Создал я в тайных мечтах
Мир идеальной природы,—
Что перед ним этот прах:
Степи, и скалы, и воды!
В другом стихотворении:
И, покинув людей, я ушел в тишину,
Как мечта одинок, я мечтами живу…
он говорит, что:
Настанет день конца для вселенной,
И вечен только мир мечты
В стихах о назначении поэта мы находим у него утверждение болезненности своего творческого дара:
Мучительный дар даровали мне боги,
Поставив меня на таинственной грани.
И вот я блуждаю в безумной тревоге,
И вот я томлюсь от больных ожиданий…
В соответствии с представлениями декадентов об образе поэта, Брюсов называет своего поэта: «юноша бледный со взором горящим», свою книгу «Шедевры» — «ропотом больных искушений».
Так, целый отдел стихов носит у него название: «Веянье смерти»; в стихотворении «Я вернулся на яркую землю» он говорит, что «меж людей» он «бродит, как в тумане», что он «грезит» днем и ночью о своем пребывании в царстве мертвых. Поэтому и окружающую его природу он воспринимает не в обычном, а в «декадентском» аспекте. Кто узнает, например, Москву в его стихах «Ночью», в которых Москва превратилась в какое-то горячечное африканское зловонно дышащее под тропическими созвездиями место пира стервятников? Посылая это стихотворение одному из своих друзей, Брюсов писал: «Как странно и как дивно звучат чуждые слова, особенно под рифмой! Неужели вы не знаете наслаждения стихами, как стихами, вне их содержания, — одними звуками, одними образами, одними рифмами?
Дремлет столица, как самка мертвого страуса.
Уже одно ожидание рифмы к слову «страуса» навевает мистический трепет». Превращение Москвы в «зловонные тропики» — в этом нашло выражение декадентское отрицательное отношение к обычным представлениям об окружающей реальной действительности.
ДЕКАДЕНТСТВО И СИМВОЛИЗМ
Когда говорят о символистах, то обычно не разделяют понятий: символист и декадент. Говорят: декадент или символист, отождествляя декадентство с символизмом. Между тем, эти понятия обозначают не одно и то же явление и не совпадают по содержанию. Что такое декадентство, об этом я говорил выше. Поэтами, которых мы могли бы назвать прежде всего именно декадентами, могут быть названы далеко не все символисты.
Для Федора Сологуба, Минского, Зинаиды Гиппиус декадентское мироощущение в их творчестве является основным. Брюсов, Белый и Блок могут быть названы декадентами только отчасти.
Перечитывая письма Александра Блока, можно неоднократно заметить, что он отмечает в своем творчестве черты декадентства, как то, чего нужно избегать, от чего нужно освобождаться. В одном письме он пишет: «Как только напишу декадентские стихи, так непременно налгу». И действительно, если русское декадентство есть движение искусства, сложившееся главным образом в эпоху реакции 80 — 90-х годов, то выросший из него символизм есть гораздо более широкое явление, есть стиль нового буржуазного искусства: в Европе второй половины XIX века, а y нас начала XX века.
Для символистов характерно такое понимание произведения искусства, при котором это произведение ней только содержит свой прямой и непосредственный смысл, но является и символом, иносказанием, то есть содержит в себе возможность более глубокого истолкования. Этот второй, более глубокий смысл, говорили они, не может точно быть установлен. В стихотворении должно быть только намечено это более глубокое содержание, а каждый может постигать его в меру собственной душевной глубины. Поэтому в символическом стихотворении, следовательно, заложена возможность не одного, а многих, более глубоких истолкований. Символическое произведение всегда имеет несколько смыслов. Оно многомысленно. Вот пример — стихотворение Федора Сологуба «Чортовы качели»:
В тени косматой ели,
Над шумною рекой,
Качает чорт качели
Мохнатою рукой.
Качает и смеется —
Вперед, назад,
Вперед, назад.
Доска скрипит и гнется,
О сук тяжелый трется
Натянутый канат.
Снует с протяжным скрипом
Шатучая доска,
И чорт хохочет с хрипом,
Хватаясь за бока.
Держусь, томлюсь, качаюсь,
Вперед, назад,
Вперед, назад,
Хватаюсь и мотаюсь,
И отвести стараюсь
От чорта томный взгляд.
Над верхом темной ели
Хохочет голубой:
— Попался на качели,
Качайся, чорт с тобой.
В тени косматой ели
Визжат, кружась гурьбой:
— Попался на качели,
Качайся, чорт с тобой.
Я знаю, чорт не бросит
Стремительной доски,
Пока меня не скосит
Грозящий взмах руки,
Пока не перетрется,
Крутяся, конопля,
Пока — не подвернется
Ко мне моя земля.
Взлечу я выше ели,
И лбом о землю трах!
Качай же, чорт, качели,
Все выше, выше… ах!
«Чортовы качели» Сологуба могут быть названы показательным, хрестоматийно-образцовым примером символического стихотворения. В самом деле, о каких качелях говорит автор? Как будто об обыкновенных. А, с другой стороны, это какие-то качели в переносном смысле — качели человеческой судьбы. Вот человек всю жизнь, как на качелях, «вперед, назад»,
Пока не перетрется,
Крутяся, конопля
и пока он не упадет мертвым на землю. При проникновении в символический смысл этого стихотворения мы не можем поставить знак равенства между прямым и символическим смыслом стихотворения: качели равны жизни человека, или качели равны судьбе в руках злого чорта, или качели равны лёту человеческой жизни, ибо верно и то, и другое, и третье. Стихотворение символично по самому своему построению. В самом стихотворении задано это стремление к символическому перетолкованию содержания.
Символисты были идеалистами. Теоретик русского символизма, Вячеслав Иванов, вслед за греческим идеалистом-философом Платоном, учил, что подлинная родина человеческой души находится в ином мире, а не в земной жизни, что об этой иной жизни точно знать невозможно, о ней можно только догадываться, что символистическое произведение и должно быть таким намеком на подлинный идеальный мир, о котором человек позабывает на земле. Вячеслав Иванов сформулировал основной принцип символического искусства. Формула эта написана им по латыни. Гласит она следующее: «А reаlibus аd reаliога», то есть от реального мира к еще более реальному, к идеальной реальности.