Литмир - Электронная Библиотека

Как будто трещину сквозную

Я вдруг увидела в стене,

И та придвинула вплотную

Страничку прошлого ко мне.

Вот что поведала страница.

…Гурьба людей, судя по лицам,

Того же рода, что и я,

Негодованья не тая,

Кляня кого-то, с кем-то споря,

Тащила безлошадный воз,

Еще не принявши всерьёз

На всех свалившегося горя.

Их было больше десяти.

Какие узы их скрепляли,

И что собой они являли –

Теперь ответа не найти.

Но все спаялись в плаче

горьком,

Лишь очутились за пригорком,

Откуда стали не видны

Гурты, отары, табуны,

Внезапно ставшие чужими,

Отнятые людьми лихими,

Людьми в скрипучих пиджаках,

С законом пагубным в руках8.

VII

Холмов знакомых очертанья

Давно растаяли вдали,

А люди всё куда-то шли

С бедою, возом и стенаньем.

Упав на землю, засыпали.

А если с неба вдруг польёт,

На кольях утлое жильё

Напялить ловко успевали.

Из них мне дядькою был кто-то.

Мне шел, должно быть, пятый год.

Я, общей пользуясь заботой,

Пока не ведала невзгод.

Но тоже жизнь – не без изъяна:

То сыр засох, то нет ирьяна 9,

Даже обычная вода

У нас бывала не всегда.

Степные редкие колодцы

Нам освежали только страх:

Их охраняли инородцы,

Всё в тех же черных пиджаках.

Лишь мы направимся гурьбою

К заветной влаге, как пальбою

И гоготом без всяких фраз

Оглушат и отринут нас.

А смерть таит не только пуля.

В сухой степи, в разгар июля,

На тех, кто претерпел урон,

Она глядит со всех сторон.

От зноя, зла и мысли гневной,

И отвсего, что в этот ряд

Поставить можно, ежедневно

Слабел наш маленький отряд.

Уже оставлена телега

С остатком скарба.

И привал

Старшой всё чаще объявлял,

Помимо полдня и ночлега.

Уже растресканные губы

Кусок еды сухой и грубой

Принять не могут. Сохнет рот.

В глазах темнеет. Смерть идёт.

А впереди – рывок последний.

Чуть-чуть пустыни,

а затем –

Колодец, слышали намедни,

Не охраняемый никем.

Мы вышли в ночь.

Меня, похоже,

Тащить в корзине кто-то смог.

И так распорядился Бог,

Что я заснула в этом ложе.

А утром резво из корзины

Я прыгнула.

И в тот же миг

Моё внимание настиг

Вид ужасающей картины.

Не выдержу, коль вновь придется…

Все мои люди у колодца

Лежали навзничь, боком, ниц,

С оскалом пухлых синих лиц…

Лишь тот, кто в сруб ничком уткнулся,

Имел живой души следы.

Я подбежала. Он очнулся

И лишь сказал: «Не пей воды…»

И тут же сник.

А мне, как с неба,

Усатый, рыжий, как огонь,

Явился всадник одвуконь10

С запасами питья и хлеба.

К нему я сразу подбежала,

Поскольку всадника узнала.

То был Игнат, в шатре у нас

Бывал он гостем сколько раз.

В его приезды шумно было.

Все люди нашего аила11

Дружили с ним, меня он знал

И даже дочей12 называл.

VIII

Теперь он очень мрачен был,

Смотрел, вздыхал и землю рыл.

Или тянул слова, как пел:

«Ну что ж я, что ж я не успел?..»

Я помню вислый мокрый ус,

И свежий на губах прикус.

Уже смеркалось. Он всё рыл,

И мёртвых в яму относил.

Вдруг бросил всё, схватил меня,

Вскочил со мною на коня,

И только ветра свист в ушах…

А следом выстрелы – бах, бах!

А он, пригнувшись надо мнрой,

Шептал коню: «Спасай, родной».

Конь мчится.

Мы, как по струне

Скользим натянутой, певучей.

И вторят ей то залп трескучий,

То гогот, столь знакомый мне.

Им весело, как на досуге.

Всё больше их. Мы в полукруге.

Нас жали к лесу.

Видно, им

Мой всадник нужен был живым.

Надеюсь, объяснять не надо,

Что ночью всадник не пойдет

С намёта13 в лес, где его ждёт

Неодолимая преграда.

А мы неслись, неслись стрелою

К преграде той наискосок.

И лишь опушка своей мглою

Прикрыла нас, как мы прыжок

Со всадником с коня свершили!

Конь вдоль опушки в темноте

Помчался налегке.

А те –

За ним, на топот поспешили.

Конь к утру измотав погоню,

Нас отыскал.

Я плохо помню

Миг ликованья. Дольше страх

Живёт в младенческих умах.

IX

Дорогой длинною, предлинной

Томились мы. А время шло.

Игната бурою щетиной

До самых глаз заволокло.

Мы больше ехали ночами,

Причиной был не только зной.

Игнат замучился со мной,

Вёз на руках и за плечами.

А отдохну при свете белом,

Плёл мне венки.

И между делом

Ругал селенья. Но тайком

Ходил туда за молоком.

…Всё это – смесь воображенья,

С крупой реального.

Но вот –

Без разбавлений эпизод.

В последний день передвиженья

У берега большой реки

Мы, вялые, как тюфяки,

Сползли с коня.

Ну кто же знал,

Что приготовил нам привал!

Чудесный вид, гоня усталость,

Меня в мгновенье покорил.

Вот я в воде!

Пила, плескалась…

Игнат с волненьем говорил:

«Пей, доча, пей. Тут без отравы.

Донец меня вскормил-вспоил.

Он мне как брат, как твой аил.

Зарас14 поищем переправы.

Глядишь, вечерять будем дома…

Жаль, что нельзя нам до парома:

Оно, хоть тут и свой народ,

Всё ж лучше по темну и вброд.

Мы по лугу чуток проскачем,

А там… ты слушаешь меня?..

Увидим крышу куреня…

Он есть… Не может быть иначе.

Конешно, целый!

Чё с им станя!

А в ём – маманя и Васяня…

Подрос, должно…

И Нинка… Эх!

Увидеть бы живыми всех!…

Какая б с плеч моих свалилась

Неимоверная гора!..

Ты там не слишком остудилась?

Вылазь, поешь, и спать пора».

Он сам не спал. Глаза прикроет

Лишь на минутку. И опять

Плетёт венки, шалашик строит.

И письма так любил читать!

Другого не имелось, или

Он об ином и не мечтал.

Листки прорехами светились,

А он читал их и читал.

Но тут он только разместился

С письмом и яблоком в руках,

Как чуть поодаль, в лозняках

Раздался свист.

Он повторился

В мгновение со всех сторон…

И черной стаею ворон

Отряд в тужурках опустился.

…Удары, стоны, визг приказ,

Восторги, гогот… Их взяла!

Игнат верёвками увязан

И брошен поперек седла.

Конь удивлён, обеспокоен.

Подпрянул аж, познавши плеть.

Игнат успел мне прохрипеть:

«Прости, дитё, за зло чужое…»

X

«Гей, ты, хорунжий!

Хочешь мира –

Отдай нам шайку Вилимира15.

Ах, ты не хочешь! Ну, пока

Давай-ка спляшем гопака».

Прикрученный тремя узлами,

Конь бесновался и храпел –

Под бранью, гиком и хлыстами

Позор впервые он терпел.

Сознанье гордости и воли

Давно впитав от седока,

Не знал он, что созданью боли

Способна чья-нибудь рука.

Теперь лихое потрясенье

Весь мир его повергло в прах,

Застыли ужас и смятенье

В недавно пламенных глазах.

Игната на него бросали,

Берясь за тело вчетвером.

Когда он падал – гоготали,

Бросали вновь, и вновь топтали

Его же собственным конём.

Пока те звери изнугрялись16

Над «ниспроверженным врагом»,

Другие, сидя под кустом,

Трясли оклунки17.

Раздавались

Меж ними брань и пьяный смех -

Дыханье варварских утех.

«… Никак беляцкие труды?»

«Не-е, письма, мать его туды.

Пошто мне голову морочишь?

Я, если хош, так среди ночи

Их разгляжу за три версты…»

3
{"b":"818222","o":1}