Неожиданно водило уперлось в чей-то ботинок. От резкой остановки Мишка кубарем свалился на землю. Подняв голову, курсанты обомлели: перед ними стоял командир полка Кравченко. Лешка, Ахмед и Мишка вытянулись по стойке смирно.

– Так, говнюки, играем, делать вам нечего. Вы что сюда, на курорт приехали, все пашут, а вы развлекаетесь? Где техник самолета? – его слова звучали, как раскаты грома.

– Я здесь, товарищ командир, я на минутку на ИПУ, формуляр заполнить, – подбежал запыхавшийся Загорулько.

– Какой на хрен формуляр, с этих недоносков глаз нельзя спускать, они к девкам на свидание на самолете укатят, ты и не заметишь, – продолжал ругаться командир полка.

Загорулько молча опустил голову, а мальчишки стояли вообще в полуобморочном состоянии.

– Так, этих в лес, и до отбоя копать яму два на три метра и в глубину два. Бегом марш, после выполнения доложить, – строго закончил командир.

Курсанты побежали в казарму за лопатами.

– Так вот что значит на ноль помножить. Я уже хотел сказать, мама, роди меня обратно, – на бегу испуганно говорил Ахмед.

– Теперь и шефу достанется, зря мы детством занялись, – ответил Мишка.

Копание ямы оказалось делом трудным и утомительным. К отбою мальчишки не успели докопать сантиметров двадцать, и командир полка усилил им наказание, приказав на следующий день, в воскресенье, эту яму закапывать.

На следующий день, уже вечером, злые и усталые, они сидели к ленинской комнате и писали письма. Завтра новый день. Опять подготовка к полетам, полеты, разбор полетов и опять полеты.

Мальчишки не заметили, как летная работа стала главным делом для них. Она занимала все время, заставляла трудиться с раннего утра до позднего вечера. Но это был приятный труд и благодарный. И стали они так относиться к своему делу благодаря совершенной методике подготовки летчиков, которая была сильнейшей в мире.

Из них, шаг за шагом, делали не только профессиональных летчиков-истребителей, но и советских офицеров, благородных, честных. Способными отдать жизнь за свою Родину и свой народ. Труд сотен людей, начиная со старшины роты и заканчивая начальником училища был направлен на это. Пройдет много времени, и Лешка поймет это. И ему захочется сказать: «Глубокий поклон Вам, офицеры и прапорщики, инструктора и преподаватели. Нет на Вас обиды за строгость, есть только чувство глубокой благодарности и уважения».

Подходил к концу второй месяц летного обучения. Курсанты уже уверенно управляли самолетом. Некоторые из них заканчивали «вывозную программу» и готовились к самостоятельному вылету.

Лешка, Ахмед и Мишка одновременно проходили программу летного обучения. С одинаковым упорством они постигали азы летного мастерства. И Карцеву тяжело было выделить среди них лидера. Сегодня был ответственный день – его курсанты готовились к контрольному полету с командиром звена капитаном Тихомировым.

После предполетных указаний инструктора в курилке обсуждали очередную игру Динамо—Киев со Спартаком—Москва.

К Карцеву подошел старший лейтенант Антошкин и попросил закурить.

– Твои сегодня с Тихомировым летят? – спросил он затягиваясь.

– Хорошие ребята, ровно идут по программе. Но сегодняшний день покажет, как они с проверяющим слетают. Сам понимаешь, мандраж – штука коварная. Могут разволноваться, и тогда дополнительные полеты.

– А у меня двое неплохо летают, только вот с Птицыным проблемы, я ему уже пять полетов добавил, сегодня день покажет, что с ним делать.

– Да он, вроде бы, парень неплохой, летать рвется.

– Парень-то неплохой, только вот гонористый, высокого мнения о себе. Все знает и умеет, а как ручку управления отдашь, так ляпсус за ляпсусом.

– Ну, я пошел, вон Тихомиров идет к самолету, надо представить Понамарева, – сказал Карцев и побежал к самолету, возле которого уже «пилотировал» руками Лешка.

За десять минут до начала полетов летчики стали запрашивать разрешение на запуск двигателя. Не участвующие в этом залете курсанты собрались в курилке.

– Леха волнуется, наверное, – сочувствующе вздохнул Ахмед.

– Что ему волноваться, он лучший среди нас, поэтому Карцев его первым выпускает, – ответил Мишка.

– Пацаны, вы слышали, Борька Птицын пять полетов дополнительных получил, – подошел к мальчишкам Артур Чевадзе.

– Он мне вчера говорил, что его инструктор плохо учит, будет просить командира эскадрильи поменять инструктора, – присоединился к ним Тимур.

– Мне кажется, он о себе высокого мнения, ему надо «крылья подрезать», – сказал Мишка.

В это время взлетела зеленая ракета, предупреждающая о начале полетов, и первые самолеты стали подниматься в воздух. На аэродроме закипела привычная работа, где каждый был занят своим делом.

Неожиданно мальчишки заметили, как к командному пункту, на котором был установлен громкоговоритель, транслирующий радиообмен, побежали техники самолетов. Мальчишки незамедлительно рванули туда же. Подбежав, они услышали, что у 32-го остановился двигатель в зоне при выполнении штопора.

– 32-й, из штопора вышли? – услышали они голос руководителя полетов.

– 32-й из штопора вышел, запускаю двигатель, – узнали курсанты голос Антошкина.

– 32-й, ваша высота, – запросил РП.

– Высота 1500 метров, – спокойным голосом ответил Антошкин.

– Двигатель запустился? – беспокойным голосом запросил РП.

– Нет, первая попытка не удалась, обороты зависают, делаю вторую попытку, – ответил Антошкин.

– 32-й, высота.

– Высота 1000 метров, обороты опять зависли, – ответил Антошкин.

– 32-й, прекратить запуск, катапультироваться, – приказал РП.

Все стояли, молча уставившись в громкоговоритель, как будто от него зависел исход дела.

В это время к КП на большой скорости подъехал газик командира полка. Кравченко бегом стал подниматься по лестнице на КП.

– 32, как поняли? Катапультироваться, – повторил команду РП.

– 32-й понял, катапультируемся, – услышали спокойный голос Антошкина.

– Коля, переднего как следует проконтролируй, – услышали в эфире голос командира полка.

– 101-й, вас понял, все сделали, катапультируемся, – ответил Антошкин, и наступила тишина, которая продолжалась минуту, но всем показалось, что прошла вечность.

– Я 101-й, всем на посадку, – раздалось из громкоговорителя.

В это время засвистели винты поисково-спасательного Ми-8. Через пару минут он, оторвавшись от земли, взял курс в сторону 2-й зоны, где катапультировались Антошкин и Боря Птицын.

Из КП выбежал взволнованный инженер полка и закричал:

– Техник 12-го самолета, с документацией срочно на КП!

На стоянке самолетов все были встревожены происшедшим. Инструктора, собравшись около КП, курили, негромко переговариваясь. Все смотрели на громкоговоритель, в надежде услышать голос командира экипажа поисково-спасательного вертолета. Но, к сожалению, из громкоговорителя были слышны только голоса заходящих на посадку летчиков. Неожиданно в эфире раздался голос командира полка:

– 301-й, ваше место?

– 301-й освобождаю первую зону, иду на точку.

– 301-й, вам выйти в район второй зоны и попытаться отыскать парашюты на земле. При необходимости скорректируете поисково-спасательный вертолет.

– 301-й вас понял, беру курс в зону № 2.

– Комэска Серегин пошел во вторую, – зашептали инструктора.

Все: и курсанты и инструктора – были сильно взволнованы и много курили. Курсанты, для которых это было первым в жизни ЧП, старались уловить каждое слово инструкторов и очень переживали за судьбу катапультировавшихся летчиков.

Наконец в эфире раздалось:

– 301-й во второй, приступил к поиску.

– 301-й, вас понял, ниже 500 метров не снижаться, под вами вертушка, – услышали все голос командира полка.

У КП наступила гнетущая тишина, и только гул и потрескивание громкоговорителя нарушали ее. Все молчали, боясь пропустить информацию от Серегина.

– 301-й, наблюдаю один купол на земле, второго рядом нет.