– Прости, что доставила столько хлопот, – пробормотала я и поморщилась, взглянув на ее потрясающий торжественный наряд.

Ткань помялась после забега по лестнице. Свет факелов отражался на ее персиковом шелковом ханьфу – струящемся одеянии ее родного королевства – и на жемчужных украшениях в ее волосах.

Ай Лин в одиночку организовала сегодняшний Вечер Мира. Она убедила всех правителей континента остаться в Ан-Илайобе, вместо того чтобы уехать после срыва церемонии Перемирия. Несколькими этажами ниже, в Имперском Зале, двенадцать правителей ожидали, что я уговорю их присягнуть мне в верности. Связать свои разумы с моим до конца жизни. Но…

– Они думают, что я убила Таддаса, – запротестовала я. – Все они – и придворные, и правители. Все. Как они могут полюбить императрицу, которая хладнокровно кого-то убила?

Ямочки появились на щеках у Ай Лин.

– При дворе, – сказала она, – репутация убийцы – это не всегда плохо.

Я скривилась.

– Я… боюсь даже спрашивать почему.

– Вся разница между убийцей и героем – в том, кто рассказывает историю. – Ай Лин прочистила горло, затем подняла руки, словно обращаясь к тронному залу. Голос ее был спокойным и властным.

– Смерть Таддаса, – произнесла она, – снимает все подозрения в том, что наша императрица-Искупительница находилась в сговоре с Леди. Напротив: императрица Тарисай – наша спасительница. Она помешала опасному преступнику, совершившему государственную измену, сбежать из дворца. Она так ратует за правосудие, так верна памяти Олугбаде… что даже хладнокровно убила собственного наставника. Как смело с ее стороны, – Ай Лин изящно промокнула уголок глаза. – Какое величие!

Я отшатнулась. Меня стошнило в ближайший горшок с пальмой. Ай Лин выругалась и подбежала ко мне, чтобы погладить по спине:

– Великий Ам, Тари, дорогая! Я не подумала. Я не хотела… – Она поморщилась. Уверенность пропала из ее голоса. – А ведь казалось бы, с Даром убеждения я не должна быть такой засранкой.

– Ты не засранка, – проблеяла я. – Ты права. Ты всегда права, а я не справляюсь с ролью императрицы.

Тереза сняла с пояса флакон и запрокинула мою голову, выливая содержимое мне в горло. В ноздри ударил резкий запах мяты – тошнота сразу прошла. Кожу покалывало: Санджит проверил меня своим Даром, ища в теле признаки болезни. Наверное, он нашел только трусость, пульсирующую в жилах.

– Единственное, с чем ты не справляешься, солнечная девочка, – сказал он тихо, – так это с тем, чтобы позволить нам помочь тебе. Мы – твоя семья. Просто скажи, что тебе нужно.

– Пойдемте со мной, – пискнула я. – На торжественный вечер. Все вы.

Ай Лин напряглась.

– Ты ведь знаешь, это плохая идея, – сказала она мягко. – Чем меньше у тебя спутников, тем лучше. Это будет нечто вроде сигнала: ты здесь, чтобы завести новых друзей, а не прятаться за спинами старых. Но Дайо идет, так что ты будешь там не одна. А еще идем мы с Кирой, раз уж мы отвечаем за мирные переговоры с Сонгландом.

Фраза «заводить друзей» звучала слишком буднично для того, что сегодня предстояло. Абику приняли мою жертву при одном условии: я должна стать полноценной Лучезарной – помазать вассальных правителей всех аритских королевств и создать собственный Совет Одиннадцати. Если я не смогу этого сделать, абику решат, что я недостаточно хороша в качестве жертвы. Мирные времена в Аритсаре закончатся.

Я спросила:

– Как эти правители могут полюбить меня, если думают, что я убила человека?

– Ох, Тар. Любовь – восхитительно сложная штука. – Ай Лин положила мою руку себе на лоб, предлагая свои воспоминания. Кислые лица нескольких правителей мелькнули у меня перед глазами. – С самой церемонии Перемирия вассальные правители живут в гостевых виллах в Олуоне. Я решила нанести им визит, – объяснила она. – Разнюхать, что они о тебе думают. Как оказалось, ты произвела хорошее впечатление, когда отменила Указ о Единстве. Но ты также показала себя довольно импульсивной. Слишком старательной. Немного наивной. Другими словами, никто из вассальных правителей не воспринимал тебя всерьез. Ты была для них лишь ребенком, пока…

– Пока я якобы не убила своего наставника. И теперь они меня ненавидят.

– Они боятся тебя, – поправила Ай Лин. – А это гораздо полезнее. Люди не могут любить того, кого не уважают. А страх – ну, это шаг в верном направлении.

– Ай Лин, – пробормотал Санджит, чувствуя своим Даром мою тревогу. – Тереза… не могли бы вы оставить нас ненадолго?

Мои сестры перевели взгляд с меня на Санджита, переглянулись, многозначительно поиграв бровями, и скрылись на лестнице без единого слова.

Как только мы остались наедине, я начала жадно всматриваться в его лицо, задержав взгляд на ушах и изгибе бровей. Я больше никогда не буду упрекать своих братьев и сестер за незаконные романы – я была самой большой нарушительницей из всех. Он улыбнулся мне. В карих глазах читалась усталость. Он распахнул объятия, и я прижалась щекой к его закованной в броню груди, исследуя Лучом его пахнущую землей кожу.

– Я предпочел бы говорить вслух, – сказал он. Взрывные согласные его насыщенного дирмийского акцента напоминали звук барабана. Он издал короткий смешок. – Во всяком случае, сейчас. Остальные хотят как лучше, но мы оба знаем, что они с удовольствием подслушают нас при любой возможности.

– Ты собираешься прочесть мне нотацию. – Я подняла голову, уткнувшись подбородком в его грудь. Меня укололи холодные позолоченные шипы на кожаной броне, подтверждающие его статус Верховного Генерала, но я не возражала. Паника уже покидала меня, вымещаемая спокойным ритмом его сердца. – Я бы не стала, на твоем месте. Кира пыталась весь день, но у нее не очень-то получилось.

– Никаких нотаций, – пообещал он шепотом, касаясь губами моего шелкового платка. – Тар, если не хочешь идти туда, то… не ходи.

Я чуть не упала от потрясения, но его твердые руки меня удержали.

– Ты шутишь. – Я моргнула. – Разумеется, я должна пойти. Это же мой торжественный вечер.

Если мое противоречивое настроение и удивило Санджита, он не подал виду.

– Ты императрица, – сказал он просто, дотронувшись до маски обабирин, спрятанной под сорочкой. – Ты вольна делать что захочешь.

Я покачала головой и произнесла медленно, будто он разучился понимать аритский:

– Судьба всего континента зависит от того, что я скажу на этом вечере. Ты ведь знаешь. Или ты… – Я с подозрением прищурилась. – Или ты пытаешься заставить меня чувствовать себя виноватой, чтобы я туда пошла?

– Говоря противоположное? – Он нахмурился. – Звучит… как-то сложно.

Я рассмеялась.

– Прости, – сказала я, встав на цыпочки, чтобы поцеловать его в щеку. – Ты никогда не мыслил, как придворный, для этого ты слишком прямолинеен. Но я не понимаю, Джит: на чьей ты стороне?

– На самой сложной: той, которая поможет тебе выжить. – Он улыбнулся, хотя в голосе его звучала горечь. – Ты то бросаешь вызов демонам из Подземного мира, то планируешь побег из тюрьмы – похоже, ты решительно настроена… подвергать опасности всех, включая себя.

– Я рождена, чтобы подвергать всех опасности.

Его улыбка увяла.

– Ты ведь знаешь, я не имел в виду проклятие твоей матери. Тар… в Аритсаре уже много веков не было никого, похожего на тебя.

Я услышала то, что он не сказал вслух: в отличие от Дайо, я была правителем, которого еще возможно убить.

И я поняла, что он прав. Пока я не помажу свой Совет, я неуязвима только к огню. Но все же…

– Ты ведь поддержал меня в становлении императрицей, – напомнила я. – Еще когда Мелу сказал, что я Лучезарная, а я все отрицала. Так почему ты хочешь, чтобы я сидела сложа руки? Другие правы: я не могу прятаться здесь вечно.

Лицо Санджита превратилось в бесстрастную маску. По коже у меня пробежал холодок: я ненавидела, когда это случалось. Каждый раз, когда Санджит хотел, но не мог что-то сказать – или сделать что-то, что он не мог полностью контролировать, – вокруг него словно воздвигалась стена, как зачарованный неприступный барьер вокруг усадьбы Бекина. Когда мы были младше, эта стена появлялась чаще – Санджит тогда был еще кандидатом в Детском Дворце, опасающимся собственного Дара. Он мог чувствовать физические изъяны любого человека, и чтобы избежать искушения, он научился закрываться от мира каждый раз, чувствуя злость, беспомощность или и то и другое сразу.