– Еще ничего не уничтожено, – вставил Уманса, поворачиваясь к нам с Дайо ухом. – Вулкан еще даже не начал извержение. Мои видения не предсказывают точное время.

– Но мы должны остановить это, – сказал Дайо, заламывая руки, пока я сонно снимала свой платок для сна. – Это может случиться в любой момент.

– Мы не можем подождать хотя бы до завтрака? – проворчала Эмерония.

Она сидела на полу посреди всего этого хаоса, скрестив ноги, и смотрела в свой стеклянный шар.

– Я проверила границы города. Никаких признаков пожаров, лавы или чего-то подобного. Если видения Умансы такие срочные, почему он не сказал об этом раньше?

– Я сказал, – возразил Уманса, скрестив свои татуированные руки на груди. – Или, во всяком случае, об этом говорили мои гобелены. Но только сейчас все стало ясно.

Он показал на стены гостиной, где гобелены, сотканные им за последние недели, сверкали черным, алым и коричневым. Последний гобелен все еще свисал со станка: на нем изображалась гора с зубами, когтями и пугающе человеческими глазами. Каменный зверь присел на задние лапы, напружинившись, и извергал лаву изо рта. Гобелен обрамляли символы и планеты, обозначающие место расположения монстра.

Затулу, Верховный Декан Имперской академии, яростно писал что-то на табличке, глядя поочередно то на гобелены, то на свитки.

– Здесь что-то не сходится. На гобелене Умансы вулкан находится там же, где Храм Олоджари.

Я нахмурилась.

– Кузница Углей?

Люди Углей почитали Полководца Пламя, одного из главных богов Аритсара. Его служители строили шахты и кузницы по всему Аритсару, надеясь, что стихийное божество благословит их усилия золотыми, железными и угольными жилами.

– Кузница принадлежит Людям Углей, – подтвердил Уманса. – Но шахта под ней – имперская собственность.

– Ох.

Еще одно место, которым мы с Дайо владеем. Видимо, знать управляла за нас и этой шахтой тоже.

– Я отслеживал поступления в казну оттуда, – продолжил Уманса. – Недавно группа мятежников начала подрывать поставки ресурсов. Я думал, мои пророчества указывают на какое-то восстание – но, похоже, я ошибался. Настоящая опасность – в самой горе.

– Но Олоджари в семидесяти милях отсюда, – сказала Кира. – Вулкан не сможет уничтожить столицу.

– Это не вулкан, – пробормотал Санджит. – Это кое-кто другой.

Он уже закрепил на бедре ножны. Молча подойдя к последнему гобелену Умансы, он поморщился, разглядывая яростное лицо горы.

– Я уже видел подобное лицо, – сказал он, посылая видение через Луч.

Все замерли, увидев воспоминание Санджита: худой и высокий мужчина с кобальтово-синими пылающими крыльями и раскосыми желтыми глазами.

– Не понимаю, – произнесла Ай Лин. – Зачем духу-хранителю Суоны пробуждать вулкан в Олуоне?

– Это не Мелу, – возразила я, тяжело сглотнув. – Это другой алагбато, кажется. Но точно не мой отец.

– Если не Мелу, то кто? – удивился Затулу. – У Олуона нет духов-хранителей, по крайней мере, я о них не слышал. Большинство алагбато умерли, когда мы стали обрабатывать землю и строить города.

– Это Малаки, – сказала Кира.

Мы все удивленно повернулись к ней. Она нервно теребила концы своего молитвенного платка, потрясенно моргая.

– Безумная Малаки, Малаки-под-Горой… я слышала о ней песни. Только сейчас вспомнила. Никто не знает наверняка, но… Верховная Жрица Мбали говорит, что это Малаки создала двери в Имперский Зал.

Я вдруг вспомнила легенду: о том, как алагбато сделала двери из железа, которое достала из собственного сердца. Кира осенила себя знаком Пеликана, чтобы отвадить неудачу.

– О ней никто не говорит. Старейшины считают, что это плохая примета – произносить ее имя вслух в стенах дворца. Но в любом случае никто не видел ее уже сто лет, хотя она охраняла эту гору тысячелетиями. Мбали даже не уверена, что Малаки еще жива.

– Не вижу причин для паники, – сказал Камерон и с ухмылкой приобнял меня за плечи: – У нас есть собственный алагбато. Тар просто убедит Безумную Малаки успокоиться, правда, Тар?

– Я не волшебный дух! – возмутилась я, выворачиваясь из его рук. – Я даже не бессмертная, за исключением неуязвимости к огню! Что, по-твоему, я должна сделать?

Я рассеянно коснулась своей маски львицы. К моему удивлению, помазание Дайо не дало мне новую неуязвимость: вместо этого одинокая красная полоса на маске, символизирующая мою неуязвимость к огню, стала ярче, позолотев по краям. Луч, похоже, позволял мне помазать одного советника сверх положенных. Но, как и все остальные Лучезарные, я буду неуязвима только к двенадцати смертям. Меня утешала мысль, что я умру лишь в старости… если предположить, конечно, что я переживу следующие два года.

Камерон пожал плечами:

– Не знаю. Но Мелу ты, похоже, нравишься. Если я и узнал что-то о волшебных созданиях, так это то, что представители одного вида чуют своих – и неважно, как сильно они различаются внешне.

– Одна проблема, – объявил Уманса тихо. – Олоджари – не единственная катастрофа.

Он показал на гобелены, покрывавшие стены гостиной. Я осознала, что каждое полотно изображало разных созданий со светящимися глазами: одни вызывали наводнения в реках и озерах, другие поднимались из разломов в земле, третьи мчались сквозь снежную бурю или бушевали посреди пылающих джунглей и лесов.

– Так повсюду, – подтвердил Уманса. – Алагбато пробуждаются по всему Аритсару, угрожая уничтожить все наши природные ресурсы.

В комнате воцарилось потрясенное молчание.

– Мы должны вернуться в свои родные королевства, – медленно произнесла Майазатель. – Все мы.

– Нужно остановить их, – согласился Тео. – Или хотя бы выяснить, чего они хотят. Будет сложновато, раз мы собираемся разделиться, но…

– Разделиться? – вмешалась я. Голова у меня кружилась. – А как же лучевая тоска?

– По-другому не получится успеть везде одновременно, – сказал Санджит, изучая карту на военном столе. – Так что придется потерпеть. Постараемся нигде не задерживаться. Лечить симптомы другим способом.

– Это невозможно, – запротестовала я.

– Возможно, если использовать кусо-кусо, – сказала Тереза, дрожащими руками поднимая к носу флакон с ароматическими травами. – Будет нелегко, но если мы все будем принимать мой новый сорт кусо-кусо в одно и то же время, то Луч сможет объединять наши разумы на большом расстоянии. Не навсегда – травы не настолько сильные. Но если принимать их каждый день, мы сможем поддерживать связь какое-то время. Скажем, месяцев пять или шесть.

– Хорошо. – Санджит коротко кивнул. – Если повезет, Аритсар даже не узнает, какая опасность ему грозила. Предотвратим катастрофы еще до того, как они случатся.

Мое сердце забилось чаще от волнения. Пять-шесть месяцев? Мы никогда еще не разлучались так надолго. Никогда. А вдруг с ними что-нибудь случится?

Майазатель с довольным видом отряхнула руки от пыли, похлопав по кожаному свертку с оружием:

– Слушайте, я, конечно, буду жутко по вам скучать, но… Великий Ам, наконец-то появилась возможность уехать из дворца. Я улучшала свои изобретения с того самого дня, когда абику напали на Эбуджо. Мои новые пушки могут стрелять вдвое большим количеством святой воды в сравнении со старыми, и я до смерти хочу их испытать.

– Абику в Эбуджо были демонами, – напомнила Кира. – На алагбато святая вода не работает. Кроме того, алагбато не рождаются злыми: нам стоит сперва попытаться с ними договориться.

– Я захвачу свою лиру, – предложил Тео, вытаскивая инструмент из сумки на спине и похлопав его по бокам. – Если мои песни способны убаюкать зверей Камерона, то наверняка справятся и с алагбато.

– Дайо и Тарисай, разумеется, останутся в Олуоне, – сказала Ай Лин, вышагивая по комнате. – Они возьмут на себя алагбато в Олоджари, но мы не можем рисковать и отправлять их куда-то далеко от столицы. Мы только что убедили остальных правителей континента остаться. Я тоже немного задержусь, чтобы помочь Тарисай с этими монархами. Но потом отправлюсь в Морейо.