Туберон поскакал на своем коне вниз по склону, и его люди последовали за ним, рассыпавшись по обоим флангам. Катон испытывал искушение броситься за ними вслед, но знал, что его долг – сохранить контроль над авангардом армии, а не мчаться на охоту. В любом случае, это выглядело так, будто противник имел достаточную фору, чтобы добраться до деревьев, прежде чем конные ауксилларии бы их догнали. Он верил, что центурион подчинится его приказу и прекратит погоню, как только противник исчезнет среди деревьев. В противном случае он устроил бы ему публичный разнос на глазах у остальных офицеров, как только колонна остановилась и разбила бы лагерь на ночь.

       Всадники добрались до подножия холма и помчались по открытой местности.      Они неслись во весь опор, чтобы поймать несколько ордовикских воинов. Через несколько мгновений Катон увидел, что гонка была проиграна. Противник почти достиг того места, где дорога проходила между соснами, растущими в перелесках по обеим сторонам, с вкраплениями кустов и коричневых участков папоротника.

В любой момент они могли быть уверены, что смогут свернуть и помчаться к укрытию деревьев, чтобы оторваться от погони. Но вместо этого они продолжали бежать по дороге, часто оглядываясь как их почти настигают всадники. В сотне шагов впереди них дорога изгибалась в ранее указанном направлении в сторону ущелья и скрывалась из виду.

Мгновенно Катон выругал себя за то, что не дал более точных указаний, которые он отдал Туберону.

Еще оставался шанс, что центуриону хватит ума прекратить погоню, но Катон понял, как тяжело было конникам отказаться от погони, когда противник бежал практически уже перед носом. Их кровь взбунтовалась, и потребовалась бы высокая степень дисциплины и самоконтроля, чтобы остановиться. Ордовики пробежали за поворот дороги и стали исчезать один за другим, Туберон и его люди сомкнулись в колонну и продолжили преследование. Катон почувствовал, как его внутренности сжались от беспокойства, в ожидании того, что деревья в любой момент извергнут сотни воинов, которые врежутся во фланги турмы, но в тенях не было никаких признаков движения.  Его облегчение было лишь сиюминутным, как только он понял истинную природу коварства врага.

Когда Туберон и его люди ринулись по дороге к повороту и скрылись из виду, Катон прошептал: - Вот дерьмо… - Затем он развернул свою лошадь и поскакал вниз по склону к ауксиллариям, ведущих своих лошадей во главе Восьмой когорты.

       - По коням! - выкрикнул он, приближаясь. - К бою!

Всадники вскочили в седла и приготовили щиты и поводья в ожидании следующей команды.

Катон направился к Галерию, который остановил пехоту недалеко от тыла конного контингента.

       - Что происходит, господин?

«На объяснения нет времени», - решил Катон. - Как только я поведу конницу вперед, ты веди остальную часть когорты, сомкнутым строем.

- Господин, я не…

       - Просто сделай это! - Он повернул своего скакуна вперед и лягнул пятками, промчавшись мимо длинной линии всадников и резко остановился, прежде чем повернуться к ним лицом. - Следовать моим приказам в точности! Ни одного врага не преследовать без моей команды! Вперед!

Он дернул поводья, чтобы пустить коня в галоп, и две оставшиеся алы всадников рванули вперед за ним, мчась по дороге в направлении ущелья.

Катон наклонился вперед, схватив поводья и прижавшись бедрами к бокам коня, в то время как луки седла надежно держали его талию. Впереди он не видел ни признаков людей Туберона, ни врага, и его тошнило от беспокойства. Ему следовало быть яснее с центурионом и запретить любые формы безрассудного преследования врага.

Когда деревья и подлесок сомкнулись по обеим сторонам дорожки, он посмотрел налево и направо, но не было никакого движения среди теней, откуда он впервые опасался, что враг может устроить засаду. Он погнал своего скакуна, успокоенный звуком копыт всадников близко позади. Когда он был не более чем в ста шагах от поворота, лошадь без всадника попала в поле зрения. На ее боку были брызги крови, а седло было перекошено, из-за чего лошадь теряла равновесие, так что она виляла, выравнивала движение и снова виляла, пока галопом мчалась к Катону и всадникам позади него.

Катон только успел увести коня в сторону, но всаднику позади не так повезло. Седловые луки встречной лошади зацепились за его и закрутили обоих животных вокруг, прежде чем они упали на бок, раздавив всадника под собой. Катон быстро посмотрел вслед исчезнувшему внизу человеку, но ничего нельзя было для него сделать. Остальные всадники поспешно дернули поводья, чтобы избежать корчащихся животных и держаться подальше от их хлещущих копыт, проскакивая на полном ходу мимо.

Пронесшись до поворота дороги, он увидел в пятидесяти шагах впереди алу Туберона, сражавшуюся за свои жизни. Среди них метались пешие ордовикские воины, колющие копьями и рубящие клинками их длинных кельтских мечей. За бурлящей массой чуть поодаль путь перекрывали грубо вырезанные засеки. Один из ауксилариев пытался вырвать свой щит из захвата одного из бриттов и поднял меч высоко, чтобы поразить человека. Но ему так и не удалось нанести удар, так как его проткнули копьем между лопатками сзади. Удар заставил его широко раскинуть руки, прежде чем его стянули с седла, и он рухнул на землю, где был тут же добит другими бриттами.

Катон обнажил свой короткий меч и вынес его в сторону, готовый нанести колющий или рубящий удар по мере необходимости. Туберон и несколько его людей собрались вокруг сигнума алы, яростно сражаясь, чтобы враг не мог до него добраться. Расстояние до стычки сократилось за несколько ударов сердца, и Катон поднял меч, когда он выбрал свою цель: крупный воин в блестящем римском шлеме, трофей из одной из неудачных кампаний прошлого. Внимание человека уже привлек стук копыт, когда Катон и другие ауксилларии бросились в бой. Теперь он повернулся и напрягся, подняв щит и нацелив копье в живот Катону, когда римлянин бросился на него.

Не имея щита, который мог бы защитить его, Катон стиснул зубы и продолжил сближение. В последний момент он резко потянул поводья, и лошадь пошатнулась в сторону, бросив круп к бриттскому воин, который был вынужден отпрыгнуть в сторону, прежде чем он смог нанести удар. Катон развернулся в седле и разрезал своим мечом воздух прямо над головой воина, но его противник был слишком быстр. Пришпорив коня, он выбрал другого врага, который был сражен ударом в шею еще до того, как он осознал опасность.

Все больше ауксиллариев устремлялось в бой. Теперь они бросались в атаку на ордовикских воинов, поскольку чаша весов склонилась в пользу римлян.

На дальнем конце стычки Катон увидел воина в ярко-зеленом плаще во главе несколько бриттов в кольчужных доспехах и шлемах. Воин повернулся, чтобы отдать приказ, и один из его людей поднес к губам сигнальный рожок и издал пронзительный лающий звук, перекрывавший грохот боя, ржание и фырканье лошадей, шарканье копыт и топот ног на дороге. Тотчас же противник прервал контакт, отступил прежде чем повернуться и побежал к деревьям по левую сторону дороги. Вражеский воин – их предводитель, как понял Катон, – подождал еще мгновение, а затем припустил трусцой со своей группой сопровождения к линии деревьев. Через несколько ударов сердца враг ушел, виднелись только тени, мелькавшие под деревьями, и больше ничего.

Римские всадники все еще оглядывались по сторонам с поднятым оружием на случай, если они вернутся, но во внезапно наступившем затишье на дороге признаков только что свершившейся засады не наблюдалось за исключением убитых и раненых бриттов и римлян.

Катон похлопал лошадь, чтобы успокоить ее, и мягко сказал, прежде чем окликнуть: - Собрать наших погибших и подобрать раненых! - Он огляделся.  - Центурион Туберон! Ко мне.

Командир конного контингента вложил меч в ножны и подвел коня.

- Господин?

Не было нужды спрашивать, что случилось, все было слишком ясно. Враг заманил вспомогательную конницу по дороге за поворот в ущелье, где засеки были сброшены поперек пути, и бриттские воины вырвались из укрытий, обрушившись на ничего не подозревающих римлян, и отсекли им пути к отступлению.