Если бы ему сейчас довелось писать свою биографию, он включил бы в нее такое предложение: «Он не знал женщин». Так было на самом деле. Воскресив в памяти факты из своей жизни, он пришел к выводу, что не может простить себе, что его встреча с Ханкой и выбор ее в качестве жены были такими случайными и состоялись, по сути дела, без его участия. Просто однажды он решил, что если будет игнорировать физиологию, то это плохо отразится на работе. С того времени он внимательно приглядывался к девушкам, некоторые ему нравились, но ни одна из них в него не влюбилась. Он был офицером госбезопасности, и его часто перебрасывали с места на место для охоты за бандами, которые мешали нормализации жизни. Это не благоприятствовало ухаживаниям, не говоря уже о том, что не все люди дружелюбно относились к сотрудникам органов госбезопасности.

Наконец, его память добрела до того воскресного утра, когда он пытался заснуть после боя и когда вдруг зазвонил телефон: сообщили, что в Высокой банда расправляется со старым Капалой. Информация была неточная: Капала уехал в повят, чтобы решить в милиции кое-какие вопросы. Несмотря на это, Стефан поднял своих солдат. Он подозревал, что на сей раз ему наконец-то удастся встретиться с Окшеей, с которым у него были неулаженные счеты. Отправились в Высокую на двух «доджах». Опоздали. Когда машины подъехали к постройкам бывшей помещичьей усадьбы, последние окшеевцы уже подбегали к лесу. Он послал солдат в погоню, но было ясно, что на этот раз их ждет неудача, потому что бандиты в этих местах пользовались определенной поддержкой и обнаружить их было трудно. В общем-то власти подозревали, что бандитское логово находится в соседней деревне, в бывшем здании религиозного братства, рядом с домом ксендза, однако в те годы необходимо было действовать наверняка, чтобы не попасть впросак.

Из бывшей батрацкой избы, в которой Капала поселился во время аграрной реформы, вышла молодая девушка. Она плакала. Он подумал, что она плачет от радости, и попытался ее успокоить, но она кивком головы предложила им пойти за ней в избу. Там в углу, под лавкой, лежал изуродованный труп ее младшей сестры, Каськи: бандиты, не сумев схватить отстреливавшуюся с чердака Ханку, избили до смерти сапогами двенадцатилетнюю девочку. Стефан взял избу Капалы под охрану, а Ханку увез в повят.

Потом из газет он узнал о ходе событий. В то воскресное утро Ханка, хлопотавшая на кухне, вдруг заметила, что по огороду к их дому идут вооруженные люди. Она успела схватить отцовский автомат, влезла на чердак и убрала за собой наверх лестницу. О Каське она поначалу забыла; впрочем, ей и в голову не пришло, что ребенку может грозить какая-нибудь опасность. А потом ей уже некогда было думать, потому что пришельцы открыли огонь. Она ответила очередью из ППШ. Одного убила и двоих тяжело ранила. Но потом вражеская пуля пробила диск автомата. Наступила тишина. Бандиты, вопя от радости, бросились к чердачному люку. К счастью, у Ханки оказался под рукою еще и английский автомат «стэн». Однако прошло еще целых четыре часа, прежде чем она дождалась подмоги.

В повяте она добивалась, чтобы ее взяли на службу в госбезопасность, но начальник не хотел даже слышать об этом. Он сказал, что Окшею они и без нее поймают и что они сами прекрасно знают, что с ним нужно сделать, а Ханка должна учиться. Стефана это удивило, потому что людей в органах не хватало, но ведь он не знал того, что дни этой банды уже сочтены: четыре ее члена служили в повятовом отделе госбезопасности (причем он даже встречался с ними).

После того как обстановка была нормализована, Стефана демобилизовали и направили на работу в воеводский центр. Однажды его новый шеф сказал ему, что есть девушка, которой следовало бы помочь. Конечно, имелась в виду не материальная помощь, просто надо было как-то помочь ей привыкнуть к новой для нее обстановке. Разговор этот был неконкретным, вскоре он забыл о нем и, наверное, навсегда предал бы забвению эти самаритянские планы, если бы не был представлен ей на именинах шефа. Он сразу узнал Ханку. Поскольку рядом с ней никто не сидел, он подсел к ней, и они разговорились. Она изменилась, одета была теперь по-городскому и даже понравилась Стефану. Он узнал, что она учится на факультете журналистики и живет в общежитии. После вечеринки он проводил ее и договорился о следующей встрече. Он был навеселе, и, когда они шли по бульвару, У него появилось желание обнять девушку и поцеловать, но он вспомнил обстоятельства их недавнего знакомства в Высокой — и желание пропало.

Сначала их свидания, во время которых они, кстати, чувствовали себя как-то скованно, были довольно редкими, потому что в воеводском комитете было много работы в связи с выборами. Лишь весной Ханка уговорила его погулять по набережной, и там он впервые поцеловал ее.

5

Стефан лежит в пустой белой палате и старается избавиться от наплывающих воспоминаний, но вот непрошеным гостем вторгается в его сознание тот день, когда после долгого отсутствия он пришел к ней в студенческое общежитие. Он не был уверен, что застанет ее одну. Его раздражало постоянное присутствие подружек, раздражало то, что сама эта любовь зависит либо от погоды, либо от заранее спланированных часов, во время которых поочередно каждая из подружек давала понять своему парню, что комната случайно оказалась в ее полном распоряжении.

— Почему ты не входишь? — спросила Ханка.

Он подошел к ней, но не поцеловал ее, как бывало, а только молча погладил ее руку.

— Ты, наверное, сердишься на меня, Ханка?

— Сержусь? Ты же знаешь, что это не так.

— Иногда просто невозможно вырваться с работы, и ничего тут не поделаешь.

Он снял плащ и повесил его в шкаф. Ханка продолжала стоять около двери. Как всегда после долгой разлуки, им было как-то неловко. У Стефана смущение постепенно перерастало в злость. Ведь ему еле-еле удалось выкроить для себя несколько часов, так что он вовсе не был намерен тратить это время впустую. Ханка вглядывалась в его лицо, словно хотела угадать, какое у него настроение. Вдруг она улыбнулась:

— Подожди, я поставлю чай… Ты устал.

Не успел он запротестовать, как она уже засуетилась около посудного шкафчика. Как обычно, под влиянием ее улыбки злость его улетучилась. В последнее время его все чаще приводило в восхищение то, как она умела владеть своими нервами. Он наблюдал за ее движениями с пристальным вниманием, которое естественно при подобных обстоятельствах. Его охватило чувство нежности. Тем временем Ханка вынула из шкафчика стаканы, поставила на стол сахар и печенье и налила в чайник воды из крана. В ней всегда таилось что-то такое, к чему он никак не мог подобрать ключик. Иногда это его нервировало, но чаще интриговало. Впрочем, спустя некоторое время Ханка, как правило, сама раскрывала секрет, и всегда оказывалось, что причина ее таинственного вида была самой что ни на есть обыкновенной: волнение, тревога или грусть. Обычно во время таких приливов нежности он резко отстранялся от нее, пытаясь превозмочь возбуждение.

— Последнее время мы постоянно какие-то нервные, — сказала она, ставя чайник на стол. — Все время что-то не так. Ты тоже это чувствуешь?

— Это верно, — ответил он.

— Чего-то не хватает.

— Просто нас мучит эта ситуация.

— А может, мы уже не любим друг друга? — спросила Ханка.

— Глупости говоришь! — воскликнул он, наклонил ее вместе со стулом к себе, так что ее голова прижалась к его плечу, и провел рукой по ее бедрам. Она вырвалась от него.

— Подожди, не сейчас… прошу тебя, не сейчас.

Он отпустил стул на место.

— Что-нибудь случилось?

— Ничего не случилось, но я уже больше не могу здесь: мне хочется жить нормально.

— А мне, ты думаешь, не надоело все это? Только нужно еще немножко подождать — и мы поженимся. Из-за этой запарки даже о жилье подумать некогда.

Она отошла к окну и лишь там расплакалась по-настоящему. Немного погодя он подошел к ней и молча начал гладить ее лицо, даже вынул носовой платок и стал вытирать ее мокрые щеки. Однако на месте вытертых слез моментально появлялись новые и, растекаясь по ее неровно напудренному лицу, оставляли мокрые пятна. Она вздохнула.