющая голова доброй хозяйки — вечные снега, а брага — пенистая, ломящая зубы талая ледниковая вода. Может быть, великий ледник — это Гимир могучий, отец ледяных великанов?
Ох, не прост язык легенд! Возможно, они рассказывают совсем не о том. Возможно, исполины йотуны — это просто горы или острова, открытые древними скандинавами. Тогда боги — это те из людей, которые открыли новые земли… Или есть объяснение иное, вовсе не связанное с географией и геологией?
Определеннее высказался римский поэт Вергилий. Теплые ныне берега Дуная и Азовского моря, где прежде жили скифы, он описал так:
