Впереди ждало лето, а я ждал Зою на каникулы. Стал реже квасить с друзьями, а всё свободное время изучал автомобили.
Толпа вынесла её из автобуса – счастливую и растрёпанную. Зоя всё время смеялась, глядя на меня, и я понял – да, скучала.
Мне было любопытно узнать о её личной жизни, но в то же время я боялся, что включу «старшего брата» и начну навешивать на неё свои мнения. А это точно не поспособствует нашему общению, такому тёплому и необходимому для меня. В её телефоне не было фотографий на тему «я и мой парень», и это в какой-то степени отвечало на мои вопросы. Но я всё таки не удержался, и после этого разговора Зоя стала мне ещё ближе.
Однажды утром мы собирались в гости к её отцу. Мама возмущалась, зачем нам ехать туда, где нас никогда не ждали, к человеку, который нас даже не вырастил. Зоя красилась, сидя возле окна, и никак не реагировала. Я занялся поиском наушников. Наконец нашёл за диваном. Захотелось по нужде – но туалет был занят. Через десять минут – то же самое. Я постучался и что-то пробурчал, в ответ было тихое Зоино «щас…». Она вышла, пряча глаза, и я подумал, что расстроилась из-за матери, но в руках у сестры был телефон, и я, как истинный Шерлок, тут же заподозрил другую причину.
В поезде мы молчали. Зоя жевала жвачку и что-то рассматривала в окне. По её лицу бежали солнечные лучи, а волосы разлетались от сквозняка. Мне надоела музыка в наушниках, я наклонился к сестре и сказал глупость, которая первая пришла в голову, просто чтобы обратить внимание на себя:
– Тебя выгонят с танцев с такими плечами – сидишь, как кочерга!
Зоя засмеялась, потом показала мне язык и полезла за телефоном. Но я поймал её руку:
– Давай просто поговорим о чём-нибудь. Мне всё равно. О чём ты хочешь?
– А ты?
– А ты?
– Я – пока ни о чём. Смотри, какие красивые поля. Жаль, что нельзя остановить поезд и побегать по ним, хотя бы полчаса. Поэтому я их просто запоминаю.
– Помнишь, как мы прощались, когда ты уезжала в универ?
– Мы не прощались. Неправильное слово. Я знаю, что ты есть у меня.
– Зой, у тебя парень есть?
Она взглянула на меня, оторвавшись от окна, и тут я почувствовал, как неожиданно прозвучал для неё этот вопрос. Я смутился:
– Извини, я, наверное, зря. Если бы хотела – сама рассказала.
– Нормально! – Зоя улыбалась. – Нет, парня нет.
– А что за история случилась в туалете?
Она расхохоталась:
– В каком туалете? А, дома? Ерунда, всего лишь заметки. Поэтому долго. Прости, что терпел!
Теперь мы смеялись оба. Зоя стала рассказывать общими фразами о своих мыслях, о том, чего ей хотелось бы, потом конкретнее – о своих знакомствах, о неудавшихся ухажёрах. И о том, что она чувствует себя глупо из-за того, что никогда не видела образца тех отношений и той семьи, которые были бы для неё примером счастья.
– А ты не ищи примеры, – перебил я, – создавай своё.
Она задумалась, а потом продолжила:
– Я не знаю, что создавать. Не знаю себя, не знаю своих потребностей. Только в смутных очертаниях. Например, когда вижу, что мне что-то не нравится. Пытаюсь знакомиться с людьми, но их я понимаю ещё меньше. Мне постоянно кажется, что я что-то или кого-то ищу. Знаешь, где-то прочитала, что если в детстве человеку не хватило любви – потом это может превратиться в навязчивую потребность. И приведёт к болезненному поиску кого-то, кому ты будешь нужен, кто просто тебя обнимет и скажет доброе слово…
– Ты так говоришь, будто меня не было в твоём детстве…
– Ты был! Если бы тебя не было… Я бы… Блин… Ты – это то, что держало меня. И держит до сих пор.
– Где?
– В этом мире…
Мне показалось, что Зоя вот-вот заплачет. Решив, что лучше завершить эту беседу, я погладил её по волосам. Оставшуюся часть пути мы ехали молча.
Зоин отец улыбался так, будто ждал нашего приезда, как чуда. Он изменился. «Лицо похоже на изюм» – задумчиво шепнула сестра уже потом, когда мы сели за стол. Да, он как будто высох и потемнел. Долго сжимал сухими пальцами её ладони и рассказывал какую-то ерунду, не глядя в глаза. Я понимал, что он скучает – но почему практически не появляется в её жизни? Постучал мне по плечам, назвав мужиком и объяснив, что если мы останемся до завтра, то можно и за сетями сходить – рыбу посмотреть, и на охоту, и баню истопить. Но на этот раз я ничего не отвечал. Ждал, что решит сестра. А мне, по сути, было всё равно, где находиться. Костры я уже умел разводить и сам, только вот… не делал этого.
Да, я забыл упомянуть о женщине, с которой жил отец Зои. Хотя упоминать-то и не о чем. Она сновала туда-сюда, колыхая толстой задницей, не находила себе место дольше, чем на две минуты, бурчала и ворчала. Общих детей у них не было. Таким образом у меня, как единственного Зоиного брата, больше не существовало конкурентов.
Глядя на её отца, меня не покидала мысль, до чего же глупо и бесполезно мы живём. Мы – то есть, многие. В том числе и я. Топчемся, маемся, нарезаем круги, а по факту – никуда не стремимся и ничего не создаём, просто передвигаем себя с места на место, как шкаф. Шкаф, полный хлама, заросший паутинами. Шкаф, до которого никому нет дела. Разве что мышам – чтобы было, что жрать.
Когда эти двое пожилых людей вступили в важнейший диалог о том, достаточно ли солёных огурцов в холодильнике, или нужно достать новую банку из погреба, – Зоя повернулась ко мне и заулыбалась, нашёптывая:
– Вот придумали, а? Скоро свежие огурцы будут, поэтому надо скорей дожевать запасы солёных!
Я хмыкнул в ответ, и тогда Зоя, поняв, что огурцы мне интересны примерно так же, как и ей, продолжила:
– Давай останемся? Давай? Только до завтра. А потом домой. Ни одна барышня в городе не умрёт же от тоски по тебе всего за один вечер?
Засмеялся, поковырял её за плечи и кивнул:
– Конечно!
Утро было вялым и тоскливым. Соскребая себя с дивана, я первым делом вспомнил про что? Правильно, про огурцы. И ту жижу, в которой они, кажется, плавали. Голова болела. Тогда я категорически не умел пить. Хотя было бы враньём сказать, что умею сейчас.
За окном, в огороде копалась фигура женщины. Сожительницы Зоиного отца. Я натянул на себя штаны с футболкой и отправился на кухню. Но едва вышел за дверь комнаты, как услышал разговор. И на цыпочках, почти не дыша, пошёл к нему навстречу. Зоя и отец сидели за столом, оба боком ко мне, разглядывая свои пальцы, как сговорившись. Зоин голос я слышал чаще. Хмыкая, шмыгая, временами переходя на шёпот, она что-то доказывала. Но делала это так отрешённо и холодно, будто и доказывать нечего, будто все теоремы давно разгаданы, и ей остаётся просто продиктовать ответы. По обрывкам и полуфразам я понял, что речь идёт о её детстве, в котором не стало отца, и о юности, в которой он также не появился. Отец не возражал и не объяснял, он просто рассказывал, какой невозможной оказалась жизнь.
Подленько подслушав чужой разговор, я тут же испытал на себе всю силу небесной кары – мне резко захотелось отлить, так, что я еле добежал до места назначения, находящегося во дворе. Вернувшись, на кухне уже никого не застал, и спокойно вылил в своё горло огуречный рассол.
Вот так, вместе, мы и провели лето.
В конце августа Зоя уехала. Видимо, это станет нашим прощальным ритуалом – гулять ночью по городу и молчать.
Всю осень мы активно переписывались и перезванивались. Зоя занялась репетиторством – стала учить старшеклассников логарифмам и прочей алгебре. А также продолжала активно заниматься танцевальной самодеятельностью и получала от этого невероятные порции позитива. После её отъезда я также вернулся к тому, что было интересно мне – автомобилям. Уже не только изучал их издалека, но и «прикоснулся к прекрасному», а именно – устроился на работу к отцу одногруппника. Мои служебные обязанности заключались в том, чтобы каждый день после учёбы копаться в груде древнего хлама, именуемого запчастями, приползать домой ближе к ночи, чувствуя себя таким же хламом, и получать за это примерно столько, чтобы хватало на проезд на работу и утоление голода после неё. Но мне нравилось. Чёрт, мне очень нравилось.
