– Вот и еще одно лето на исходе, смотри-ка: листья на кустах пожелтели. Давай-ка, хозяюшка моя ненаглядная, нынче, как с огородом управимся, съездим к морю. Давно мы там не бывали! Ребята все равно до середины октября на сборе корнеплодов будут заняты. Я договорюсь со школьным начальством.

Он совсем забыл, что моря я так и не увидела вовсе. Ведь он снял меня с поезда, когда я ехала отдыхать к подруге, и больше речь о курортах никогда не заходила. Я уезжала только дважды в год, сдавать сессии в институте, повидаться с мамой – и сразу назад. То не на кого было оставить скотину, то работа не позволяла.

В конце сентября, когда мы выкопали всю картошку и привели в порядок огород, мы тронулись в путь. Нас провожало грустное мычание оставленной на соседку коровы и кудахтанье ни о чем не подозревающих кур. Тот же возница, что когда-то привез меня сюда, запряг свою лошаденку (гужевой транспорт и сейчас, двадцать лет спустя, остается в этих местах популярным средством сообщения с железной дорогой) и повез на станцию. Скопления народа не было, мы без труда купили билет на поезд и заторопились на посадку. Песчаную платформу давно заасфальтировали, но как и прежде, поезд стоял здесь всего лишь минуту. Мой ставший к старости суетливым муж так боялся опоздать, что лоб его вспотел от волнения! Он схватил огромный чемодан и побежал на платформу, едва услышав гул приближающегося состава. От непомерного усилия изношенное сердце моего спутника надорвалось, и я стала вдовой.

Примерно так могла бы сложиться моя жизнь, сделай я двадцать лет назад выбор в пользу пожилого сельского учителя. После его смерти, наверняка, пошли бы споры из-за наследства. Падчерица часто с завистью заглядывалась бы на наш кирпичный дом, построенный за два десятилетия нашей совместной с учителем жизни. И моя собственная дочь, уехавшая на учебу в столицу, вряд ли вернулась бы в деревню. И опять я оставалась одна. Опять, подчинив свою жизнь мужу, я незаметно упустила свое счастье.

Печальный итог этой прожитой лишь в воображении жизни совершенно лишил меня сна. Я вновь села у столика, подвернув под себя ноги. Темнота за окном стала еще гуще, но теперь картина оживилась вереницей мерцающих вдали огоньков. И они дали новый поворот моим мыслям. Дважды я оказалась в роли жертвы: кинув на алтарь мужчины свою молодость, забыв свои интересы. Как легко обвел меня вокруг пальца спортсмен-гитарист, живущий лишь в свое удовольствие. Для него я оказалась игрушкой и кормушкой. А вдовец из села? Я увидела в нем одинокого, страдающего Байрона, хотя он нуждался лишь в хозяйке для подворья. Я теперь почти уверилась в том, что прожила с ним жизнь на самом деле. Всему виной моя уступчивость, мое стерильное воспитание! Я не научилась отстаивать свои интересы. Где же та фея, что даст мне еще один шанс? Я снова посмотрела на картинки в книге, но богини судьбы молча продолжали свое дело, не пытаясь мне помочь. Лишь одна из трех Мойр, едва заметно ухмыльнулась и подбросила мне, как милостыню, еще один шанс.

3.

В поезде дальнего следования я еду впервые. Немного тревожно, но интересно ехать так далеко с незнакомыми мне людьми. Хотя я закончила лишь два курса института, я уже не наивный ребенок. Я вполне современная девушка, и этим все сказано. Не скажу, чтобы родители одарили меня большой красотой, но личико милое – все вокруг так говорят. Длинные, распущенные волосы, челка прикрывающие юношеские угри на лбу, а глаза! Ну, это особая тема. Некоторым нравятся игра цвета в моих глазах – один глаз у меня карий, другой серовато-голубой. Я стесняюсь своей особенности. Потому к месту и без оного я надеваю дымчатые очки. В них я выгляжу особенно загадочной, становлюсь просто неотразимой.

В этом сезоне я качу к подружке на море, возможно, там я свою половинку отыщу. Мне нужен мужчина самостоятельный, с деньгами и собой не урод. В поезде я уже осмотрелась: кажется, подходящих кадров рядом нет. Придурковатая тетка в грязной хламиде и с босыми ногами вяжет всю дорогу. Вяжет и распускает, делать ей нечего. По-моему, она – глухонемая. За всю дорогу ни словечка не сказала. Деревенский старик у окна – тоже не в счет. На него только посмотреть разок – тоска заедает. А вот спортсмен – ничего себе, занятный парень, только я таких уже знаю: поиграет и кинет. К тому же у него ни гроша за душой. Нет, мне пора уже всерьез о своей жизни задуматься. Уже треть моих подружек замуж повыскакивала.

Пожалуй, я уже проголодалась немного. С проводником нам не повезло: случайный студент – чай разнес разок и дрыхнет себе в служебном купе. Хоть бы кипятку приготовил! Пирожки я могу на станции купить. С завистью смотрю на супружескую пару, что едет на боковых местах. Мне бы такого Лапу! Всю дорогу вокруг своей женушки крутится, то окошко прикроет, то одеяльце ей подоткнет, то кипяточку принесет из другого вагона. Загляденье, а не муж! А супруга, знай, покрикивает, команды ему отдает.

А это уж совсем неожиданно: едва жена в туалет удалилась – там очередь на полчаса – как Лапа ее мне стал подмигивать. Я сняла темные очки, томно свои глаза в его сторону устремила. Так мы в гляделки играли, даже парой слов успели перекинуться, пока жена на свое место не вернулась. Но мы уже договорились, что на следующей станции вместе погулять выйдем. Она-то всегда в вагоне остается, вещи сторожит.

Поезд затормозил, мы выскочили на перрон. Проводник попросил принести ему пару бутылок пива, ему тоже нельзя отлучаться. Я пообещала, но тут же забыла о своем слове. Времени у нас с Лапой в обрез, а хотелось вдоволь пошептаться. Его супружница, высунув в окно голову, еще раз прокричала, что надо купить. Наконец мы отбежали к дальнему от нашего вагона ларьку, смешались с толпой пассажиров, гуляющих на платформе. Кажется, здесь мы недосягаемы для ее взгляда.

Теперь я могла рассмотреть своего нового знакомца без помех. Приземистый, располневший мужик лет тридцати пяти. Шея короткая, толстая, уши оттопырены, но в остальном очень даже ничего. Волосы курчавые, густые. А, главное, в средствах явно не стеснен. Хотел разменять самую крупную купюру, каких у меня отродясь не водилось. Но в ларьке ему отказали, подумали, что фальшивая. Я свои рубли ему ссудила.

Лапа постоянно улыбался, разговаривая со мной, несколько раз коснулся моей руки. Не прошло и пяти минут, как мы поняли, что нравимся друг другу. Правда мысль о его жене еще держалась в моей памяти:

– А, что это вы перед своей половиной так стелитесь, все ее прихоти угождаете? Любите сильно?

– Честное слово, сам не понимаю. Привык как-то. К тому же, чем я ласковей с нею держусь, тем скорее ее бдительность притупляется, – он засмеялся и, воровато оглянувшись, чмокнул меня в щечку.

Я оторопела посмотрела на него, потом схватила за руку и увлекла за собой.

– Куда вы меня ведете?

Лапа еще сопротивлялся, животик его мелко подрагивал, но я уже видела, что победа останется за мной. Мы пронеслись по платформе, выбежали на привокзальную площадь. Здесь, к нашей удаче стоял вот-вот готовый отправиться в рейс автобус. Мы вскочили в него, не интересуясь, какой у него маршрут.

Мы оказались в совершенно неожиданном месте. Но этом городе у меня обнаружилась студенческая подруга. Не та, что жила у моря, а другая, с которой мы вместе по дискотекам бегали. Она приютила нас с Лапой на первое время. Но мы не злоупотребляли ее гостеприимством. Лапа был человек самостоятельный, и вскоре обустроил и свою новую семью, со мной.

Позднее мы переехали в столицу и неплохо обосновались там. Лапа был чудесным мужем – ласковым, внимательным и зарабатывал много денег. Однако работа была для него горькой необходимостью. Главная его жизнь проходила вне ее. Он любил пикники, шашлыки, рестораны. От такой сытной жизни я немного растолстела, что не помешало мне закончить институт. Потом он устроил меня на работу – у него всюду были связи. Моя специальность, «клубный работник», пришлась кстати на вещевом рынке, куда меня приняли администратором. Там такие фокусы-покусы, никакой цирк не сравнится. Что-то появлялось неизвестно откуда, что-то бесследно исчезало. У меня было почти все, но счастливой я так и не стала.