«Ну что же, — думал я, — признание обвиняемого при бесспорности доказательств момент лишь желательный, но отнюдь не обязательный и для предъявления Яркину обвинения материалов вполне достаточно».
Никаких оснований для обвинения Яркина в умышленном убийстве не было, и поэтому я принял решение предъявить ему обвинение в убийстве по неосторожности.
Дело близилось к концу. Я уже приблизительно высчитал, что 30 октября Яркин предстанет перед судом.
Но ни 30 октября, ни в другое время суд над Яркиным не состоялся. Не судили Яркина лишь только потому, что его место на скамье подсудимых... занял совершенно другой человек, на которого у меня не только не было никаких подозрений, но о существовании которого я даже не знал.
Как только стало известно, что в убийстве Зимина изобличен Яркин и что он должен скоро предстать перед судом, наша городская охотничья общественность стала проявлять вполне законный интерес к предстоящему процессу.
Было выражено пожелание, чтобы суд над убийцей состоялся в охотничьем клубе. Я уже заканчивал писать обвинительное заключение, как дверь в кабинет открылась, и ко мне вошел неизвестный человек. Вид его был необычен: бледное лицо, широко раскрытые глаза, перекошенный рот... Видно было, что человек находится в сильном волнении. Заметив на столике графин с водой, неизвестный быстро подошел к нему и, не спрашивая разрешения, расплескивая воду на стол, налил в стакан и лишь после этого, повернув ко мне голову, хрипло спросил:
— Можно?..
Я молча кивнул головой. Мне было видно, как жадно пил он воду, закрыв при этом глаза. Поставив стакан на место, незнакомец тяжело опустился на стул и, глядя немигающими глазами в угол комнаты, проговорил:
— Товарищ следователь, моя фамилия Лизняков. Арестуйте меня, это я убил Зимина...
Охваченный волнением, я чуть было не повторил того же, что проделал за минуту до этого вошедший. Но вовремя отдернул свою руку, уже протянувшуюся к графину с водой. Быстро овладев собой, я как можно спокойнее вышел из-за стола, налил в стакан воды и, ставя его перед сидящим, сказал:
— Успокойтесь...
Несколько минут длилось тягостное молчание. Назвавшийся Лизняковым сидел все в той же позе, а я, делая вид, что продолжаю прерванное его приходом занятие, наблюдал за ним.
Наконец, тяжело вздохнув и отпив несколько глотков из стакана, он начал свой рассказ. Первое время он очень волновался, но затем справился с собой и, лишь время от времени прерывая себя тяжелыми вздохами, поведал мне следующее.
VI. Исповедь убийцы
«В пятницу 3 октября я получил путевку для поездки на охоту на озеро Лубное. По складу характера я нелюдим и предпочитаю охотиться в одиночку. В субботу после обеда я отправился на вокзал, где сел в почтовый поезд, и доехал до станции Рушня, от которой до озера было около пяти километров. Минуя егерский домик, вышел прямо к Старой пристани. Время было около четырех часов утра. На берегу присел отдохнуть, немного перекусил и стал готовить свою резиновую лодку. Тут я обнаружил, что лодка где-то пропускает воздух. У меня была с собою аптечка, но в темноте найти и заклеить поврежденное место было невозможно. Пришлось ждать рассвета. Уже было совсем светло, когда я починил лодку.
Перед тем как спустить ее на воду, я заметил на земле совсем свежую, аккуратно сложенную газету, а рядом два патрона 12-го калибра. Я никогда до этого не видел такого способа закрутки: вместо картонной прокладки была вставлена прозрачная целлулоидная, сквозь которую было видно, что патроны снаряжены дробью № 2. Газету на всякий случай я положил в рюкзак, а патроны — в карман телогрейки.
Охота в то утро была неудачной. Когда на безоблачном небе показалось яркое солнце, я решил плыть к острову Глухому, рассчитывая там отдохнуть и одновременно поохотиться с берега.
Этот остров мне был хорошо знаком. Я неоднократно бывал на нем, не встречая там ни одного человека. Случайному охотнику трудно было попасть на него, потому что он окружен почти сплошными широкими зарослями камыша. Нужно хорошо знать сложные, запутанные проходы в нем, чтобы пристать к его берегу.
Выбравшись на берег, я захватил с собой лодку и пошел в конец острова, к ранее облюбованному мною месту. Еще в августе я выбрал это местечко на острове, прельстившись тихой заводью в камышах. Тогда же для удобства я срезал ножом несколько кустов можжевельника. Получилась удобная полянка, сидя на которой можно было видеть всю заводь и стрелять по подсаживающимся уткам.
Плохо было лишь то, что от самого берега метров на пятьдесят заводь была покрыта лопухами и лишь дальше начиналась открытая вода, на которую обычно подсаживались утки. Стрелять по ним приходилось с далекого расстояния.
Расставив в заводи резиновые чучела и вернувшись на берег, я предался блаженному отдыху. Ярко светило солнце, было тепло и тихо. В разных концах озера время от времени слышались одиночные выстрелы. У меня было веселее: утки довольно часто подсаживались в мою заводь, и часа за полтора я сделал восемь дублетов. Хотя я стрелял третьим номером дроби, из-за дальности расстояния мои выстрелы были малоэффективны — взял всего лишь двух уток, а три, подраненные, ушли в камыши.
Примерно часов в одиннадцать лёт уток прекратился.
...Над островом кружился коршун. Он, наверное, сверху видел моих подраненных уток.
Перезарядив ружье патронами, найденными утром на берегу, я стал поджидать, когда коршун немного снизится. Но он точно разгадал мой замысел, отвалил в сторону и скрылся из глаз.
Расстелив газету и достав продукты, я стал завтракать, не сводя глаз с заводи, куда в любой момент могли подсесть утки.
Мой завтрак уже подходил к концу, когда я услышал неподалеку стук шеста по борту лодки, звучное бульканье воды и, наконец, громкое охотничье гоп!.. гоп!..
Кто-то пробирался к острову.
Не желая никакой компании, я решил не откликаться, надеясь на то, что неизвестный на лодке, не найдя проходов в камыше, не сумеет высадиться на острове.
Однако моя надежда не оправдалась. Прошло минут десять, и у меня за спиной послышались шаги, и на мою полянку вышел охотник. Весело улыбаясь, он спросил меня:
— Что же вы не откликались?
На это я не совсем приветливо ответил, что не слышал.
Не обратив особого внимания на мой ответ и не совсем любезный тон, охотник положил свой рюкзак на траву, снял с плеча ружье и, разрядив, поставил его в куст можжевельника. Лишь после этого он присел рядом со мною. Разговорились... Пришедший назвал себя Зиминым. В ответ я назвал себя. Тут только я вспомнил, что видел Зимина где-то и раньше, но где? Так и не вспомнил. Зимин, развязывая свой рюкзак, доставая продукты и укладывая их на край моей газеты, весело рассказывал о своей охоте. Из его слов я понял, что он еще по темноте устроился в камышах, недалеко от острова, но утки не баловали его «своими визитами», как он выразился. Слыша мою частую стрельбу, позавидовал и, когда она стихла, решил сплавать на остров отдохнуть, а заодно посмотреть на «счастливца, который, наверное, наколотил уже мешок уток». Поинтересовавшись моими результатами, Зимин, посмотрев в сторону заводи и прикинув на глаз, выразил сомнение в возможности стрелять уток на такое большое расстояние.
Узнав, что я стреляю крупной дробью, Зимин отнесся к этому неодобрительно и заявил, что это не спортивная стрельба, так как она дает много подранков.
Порывшись в рюкзаке, Зимин достал маленький котелок, сходил зачерпнул в него воды и стал собирать хворост. Перспектива разведения костра и длительного чаепития не входила в планы моей охоты на острове, но я не посчитал удобным сказать об этом Зимину. Быстро собрав хворост и положив его у кострища, Зимин, сказав, что чай скипятит несколько позднее, присел на траву и стал приготовлять завтрак. Не желая мешать, я немного отодвинулся в сторону и по-прежнему внимательно смотрел на заводь, не теряя надежды на прилет уток.
