Кислород мне был необходим как воздух. Я стал глотать его как рыба, которую выбросило на берег и теперь она даже не дышит, а, широко открывая рот и причмокивая губами, буквально откусывает большими ломтями этот воздух. Отдышавшись, я почувствовал сквозь похмельный сон, что мои бабочки начали затихать и словно опадающие кленовые листья плавно опускались на полевые цветы.

– Я ухожу, – формально буркнул я себе под нос и повернулся в сторону пешеходного перехода с твердым намерением уйти.

– Стоять! Раз уж ты согласился на этот эксперимент – доведи его до конца, – скомандовал Володька и, надавив руками мне на плечи, усадил меня за новый столик под навесом при входе в клуб. – Куда ты пойдешь? Это же просто неприлично: я же вас еще не познакомил. Вот, пожалуйста, это Фил – мой друг и по совместительству эксперт в области зондирования Земли. Фил, это…

Возникла неловкая пауза.

– Светлана, – помогла ему обладательница длинных ног.

– Да, Фил, это Света. Она лингвист, – подтвердил её показания Володька.

Я неуверенно привстал и поклонился. Володя выдвинул из‑за стола кресло, усадил девушку и сам сел рядом с ней. Я тоже опустился на свое место, т.е. напротив них. Поставив локоть на стол, и подперев ладонью подбородок, я загрустил и от нечего делать стал рассматривать новую знакомую Ленского: прошелся взглядом по её волнистым и довольно непослушным локонам, на какое-то время остановился на блеске изумрудной сережки в ухе, от него скользнул по тонкой шее и спустился к декольте… Думаю, взгляд мой при этом был настолько придурковато-добрым, туманным и безобидно-отрешенным, что она нисколько не смутилась от такой откровенной бесцеремонности; а может, впрочем, как знать, ей было даже лестно, что юноша с интересной бледностью на лице всё своё внимание уделяет только ей. «Володя, конечно, эстет. Этого у него не отнимешь, – встрепенулись бабочки у меня в голове. – Стакан минералки бы сейчас не помешал… Нет, нужно все-таки встать и валить отсюда… Ноги, мои ноги, почему вы меня не слушаетесь? Какую дрянь распыляют в этом клубе?.. Ноги, ноги… Приятно всё же, когда у женщины красивы не только ноги».

Пока я пребывал в полузабытьи, Володя и Света наладили диалог.

– А в чём, собственно, состоит эксперимент? – спросила она.

– Я его, – Володька ткнул пальцем в сторону моего носа, – убеждал, что один такой бесшабашный вечер прочищает мозг лучше, чем годовой курс приема у психотерапевта. А он мне в ответ поведал историю о парашютисте, который неудачно приземлился в навозную яму и потом долго не мог отделаться от аромата органики. Последствия были катастрофическими. Затяжной прыжок привел к серьезному разладу в семье этого несчастного Икара, вплоть до развода. Жена оказалась у него созданием нежным, тонко чувствующим, и ушла к парикмахеру. Наш бедняга затосковал и во время очередного полета забыл надеть парашют. Вот такая притча о падении и воздаянии. Мол, смотри, по жизни, куда летишь и натягивай вовремя стропы.

– Ужас какой! – не смогла сдержать эмоции Света. – Надеюсь, это не правда.

– Не знаю. Но это не повод, чтобы не помянуть парашютиста.

Володя цинично куражился и, заказав чего-то крепкого, предложил, не чокаясь, выпить. Света не возражала. Я отказывался.

– Пей! – настаивал он. – Иначе через полчаса совсем размякнешь и превратишься в медузу, уж поверь мне. С одной рюмки ещё никто не умирал. Считай, что это лекарство. Это я тебе как доктор говорю.

– Разве ты доктор? – спросила Света.

– Потенциально – да. Кандидатский минимум уже сдан!

– Выпейте, Филипп. Вам станет полегче, – сказала Света и, сочувственно посмотрев на меня, добавила: «Наверное».

Я с прискорбием сделал глубокий вдох и медленный выдох. Потом стал нехотя подносить стакан к губам, но Володька остановил мою руку.

– Поставь. Сними очки, – сказал он.

– Чего ради?

– Сними, говорю.

Я поставил бокал на стол и снял очки. «Неужели будет бить?» – подумал я.

– Всё, Светочка, формальности улажены. Теперь к Филу ты тоже можешь смело обращаться на «ты».

– Идиот, – сказал я и, надев очки, немедленно выпил. Бабочки мои приободрились и запорхали, показывая невиданную доселе легкость и осмысленность в движениях.

– Всё же я так и не поняла суть эксперимента, – произнесла Света после того, как вместе с Володькой «помянула» парашютиста.

– Всё очень просто, – ответил Володя, небрежно понюхав дольку лимона. – Фил дописывает кандидатскую. А поскольку он у нас идеалист, максималист и вообще с претензией на гениальность, то меньше чем на Нобелевскую премию не рассчитывает. Не мудрено, что с таким подходом что-то долго у него там не срастается. Жалко было на него смотреть. Я же как думаю: талантам нужно помогать – бездарности пробьются сами. Вот и говорю: Фил, вспомни об одном проценте гениальности. На 99 ты уже натрудился. Дальше ворочать камни смысла нет. Забудь про причинно‑следственные связи, самого главного логикой не высидишь. Невозможно узнать верный путь, ни разу не сбившись с него. Так же невозможно ощутить истинное благо во всей его полноте, не ведая противного. Прими, говорю, «грязевые ванны». Погрузи себя в среду, противоестественную всем твоим высоким принципам. Вот увидишь, твоя натура восстанет против этого и тебя осенит на следующий же день. Проснешься, прозреешь и то, что ты целый год пытался вымучить в трудах праведных, разрешится само собой. Как-то так. И вот мы здесь. Экспериментируем.

– Дикость какая-то, – фыркнула Света.

– Почему это, позвольте полюбопытствовать? – озадачено спросил Ленский.

– Не знаю. Я тоже люблю поразвлечься, даже иногда через край. Просто потому, что люблю. Скорее всего, по молодости, а может, если честно, и по глупости. Ты же в это какой-то демонический смысл вкладываешь да ещё других искушаешь. Я-то, уверена, перебешусь, а вот ты, не ровен час, подсядешь на это дело. Моргнуть не успеешь, как ради успеха начнешь с дьяволом кровью контракты скреплять.

– Вот ты молодец, Света! Ты что, уже успела с Филом сговориться против меня? К чему такие преувеличения?

– Это я еще преуменьшаю. Испугался? – улыбнулась Света.

– Фу на вас всех, черти полосатые! – обиженно произнес Володька.

– А чего ты обижаешься? – подключился я к беседе. – Света права. И я тебе о том же говорил. Откуда ты вообще взял эту теорию? Ты же каждую пятницу её на себе обкатываешь, и – что? Озарение снизошло? Я не слышал, чтобы ты свою работу досрочно защитил.

– А мне много не надо. Я и без премий проживу. И что ты меня отчитываешь? – щетинился Володька. – Я же для тебя стараюсь.

– Успокойся, Вова. Никого я не отчитываю. В том, что ты говоришь, очевидно, что-то есть, иначе я с тобой вообще бы никуда не пошел.

– Ага! – приободрился мой обидчивый друг, почувствовав перемену ветра.

– Я как-то тоже задался вопросом, – пропустив мимо ушей его междометие, обратился я к Свете. – Почему некоторые люди, у которых всё вроде бы хорошо, которые просто светятся от счастья и чуть ли не начинают парить над землей от переизбытка чистой крови у себя под кожей, нет-нет, да и перемажут себя всякой дрянью? Причем сознательно и добровольно. Однозначно ответить пока не могу.

– Так и я о том же, Филя, – сказал Володька. – И я про тех же самых людей толкую, которые намереваются эволюционировать в ангелов. Я ведь как думаю: вот мы все из плоти и крови. А когда люди из плоти и крови питаются одной амброзией или, как там ещё – манной, то у них прорезываются крылышки и они начинают нарушать законы гравитации. Их организм в ответ сопротивляется вплоть до всевозможных расстройств психических. Только представь, что они в своих нимбах будут передвигаться по земле прыжкообразно, как по лунной поверхности. Это же, по меньшей мере, не комфортно и будет странно выглядеть. Вот и нужно как-то заземляться.

– То есть пить, курить и дебоширить? – спросил я.

– Да. И не только, – загадочно ответил Ленский и с улыбкой посмотрел на Свету.

– Знаете что, мальчики? Завязывайте с этими разговорами. Или я уйду, – сказала Света, делая ударение, скорее, на конструктивном предложении, нежели на угрозе.