— Я не понимаю, — едва слышно выговариваю я, чувствуя, как уже к моим глазам, из которых, как я думала, всё окончательно и бесповоротно выжато, снова подкатывают горячие слёзы.
— Ты тупая, что ли?! — едва не срывается с дивана дядя Витя. — Лёху, пахана его, загребли из-за твоего батона-недоумка, который решил вдруг перебежать дорогу прямо перед его машиной! Какого, тварь, хрена?! Там даже перехода не было! Нихрена там не было! Скк, гнида, тварь!!!
— Успокойся, Витя! — снова затыкает его Валентин.
— Какой успокойся?! У нас только-только всё срастаться начало, мы в долги влезли по самые помидоры! А кто теперь за это расплачиваться должен?!! Кто?!
Но тут я перебиваю их обоих:
— Так этого из-за вашего Лёхи погиб мой папа!!! — И, не знаю, откуда во мне берутся силы, с боем кидаюсь на Валентина. — Это вы нам мстите?! Вы — нам?!! Да я вас ненавижу, вашего проклятого Лёху ненавижу, будь он проклят!!! Будьте вы все прокляты!!! Чтоб вас всех самих завтра кто-нибудь переехал!!!
Но внезапно меня отбрасывают обратно в трюмо. Я ударяюсь затылком, но не перестаю биться в истерике и лупасить уже его, дядю Витю, всё-таки сорвавшегося с дивана и уже навалившегося сверху и снова щипающего меня за бёдра.
— Ваш отец… или… или кто он вам… он хотя бы жив… — задыхаясь, хриплю я. — А моего уже нет… и никогда больше не будет!!!
Я не чувствую боли и даже не понимаю, что Витя едва не стаскивает с меня джинсы, пока Валентин буквально не сдирает его.
— Я сказал, не трогать её! Ты что, Витя, тоже в СИЗо захотел?! Ты что творишь вообще, придурок!
— Надо проучить эту тварь!!! — беснуется дядя Витя, порываясь снова до меня добраться. — Надо заставить её раскаяться!
— Да она-то тут при чём?! — встав между нами, прикрывает меня Валентин.
— А ты чё, ты уже жалеешь её?! Ты чё, Валёк, обратку включил? Не ты ли клялся, что заставишь всю ихнюю семейку слезами умыться?! Что, охмурить Малую не вышло, а сам поплыл, что ли, так?
— Никуда я не поплыл!
— Поплыл, поплыл, повёлся на тёлку, так я и знал!.. — продолжает орать дядя Витя, захлёбываясь от ненависти и брызжа слюной.
В конечном счёте Валентин вновь его отшвыривает, сам грубо хватает меня за запястье и выволакивает в коридор, где почти насильно вдевает мои руки в рукава куртки и заставляет обуться. А уже спустя полминуты мы оказываемся в подъезде, а угрозы, пьяный смех и ругательства за дверью стихают лишь по мере нашего удаления.
Глава 37
*Она*
— Вы выслеживали нас?
— Не совсем. Витёк просто на завод устроился. Не специально, просто вакансия хорошая подвернулась, твоя мать сама его резюме нашла. Потом ему кто-то рассказал, тоже случайно, кстати, что она вдова, что муж её погиб при таких-то обстоятельствах. На суде тогда ни Витька, ни меня не было.
— Это ваша мама всё придумала?
— Что всё?.. Нет, скорее Алла, Витина подружка. Витёк очень сокрушался, что ему теперь одному придётся все долги отдавать. Вот она и предложила возместить их стоимостью вашего дома. Мама поддержала. Витёк тоже, ясное дело...
— Откуда они вообще узнали про дом?
— У Аллы в налоговой связи, она заранее всё знала.
Я смогла заговорить минут через двадцать. Когда Валентин уже успокоил мою истерику какой-то ошпарившей мне весь пищевод жидкостью. Стало намного спокойнее. Как-то параллельно даже. И тепло.
Мы стоим, прячась от выскребающей нас мокрыми когтями из укрытия осени в архитектурной арке, соединяющей относительно тихий двор с прилегающей к вокзалу магистральной улицей. Подпираем влажные, расписанные неприличными словами стены и пьём водку прямо из горлышка.
— А Милка? — вспоминаю я. — Милка — это тоже… случайно?
Опрокинув в себя прозрачное, с отблесками огней пойло и сделав ещё один продолжительный глоток, Валентин брезгливо морщится и роняет на грудь подбородок.
— Не-а, — с ухмылкой мотает он головой. — То есть, да. Она тоже сама попалась. Начала что-то за город топить. Патриотизм из меня выколачивать. Я глянул фотки, а там ты, а на тот момент твоя мамка уже с Витьком вовсю крутила. Он мне все уши про тебя прожужжал…
— В смысле, Валентин?
— В смысле, что такая ты… — Он проводит по мне взглядом и не договаривает.
— Какая такая?! Не молчи, Валентин! Что Витя про меня рассказывал?!
— Да что рассказывал! Внешне описывал тебя. Про волосы зелёные. Красивая, сказал… Аппетитная.
Последнее слово он произносит неуверенно, видимо, боясь мне это в лицо сказать. Или стыдясь за своего похотливого родственника.
— Так что, получается, он изначально всё это задумывал?! — ещё сильнее ужасаюсь я. — То, что сегодня произошло! Получается, он вообще… совсем… даже в начале отношений не любил мою маму?
— Не знаю! — гаркает вдруг Валентин. И, отпив ещё, продолжает уже более холодно и как будто даже с отвращением: — Возможно, она ему нравилась. Но дело не в этом. Меня самого настораживало, сколько и, главное, что он о тебе говорит. И тогда я сказал, что сделаю это сам с тобой… — Он снова кидает на меня косой взгляд, а я стою, придавленная его признанием и точно парализованная.
Получается, Валентин собирался… вместо Вити…
— Но за что?! — срываюсь тут же. — За что?! — И снова нападаю на него, беспорядочно размахивая руками.
— Я вас ненавидел! — Он отшвыривает меня подальше. И, пошатнувшись, сверкает из-под густой тени капюшона взглядом, полным обжигающего льда. — Так же вот… как ты сегодня кричала…
— Но ведь это твой отец виноват!!! Он сел за руль пьяным, и это было доказано!!!
— Не был он пьяным, он от силы стопку пропустил! Между прочим, за дело. Они с Витьком торговую точку наконец-то открыли, у нас у всех наконец надежда появилась вырваться из этого дерьма вечного…
— Нельзя садиться за руль пьяным! — перебиваю я. — Это уже преступление! За это в аду гореть надо!!! А он выйдет из тюрьмы и будет жить как раньше!!!
Обессиленно падаю на корточки и снова рыдаю. Не думала, что смогу уже, но новая порция боли порождает новую порцию слёз.
Валентин матерится и с размаху швыряет в стену бутылку. Слышится пробирающий до мурашек звон разбившегося стекла.
А через минуту хруст осколков под тяжёлыми подошвами…
— Да не собирался я ничего с тобой делать! — стонет он, бесцельно кружа по ним. — То есть, этого делать я не собирался! Я не знаю, меня разрывало! Я и отомстить тебе хотел. И сам понимал, что не за что! И не хотел, чтобы Витя тебя трогал. И хотел сам тебя наказать!.. Ты не представляешь, во что наша жизнь вдруг превратилась. Всё изменилось очень круто. Это был ад, Женя, натуральный ад! Витя спивался, мать пила с ним на пару! Они там дрались постоянно… Проклинали вас каждый день, потому что на суде, как сказала мама, была возможность что-то сделать. Доказать, что он не видел его…. Я не знаю… скостить срок… Но твоя же мамка была против! Она сама на рожон лезла! Орала там, как невменяемая, на мою мать, проклинала её тоже… Отца моего крыла. Хотя он, по сути-то, не виноват, в общем… это была просто роковая случайность!.. Да чтоб её!!! — В итоге, отчаянно взвыв, он тоже падает на корточки.
И какое-то время, стиснув зубы, скулит, а потом всё наконец-то стихает.
А затем он подходит и становится надо мной.
— Идём!
Качаю головой, сквозь мутную пелену слёз различая тугую шнуровку его высоких мартинсов с мыслями, что если не повинуюсь, он забьёт меня ими до смерти.
Но он лишь снова грубо дёргает меня за локоть:
— Идём!..
*Он*
На каких бы депрессах после встречи с матушкой я не был, отказать Петровне я не мог. Прежде всего, поскольку с ней был Сева…
Уже третьи сутки они не разлеплялись. Вместе готовились к субботнему отжигу, почти не вылезали из постели и разминали одну на двоих печень чешским нефильтрованным и семилетним «Старейшиной».
