Я прошел в первый кабинет и, снова представившись и показав удостоверение, расписался в книге посетителей.

Молодой лейтенант робко завизировал мое прибытие и отправил меня на второй этаж в приемную командующего, где в пустом коридоре я прождал почти полчаса.

За это время я постарался перебрать все возможные причины, по которым меня могли вызвать, но так ни к чему и не пришел.

Из потока мыслей меня вырвал топот, раздавшийся на лестнице.

Через минуту в дверях второго этажа показался высокий человек с маршальскими звездами на погонах. Несмотря на свой рост, он был необычайно строен и поистине классически сложен, поражая своим изяществом и элегантностью.

За ним следовали два генерала и несколько чинов поменьше.

Я вытянулся по стойке смирно, и человек обратил на меня свое внимание.

– Майор Мезенцев?

Я немного растерялся, соображая, почему маршал Советского Союза обратился ко мне лично и к тому же, перепутав мое звание.

Но быстро пришел в себя и дал единственно верный ответ в такой ситуации, – так точно! Капитан Мезенцев, товарищ маршал Советского Союза.

Маршал слегка улыбнулся и посмотрел через плечо на своего адъютанта, – посмотри, Иван Иванович, какой скромный.

Затем он снова обратился ко мне и более строгим тоном произнес: – Идем со мной, майор.

Пропустив всю процессию вперед, я зашел в приемную, и дежуривший на дверях сержант с автоматом закрыл за мной дверь.

– Проходите, товарищ майор, – указал мне на двери кабинета адъютант маршала, – Константин Константинович не любит ждать.

Я оставил вещмешок на табурете перед дверьми и зашел в кабинет. Обстановка в кабинете была скромная. Слева от входа, в углу, стоял небольшой книжный шкаф, дальше располагалась тахта с кожаной, потертой обивкой, над которой висела большая карта Германии немецкой печати, а в центре кабинета стоял длинный, дубовый стол.

Маршал Рокоссовский занял место во главе стола и предложил всем присутствующим незамедлительно начать совещание.

Я занял место напротив коренастого генерал-майора, который полушепотом беседовал о чем-то с полковником медицинской службы.

Заметив мой взгляд, они прекратили беседу и переключили свое внимание во главу стола.

– Товарищи! – произнес маршал.

– Вам всем хорошо известно, какая ужасающая ситуация складывается на данный момент. Несмотря на все наши усилия, эпидемию неизвестного заболевания сдержать не удается. Вчера я был вынужден отдать приказ передвинуть санитарные кордоны еще на сто пятьдесят километров севернее. Но если бы это помогло. Союзники не успели среагировать и допустили распространение заразы за пределы Европы. Вчера первые случаи были отмечены в странах Южной и Латинской Америки. А в США за пять дней зафиксировано более десяти тысяч смертей.

В Австралии ввели запрет на вход любых судов в свои территориальные воды.

– Константин Константинович, а что случилось с Георгием Константиновичем? – неожиданно спросил генерал-майор, сидящий напротив меня. – Солдаты ропщут, дескать, Жуков покинул армию.

– Вы знаете, Иван Никитич, как негативно я отношусь к распространению подобного рода слухов, – ответил маршал, – Георгий Константинович улетел в Москву по вызову товарища Сталина. Надеюсь, вам все ясно?

– Простите, Константин Константинович, – замолчал генерал-майор и Рокоссовский продолжил.

– Как вам известно, на прошлой неделе из Москвы прилетел Академик Зи́льбер. Выводы, которые он сделал после изучения ситуации, прямо скажем, загадочные. Он утверждает, что это заболевание вызвано новым неизвестным вирусом, который ни при каких условиях не мог появиться.

– Однако, – покачал головой полковник медицинской службы, слегка улыбнувшись, – при всем моем уважении к заслугам Льва Александровича, это слова студента-троечника, а не советского академика. Либо вы, Константин Константинович, неправильно его поняли.

– Я все правильно понял, – остановил его Рокоссовский, – дословно. Ни при каких условиях не мог появиться.

– Лев Александрович считает, что это заболевание создано нацистскими военными медиками, которые проводили свои эксперименты над пленными в концентрационных лагерях. Расследования, начатые в освобожденных лагерях, дают основания предполагать, что предположение академика Зильбера не беспочвенны.

– Он уже доложил о своих выводах в Москву и оттуда пришел четкий приказ. Найти возможное место, где была сделана эта зараза!

При этих словах маршал внезапно повысил голос, но также внезапно успокоился. – Быть может, там, где ее сделали, найдется и противоядие.

В последние произнесенные слова маршал Советского Союза, казалось, не верил и сам, но по его взгляду я понял, что это сейчас было единственное, что могло спасти нашу армию, да и вообще всех.

– Государственный комитет обороны постановил собрать и обеспечить всем необходимым специальную разведывательную группу из людей, имеющих полный иммунитет к заболеванию. В группу должны войти надежные подготовленные солдаты и офицеры, готовые к выполнению задания в самых сложных условиях. Целью группы является поиск объекта или лаборатории на территории Австрии, где могла быть произведена эта зараза. Действовать группе придется на территории, где располагалась 27-я армия. Поэтому командиром группы назначается майор Мезенцев, заместитель начальника ОКР СМЕРШ 47-й стрелковой дивизии.

При упоминании маршалом моей фамилии я подскочил с места и произнес: – Есть!

– Звание майора товарищ Мезенцев получил сегодня утром, но приказ в этой суматохе видимо затерялся, если на нем погоны капитана, – пояснил маршал всем присутствующим. – Так, майор?

– Так точно, товарищ маршал Советского Союза, – произнес я, и Рокоссовский махнул рукой, чтобы я сел.

– Товарищ Мезенцев знаком с местом дислокации 27-й армии. Во время первой вспышки болезни он по приказу своего начальства непосредственно находился в районе Лайбниц-Грац и, как видите, остался жив. Он отлично знает немецкий и следственное дело.

– Вы ведь, кажется, до войны служили в уголовном розыске? – спросил маршал.

– Так точно, – ответил я.

– Группу необходимо собрать к вечеру. И завтра к утру доставить ее на границу санитарного кордона в район Чешской-Буддеевице. Задача ясна, Иван Никитич?

– Сделаем, Константин Константинович, – ответил генерал-майор.

– Иван Иванович, – обратился маршал к своему адъютанту, – давайте сюда этого вашего ученого.

Майор, сидевший возле аппарата, снял трубку и набрал дежурному. – Приведите его. Да. Конвой не надо.

– При всей сложившейся ситуации мне запретили пускать академика Зильбера в очаг заражения, – пояснил маршал, – поэтому он порекомендовал своего коллегу.

В это время дверь распахнулась, и дежурный впустил в кабинет невысокого пожилого человека в сером затертом плаще под цвет лица и шляпе, которая давным-давно потеряла свой внешний вид.

– Проходите, – жестко произнес дежурный и закрыл дверь с обратной стороны.

Человек снял шляпу и, скомкав ее руками, уперся глазами в пол.

– Проходите, садитесь, – пригласил его маршал.

Человек нерешительно сделал шаг и остановился, заметив за столом офицеров госбезопасности.

– Иван Иванович, – кивнул маршал.

Майор встал из-за стола и, подойдя к человеку, сопроводил его до стола и указал ему его место.

– Профессор Миллер Карл Рудольфович, – представил его Рокоссовский, – до ареста в 1937 году работал под руководством академика Зильбера.

Полковник госбезопасности, сидевший по правую руку от маршала и молчавший до сего времени, привлекая к себе внимание, несколько раз стукнул карандашом по столу и, посмотрев на Рокоссовского, сухо произнес: – Константин Константинович, я должен заметить, что возражал против кандидатуры осужденного Миллера.

– Спасибо, Александр Вадимович, я приму к сведению ваше мнение, – остановил его Рокоссовский, – но мне нужны лучшие специалисты своего дела, и пусть это вас больше не беспокоит.