– Виртом. Мой ник Котострофа. Через «о». Типа котики. Кото-строфа. Понял?

– Понял.

– Ну вот и напиши, что я не проститутка, что у меня есть постоянный парень.

– Что-то я не видел его ни разу.

– Это потому что его нет! С такой-то работой, как у меня! Ты ж сказал, что всё понял.

– Понял, понял, но ты уверена, что тебе именно такая характеристика нужна? Со стороны это действительно не очень хорошо выглядит. Это получится не характеристика, а свидетельские показания, причём заведомо ложные, я же теперь знаю, что парня у тебя нет.

– Да не волнуйся, у меня всё схвачено, а бумажка  – это чтобы к делу было что пришить. Ну должна у них быть в деле характеристика с места жительства, читать её никто не будет. Ты главное напиши.

– Напишу, и давай ещё добавим, что ты котиков любишь. Степановна – она кошатница.

– Давай.

Через неделю соседка снова залетела ко мне с бутылкой коньяка и конфетами.

– Я на слушания опоздала. Когда пришла, мне сказали, что Степановна аж расплакалась, пока судья характеристику зачитывала, и заявление забрала. Всё, я свободна! Что ты там такое написал?

– А ты сама не читала, что ли?

– Нет, а теперь мне эту характеристику не возвращают, говорят она в единственном экземпляре, и тот к делу пришили, для отчёта. А сами рот зажимают руками, чтобы не рассмеяться.

– Это потому что друзья, а иначе бы просто послали.

Понедельник – лучший день для того, чтобы начать новую жизнь. Вот и у бывшего студента Пети, сегодня начнётся новая жизнь. Правда, уже десять лет прошло с тех пор, как он окончил институт и устроился на практику. Он давно разменял четвёртый десяток, а к нему до сих пор относятся несерьёзно. За эти десять лет он дорос всего лишь до старшего менеджера, да и то потому, что все менеджеры, работающие с клиентами, для солидности получили приставку «старший». Но сегодня он попрощается с этим наивным мальчиком Петей, он теперь Пётр Степанович, и он будет принимать взрослые, ответственные и тщательно взвешенные решения. Вот прямо сейчас пойдёт и напишет заявление по собственному желанию.

Вечером Пётр Степанович зашёл в пустую тихую квартиру. Дома его никто не ждал. В субботу Ира собрала свои вещи и ушла. Марусю она забрала с собой.

– Ну вот и всё, теперь я свободный человек, – подумал Пётр.

Он бросил картонную коробку с личными вещами на пол. Внутри коробки что-то звякнуло. Пётр окинул взглядом пустые полки в прихожей, тяжко вздохнул. Прошел в гостиную. Снова пустые полки, яркий прямоугольник на фоне выцветших обоев, забытое на спинке кресла платье, а может оставленное специально, подранный Марусей диван – всё напоминало о прошлой счастливой жизни. На компьютерном столе одиноко стоят немытые кружки. Одиноко стоящая зубная щетка в ванной и не менее одинокий мужской шампунь, почти пустой холодильник и гора немытой посуды на кухне – семейное гнездышко постепенно стало преображаться в холостяцкую берлогу. Не хватает только пустых бутылок и несвежих носков, раскиданных по квартире. Но до этого пока ещё не дошло, грязная одежда отправляется прямиком в корзину для белья, а не занимает ровным слоем все доступные поверхности. Правда свободного места в ящиках комода становится всё больше и больше, а в корзине для белья всё меньше и меньше, но решать проблемы нужно по мере их поступления. Проблема отсутствия чистой посуды на вечер решилась путём извлечения из коробки, принесённой с работы, кружки, тарелки и ложки. Там же нашёлся пакетик чая и два куска сахара-рафинада. Пётр достал из заначки пакет лапши быстрого приготовления с куриным вкусом. Немытые кружки с компьютерного стола перекочевали на кухню, в компанию к остальной немытой посуде, а их место заняли тарелка с лапшой и кружка с чаем.

– Наконец-то этот день закончился, можно выдохнуть, – Пётр откинулся на спинку компьютерного кресла, – а завтра не надо вставать в шесть утра и тащиться на ненавистную работу. И раз уж у меня теперь уйма свободного времени, пожалуй, я потрачу его на то, о чём давно мечтал – напишу книгу.

Никакую книгу, конечно, Пётр писать не начал. Сначала он зашёл в соцсети, чтобы поделиться со своими друзьями и просто знакомыми самой главной новостью – он свободный человек! Потом он пролистал ленту и немного поиграл …

Утро, которое для Петра началось чуть позже полудня, встретило его гробовой тишиной. Он решил, что надо хотя бы начать писать, пока эйфория первых дней свободы не сменилась на обыденную серость холостой жизни. Включил ноутбук, открыл текстовый редактор и написал первые два слова:

Пётр Ульянов

– Нет, так не пойдёт, не хочу быть Петрулькой. Тридцать лет уже Петрулька, надоело. Я же начинаю новую жизнь. Буду писать под псевдонимом Пётр Михайлов[2]. Вот только о чём будет моя первая книга?

***

Она корила себя за то, что задержалась в гостях у деда допоздна и отказалась от такси, мало ли какой таксист попадётся, завезёт куда-нибудь в тёмное место и … Дальше она даже вообразить боялась, что может случиться с одинокой девушкой в тёмном месте. Она успела на последний поезд метро и сейчас быстрым шагом шла домой. Вот только в вагоне за ней наблюдал какой-то странный парень. В джинсовой куртке, хотя лето на дворе, болезненно-бледный и в тёмных очках. Вот эти очки больше всего настораживали, солнце уже садилось, вот-вот исчезнет за горизонтом. Когда парень вышел на той же станции что и она, подозрения в нехороших намерениях усилились и почти перешли в панику, когда он последовал за ней. Она ускорила шаг, незнакомец не отставал. Они остановились на пешеходном переходе на красный сигнал светофора. Ей показалось, что незнакомец обнюхивает её. По телу пробежала холодная дрожь. Загорелся зелёный человечек, светофор призывно запищал, но она не сдвинулась с места. Преследователь, слегка замешкавшись, всё-таки перешёл дорогу. Она проследила, в какую сторону он направился, и пошла по другой дороге. Да, так немного дольше идти, но спокойней. Уже подходя к подъезду, она услышала шорох за спиной. Она обернулась – это бродячая собака разгребала мусорные пакеты в поисках чего-нибудь съедобного. Ругаясь вслух на хулиганов, которые в очередной раз разбили лампу у подъезда, она достала ключи из сумочки и привычным движением протянула руку к электронному замку, но наткнулась на что-то. Между ней и спасительной дверью стоял он. Она могла поклясться, что ещё секунду назад его тут не было. Закричать она не успела, незнакомец зажал ей рот ладонью. Свободной рукой он сорвал замок с двери, ведущей в подвал. За дверью оказался не подвал, как он ожидал, а небольшая каморка дворника, где хранились мётлы, грабли, лопаты и прочий инвентарь.

– Понастроили, блин, порядочному вампиру некуда девушку пригласить!

Вот это его «понастроили, блин» сняло с неё оцепенение.

– Ты вампир?!

– Да и сейчас я выпью твою кровь.

– Всю?

– Нет, конечно. Выпить человека полностью может только дикий голодный вампир, а я стараюсь не пропускать приемы крови.

– Значит ты цивилизованный вампир?!

– Не цивилизованный, а законопослушный. Чуть-чуть крови выпью и обращать не буду.

– Вот повезло-то! А это больно?

– Нет, если не будешь сопротивляться.

– Не буду. А я потом всё забуду, да? Ты мне память сотрёшь?

– Нет, мы этого не делаем. Память людям светлые подчищают, да и то не всем.

– Какие светлые?!

– Целительницы, чаще всего, не могут они смотреть, как душа человеческая мается, вот и избавляют её от ненужных воспоминаний.

– А много вас?

– Ты мне зубы то не заговаривай, давай расстегивай пуговички. Да всё-всё, дальше не надо. Голову наклони чуть вправо и волосы за спину откинь. Вот умничка.

– Стоять! Ночной Дозор! Выйти из сумрака![3] – раздалось у него за спиной.

– Долго репетировал, – спросил вампир.