Надеждам интеллектуалов «Пражской весны» не суждено было сбыться.

«Весну» сменила долгая «зима», которая закончилась лишь через два десятка лет полным крахом реального социализма, но не крахом идей, протагонистами которых они являлись. Эхо «Пражской весны» звучит и в наши дни, и ныне, когда мы снова испытываем трудности, оказавшись перед глобальными проблемами цивилизации, думается, есть резон оглянуться назад, переосмыслить идейный и теоретический багаж «Пражской весны», чтобы двигаться вперед.

1962–1969 гг.[20]

Изучение различных аспектов советской экономической помощи ЧССР в 1960-е – первой половине 1970-х гг. в последние десятилетия практически выпало из поля зрения историков-богемистов. Тема казалась излишне политизированной и вызывала настороженность в профессиональном сообществе (подобная точка зрения до недавнего времени разделялась и автором данной статьи). Показательно, что, когда в 2010 г. вышел в свет подготовленный коллективом Российского государственного архива новейшей истории (РГАНИ) сборник документов «Чехословацкий кризис 1967–1969 гг. в документах ЦК КПСС», который в целом был оценен весьма положительно, некоторые чешские коллеги не преминули заметить «излишнее количество опубликованных материалов об экономической помощи СССР Чехословакии»[21]. Казалось, определение объема (сразу скажем, весьма значительного) советской экономической помощи, оказанной ЧССР в период нормализации, до некоторой степени служит оправданием акции августа 1968 г. (что, конечно, не так). Однако колоссальный пласт документов «о советской помощи» в рассматриваемый период (одних только постановлений Политбюро ЦК КПСС «за» насчитывается 180) говорит о том, что эта тема нуждается в научном осмыслении.

Как справедливо заметил активный участник событий 1968 г. З. Млынарж: «Политический успех „Пражской весны“ был обусловлен именно тем, что движение общества „снизу“ и движение в партии „сверху“ встретились и в значительной степени объединились. А это было бы невозможно без многолетнего воздействия реформаторского коммунизма внутри правящих диктаторских структур… Когда о временах Новотного говорят, как о сплошном царстве мрачного сталинизма, в которое в январе 1968 года ворвался светлый луч дубчековской реформаторской политики, то истинная картина 60-х годов в Чехословакии значительно искажается»[22]. Изменения в восприятии чехословацким обществом коммунистического режима начали происходить задолго до событий «Пражской весны». Для «Старой площади» процессы, происходившие в ЧССР, вовсе не были секретом, так же как не могла стать неожиданностью и сама «Пражская весна»[23]. Начиная с 1965 г. словосочетание «кризисные явления» все чаще и чаще используется в материалах ЦК КПСС для характеристики ситуации в Чехословакии. К середине 1967 г. в ЦК КПСС складывается абсолютно четкое понимание того, что ЧССР стоит на пороге серьезного кризиса. В качестве подтверждения данного тезиса можно сослаться на важный, но далеко не единственный в этом роде документ – политическое письмо советского посольства в Праге за II квартал 1967 г. от 20 июля 1967 г. под названием «О некоторых проблемах проведения культурной политики Коммунистической партии Чехословакии». О позиции чехословацких интеллектуалов авторы политписьма говорят следующим образом: «Если прежде элементы, враждебные партии и социалистическому строю, позволяли себе выступать по отдельным вопросам… то теперь мы имеем дело с острым проявлением классовой борьбы против правящей Коммунистической партии. Есть основания полагать, что это не случайный выход отдельной группы… а продукт с большим расчетом подготовленной атаки»[24]. «В сложной политической обстановке устранения последствий культа личности и преодоления экономических трудностей, – информировало посольство ЦК КПСС, – …партии не удалось успешно претворить в жизнь свои решения по идеологическим вопросам. У части партийных и государственных кадров стали наблюдаться проявления растерянности и либерализма… Руководство ЦК КПЧ видело, что аппарат Центрального Комитета не обеспечивает организационного проведения идеологической линии… процессы, вызывающие беспокойство партии, развивались в идеологической жизни страны уже многие годы, а нездоровые явления приобретали хронический характер…»[25] Виновный в сложившейся ситуации в ЧССР авторами документа прямо не назывался, однако вывод напрашивался сам собой: речь шла о первом лице в КПЧ – Антонине Новотном.

Посольство было отнюдь не единственным источником информации для советского партийного руководства. В аппарат ЦК КПСС (бывший на тот момент средоточием властных функций в СССР) стекались сведения, собираемые советскими людьми, занимавшими разные посты при представительствах советских учреждений, центральных газет и журналов, международных организаций и учреждений. Отчеты о пребывании за границей, о встречах с чехословацкими гражданами регулярно писали советские деятели науки и культуры; круг источников пополняла информация чехословацких общественных и политических деятелей, напрямую обращавшихся в ЦК КПСС, и дипломатов соцстран, информировавших сотрудников Отдела ЦК по тем или иным вопросам, и т. д. При этом речь идет не только о документах, направлявшихся в ЦК в силу служебных обязанностей (политических отчетах посольства, служебных записок дипломатов и чиновников различных ведомств, записей протокольных бесед и т. п.). Многие, как советские, так и чехословацкие, граждане считали своим долгом «в неофициальном порядке» проинформировать «Старую площадь» по тем или иным вопросам, поделиться своими соображениями. Важно отметить, что «визави ЦК КПСС» были люди, придерживавшиеся различных политических взглядов: от будущих реформаторов А. Дубчека, Ч. Цисаржа, О. Шика до их непримиримых противников – В. Биляка и Й. Ленарта. Точка зрения, согласно которой Москва слышала исключительно голос «консерваторов-сталинистов» и формировала свою позицию под воздействием их взглядов применительно к периоду, предшествующему «Пражской весне», в корне неверна. К тому же ставшие в будущем ключевыми фигурами «нормализации» В. Биляк, Г. Гусак до «Пражской весны» по многим вопросам выступали с позиций, близких к реформаторам[26].

Если информированность ЦК КПСС о событиях в Чехословакии на сегодняшний день не вызывает сомнений, то определить реакцию «инстанции» (как называли ЦК) на поступавшую информацию весьма непросто. На большинстве документов мы видим характерную резолюцию: «Материал информационный. Использован в работе отдела…» Никаких постановлений Политбюро или секретариата ЦК КПСС, принятых на основании материалов о кризисной ситуации в ЧССР, обнаружить не удалось. Словно некая непроницаемая стена отделяла различные «этажи» ЦК КПСС – аппарат от высшего политического руководства.

И все же, как нам представляется, считать, что Политбюро никак не реагировало на поступающую информацию о нарастающем кризисе в ЧССР, неверно. Однако, судя по всему, реакцию высшего советского политического органа на происходившее в Праге надо искать в иной плоскости. Прибегнув к количественному анализу, мы увидим, что из общего числа постановлений Политбюро за 1964–1967 гг., в той или иной степени касающихся Чехословакии, более двух третей посвящено оказанию экономической помощи (причем из года в год число подобных решений возрастало). В некоторых случаях взаимосвязь политики и экономики поражает. Так было, например, в 1964 г., когда Новотный проявил колебания в оценке итогов октябрьского пленума ЦК КПСС. 16 октября 1964 г. советский посол в Праге проинформировал первого секретаря ЦК КПЧ об отставке Н. С. Хрущёва, а спустя несколько дней, 21 октября, Новотный получил письмо от Л. И. Брежнева и А. Н. Косыгина: Президиум ЦК КПСС и правительство СССР удовлетворяли просьбу чехословацких друзей, согласившись увеличить поставку зерна в ЧССР в 1965 г. на 350 тыс. тонн[27]. Очевидно, щедрость новых советских лидеров должна была помочь чехословацким товарищам «правильно» воспринять произошедшие перемены в руководстве СССР. По нашему мнению, практически за каждым постановлением Политбюро об оказании экономической помощи Чехословакии, принятом в рассматриваемый период, можно увидеть «политическую мотивацию», что не удивительно: вопросы дальнейшего экономического развития становились важнейшим фактором, определявшим динамику политического процесса в ЧССР.