– Лечить надо нервишки-то, – Леха всё-таки пожал протянутую руку. – Ладно, пошли на водопой.

Мы подошли к автоматам. Я покопался в небольшом кошельке и вытянул копейки. Заказал себе «Крем-соду». Бурной струйкой в стакан ударила газировка с сиропом. Она была той самой, холодной и сладковатой. Какой я помнил её… Пузырьки ударили в нос, а вкусовые сосочки завыли от радости.

Когда выпил, перевернул и нажал на решетку. В стакан ударили снизу струйки воды, омывающие стенки. Приятная волна пробежала по спине.

Вот вроде бы и газета, и документы, и здания без рекламы, и даже водка… Но нет, окончательно я поверил в то, что попал в прошлое именно сейчас, выпив стакан газировки за три копейки.

– Ребята, а хотите… – чуть не сказал «прикол», вовремя одернул себя. – Шутку?

– Ну давай, – следующим к аппарату подошел Михаил.

– Когда Хрущеву в Америке показывали капиталистический быт, то показали и подобные автоматы с газировкой. Мало того, эти автоматы были ещё и умными – они могли определить пол человека и мужчине налить апельсиновый сироп, а женщине вишневый. Вот подошел тогда Никита Сергеевич, закинул монетку, а ему… газировку с вишневым сиропом. Конечно же он ох… удивился! и забросил ещё одну монетку. А автомат ему снова вишневый напиток.

– Это как так? – спросил Серега.

– А оказалось, что устройство оснащалось простым фотоэлементом, реагирующим на изменения в освещении. Когда к автомату подходила барышня в платье или юбке, свет прикрывался одеждами, и аппарат выдавал вишневый сироп. Соответственно, мужчины, одетые в узкие брюки, получали апельсиновый напиток. Никита Сергеевич же, питавший слабость к объемным рубахам и широким штанам, не был распознан как мужчина. Из-за размашистого силуэта фотоэлемент принял наряд советского лидера за женский.

– Ну да, это недоработка фотоэлементов, – сказал улыбающийся Леха. – Если ноги сузить, чтобы между ними не было просвета, то они бы приняли и обычного мужчину за женский силуэт.

Ребята заспорили о свойствах фотоэлементов. Мы двинулись в сторону метро.

Метро! Вот прямо метро!

Если можете представить себе метро без рекламы, то представьте! Стоит ларек «Союзпечать». Стоят турникеты с прорезями для пятикопеечных монет. Идут люди, сосредоточенные, улыбающиеся, серьезные, разные… Мужчины в основном в рубашках с коротким рукавом, но есть и в пиджаках.

Женщины в платьях в горошек, в блузках и юбках. Молодые, старые, пожилые, юные. Разные. И точно такие же, как и в моё время. Может, только скромнее одеты и не так много косметики на лицах.

И запах… Тот самый запах, какой прошел сквозь года. Даже когда я последний раз спускался в метро «Комсомольская», то запах был таким же. Так пахнет в обувном магазине, где много обуви и картона. Пахло кожей и бумагой. Слегка отсыревшей бумагой, как будто давно не проветривали магазин.

А турникеты? Турникеты словно из мультика «Ну, погоди». Кстати, похожие до сих пор можно увидеть в Минске. Это выпрыгивающие заграждения особой вредности, которых хлебом не корми – дай шарахнуть по ногам проходящих.

Если зазеваешься или споткнешься, то рискуешь получить пенделя – не задерживай очередь, гражданин. Проходи и вливайся в поток. Проходи в красоту…

Нам надо было перейти на Комсомольскую. Мы двинули туда. Ребята с опаской вступили на ступеньки эскалатора. Я же человек бывалый и уже не раз катался на подобной ленте.

Станция «Комсомольская» была по-своему прекрасна. В северном торце станции – лестница, ведущая в небольшой купольный аванзал. В куполе свода, украшенного золотой смальтой, изображена красная пятиконечная звезда с расходящимися во все стороны золотыми лучами. В центре аванзала подвешена массивная многорожковая люстра.

Вот хочешь не хочешь, а всё равно будешь башкой крутить по сторонам.

Длинный и широкий коридор выводит из аванзала к эскалаторному тоннелю. Эскалаторный тоннель в свою очередь выводит в наземный вестибюль, общий для обеих станций узла. У этого вестибюля восьмиугольный объём под большим куполом. Купол украшен лепниной и фигурными барельефами трубящих горнистов. По оси купола две подвесные люстры, по всем углам – большие торшеры. Стены облицованы светло-бежевым мрамором.

Ощущение, как будто находишься в музее!

И конечно же то самое изречение Сталина: «Война, которую вы ведете, есть война освободительная, война справедливая. Пусть вдохновляет вас в этой войне мужественный образ наших великих предков – Александра Невского, Димитрия Донского, Кузьмы Минина, Димитрия Пожарского, Александра Суворова, Михаила Кутузова! Пусть осенит вас победоносное знамя великого Ленина!»

Ехать до адреса академии было не так уж далеко – всего лишь до станции Курская. Одна остановка! Да, вагоны кольцевой не те, что сейчас, но они всё равно довозят до места.

Мои ребята нервничали, посматривали на черное жерло тоннеля, из которого вот-вот должен был появиться сине-зеленый червь мытищинского производства. Подергивался даже Леха, хотя и пытался показать из себя бывалого москвича. Он то почесывался, то оглядывался, то лишний раз сверялся с табличками адресов назначения.

Я же улыбался про себя. Вспоминал, как сам в первый раз мальчишкой попал в метро и почему-то ужасно боялся, что меня засосет в место, куда убегают ступеньки. Вот оступлюсь, шнурок развяжется и всё – будет Сенька намотан на крутящие элементы.

– Ну что, когда там поезд? – нарочито спокойно спросил Сергей.

– Вот-вот должен появиться, – произнес Михаил.

– Если что, то прыгайте вперёд и занимайте места, – сказал Лёха.

– Отставить прыгать вперёд, – буркнул я. – Сначала выйдут пассажиры, а потом уже войдем мы. Иначе получится неразбериха и кто-нибудь может пострадать.

– Пострадать? – деланно удивился Леха. – Как это?

– Алексей, всё просто. Ты сунешься вперёд. Выходящий будет считать тебя нормальным, адекватным человеком и поторопится освободить место. Вы можете столкнуться и в итоге нога одного из вас попадет в щель между вагоном и перроном. Самое малое это ссадина, а вот тяжелее будет перелом. Всё понятно? – спросил я.

– Как не понять, – хмыкнул Лёха. – Расписал так, как будто сам всё видел.

– А тут и видеть-то не надо. Нужно только голову включить.

– Задавака!

– Раздолбай!

– Ребята, вы снова? – укоризненно спросил Сергей.

Я покачал головой:

– Мы так поддразниваем друг друга.

– Ну да, Сенька боится, а я его ободряю, – поддержал Леха.

– Конечно боюсь. За одного рыжего смельчака, который лошадь на скаку не остановит, и в горящую избу не войдет. А всё почему? Потому что он не баба, – парировал я.

В это время из черного тоннеля подуло ветром. Как будто великан зевнул и начал выдувать с силой воздух. Вскоре послышался резкий гудок, от которого люди на перроне невольно сделали шаг назад.

Из жерла важно выехал зелено-синий червь с огненными глазами. Внутри полупрозрачного туловища червя находились люди. Кто-то уже стоял у дверей, готовясь выйти наружу. Червь понемногу притормаживал, словно собрался прикорнуть на время.

Вот уже перед нами остановился вагон и двери расположились почти напротив. С шорохом и легким лязганьем двери разошлись в стороны.

Леха обернулся на меня, в его глазах четко прорисовались танцующие чертята.

Он всё-таки решил дернуться вперёд!

Я не успел его перехватить, как рыжий метнулся в выходящую толпу.

Глупо! Очень глупо! И сутолоку создал, и сам…

Его вынесли наружу. Мощный парень на вид лет двадцати в белоснежной футболке, рукава которой едва не лопались от выпирающих бицепсов, легко держал Леху подмышки и нес так, как несут обмывать обосравшегося ребенка.

Люди рядом улыбнулись, глядя на эту картину. Лехины ноги болтались в воздухе, сам он покраснел, но вырываться не пытался. За могучим парнем вышла девушка в светлой блузке и темно-синей юбке. Она с легким испугом смотрела не на Леху, а на парня. Но этот испуг был вовсе не тот, когда боятся, что знакомому или родному человеку сделают больно – скорее это был испуг за то, что мощный друг сделает больно рыжему нарушителю порядка. Перестарается и потом забот не оберешься.