Все это Эдвард узнаёт от гостей, и ему очень хочется послушать хоть одну историю.
— Расскажите, пожалуйста! — просит он.
Гости не прогоняют колдуна и сами не уходят. Один из них, уже поддавшись чарам, угрюмо бормочет:
— Только не врать, слышишь? — и грозит кулаком.
— Зачем мне врать? — усмехается Наследник добрых троллей. — Если б я от другого слыхал, можно не верить. Но я сам сватался к принцессе!
— Ты? Ха-ха! Хо-хо!
— А что? Ведь сватовство-то было необычное! Король искал зятя, гораздого на выдумки. «Не нужно мне ни богатства, ни знатности, — говорил он: — будь парень хоть нищий, да только умей перещеголять мою дочку в искусстве выдумывать небылицы».
Новобрачная перестала танцевать. Она остановилась и слушает.
— Да, — продолжает рассказчик, смело встретив взгляд красавицы, — я и согласился.
— Не мудрено! — восклицает кто-то. — Искусством вранья ты славишься!
Раздается смех, но рассказ продолжается.
— Ну так вот: зашел я во дворец и увидал принцессу.
— Хороша небось?
— Хороша. Она подозвала меня и спросила: «Это ты сватаешься за меня?» — «Я». — «Вряд ли ты мне ровня, — говорит она. — Ко мне сватался сам принц Куркуранский!» — «Сама принцесса Бульбульминская делала мне глазки!» — отвечаю я.
Стало быть, первое испытание прошло неплохо.
Послышался смех.
«Но ты не знаешь, как мой отец богат! — чванилась принцесса. — Я уж не говорю о дворце, но в одном из сел у него есть такое большое стойло, что, войдя в дверь, пастух не видит коровы, стоящей у противоположной стены». — «Подумаешь, какое диво! — отвечаю я. — У моего отца есть такой громадный бык, что если бы к одному рогу этого быка привязать меня, а к другому тебя, то, аукаясь изо всех сил, мы не услыхали бы друг друга!»
— Вот так вранье! — раздается восторженное восклицание. — Значит, ты заполучил невесту?
— Нет, я не выдержал третьего испытания.
Ауста хочет уйти, но остается.
— Так что ж она такое выдумала, что даже тебя превзошла во вранье?
Рассказчик опустил голову.
— Она сказала, что любит меня и обещала стать моей женой! Я и поверил.
— Какова модуляция? — шепнул Оле Булль Эдварду.
Наступает довольно долгое молчание. Но Ауста Гальдбрунн — правда, теперь уже не Гальдбрунн, а Стённерсен — выступает вперед и говорит с раздражением:
— Как бы то ни было, она правильно поступила: уж лучше быть обманщицей, чем дурой. А кто верит обманщику, тот дурак!
В толпе заволновались:
— В самом деле! Опять он поддел нас! Опять мы попали впросак! Ах, проклятый! Давайте выгоним его отсюда!
И парни засучивают рукава.
— Меня выгнать? — усмехается рассказчик и усаживается на скамью. — Значит, вы так и не узнаете, как Оле-пастух разогнал полчище троллей.
— Это всё басни! Ступай отсюда!
— Но ведь вы же знаете песенку:
Приложив к губам рожок,
Вышел Оле-пастушок
На опушку…
— Знаем. И что же?
— Так вот, он и разогнал злых троллей…
— Враки!
— Но я это видел сам! Собственными глазами!
— Ты?
— Конечно! Иначе не стал бы рассказывать! Я не Иенс! Сам за себя отвечаю!
— Ну, в последний раз еще можно выслушать твои бредни! Но берегись, если опять…
Все окружили рассказчика, и он начал подробно описывать, как Оле-пастушок вышел ранним утром на опушку со стадом и начал играть на своем рожке. Только раздались первые звуки рожка, краешек зари выглянул из-за фиорда, а там и яркое солнце хлынуло в долину…
Наследник добрых троллей вскочил на скамью и пропел:
Эй, Торольф! Сюда! Ко мне!
Ты мне нужен! Звуки скрипки
Запоют пастушью песню
И поддержат мой рассказ.
Торольф подошел со своей скрипкой и начал наигрывать задумчивую мелодию; с каждой минутой она звучала все громче… И выходило так, что именно песня пастушка вызвала солнце. Увидев это, Оле сел на траву и отложил рожок.
— А тролли? — нетерпеливо спросил кто-то.
Скрипач взглянул на рассказчика, взял несколько резких аккордов, и шмель в глубине скрипки загудел явственнее.
— Только бы этот пастух не уснул! — послышалось восклицание.
Рассказчик кивнул. Да, на горизонте притаились недобрые тучи, а в полдень они заволокли все небо…
Торольф сделал паузу и рванул струны.
— Крепкий сон сморил бедного Оле. Ведь вызвать солнце — это нелегкая работа! А злые тролли обступили его, свистели и шипели, визжали и бесновались, хлопали крыльями и больно били по лицу. Овцы жались к своему пастуху и жалобно блеяли…
Все это изображал и Торольф.
…со стороны
Всем казалось — это ливень
Хлещет, это гром гремит!
Но пастух как раз проснулся…
— Неужели он не смекнул, что происходит?
— Смекнул. Он достал свой рожок и приложил его к губам. Сначала его и слышно не было, а потом…
И пока скрипач, сменив причудливый эпизод на спокойную, чистую мелодию, играл, подражая напеву рожка, и в самом повествовании появилась первоначальная медлительность. И все узнали, как постепенно бесхитростная пастушья песня смутила злых троллей и они исчезли. А Оле продолжал играть, пока не скрылась последняя тучка…
Отыгрыш скрипки завершил рассказ.
— Да неужто ты сам это видел? — прозвучал голос сбоку.
— А как же? Я не только видел их сам: я промок весь до нитки! Я гнал эту нечисть до самых Рондских гор!
Он выпрямился во весь рост и продолжал, возвысив голос:
Потому что это был
Я! И солнце на мой зов
Появилось… А теперь
Кружку пива мне и халлинг!
За такую песню, право,
Я недорого прошу!
И, спрыгнув на землю, он взял со стола кружку и выпил ее всю.
— Молодец! — сказал Оле Булль.
Глава восьмая
— Халлинг! Халлинг! — раздались крики. — Только не тот, что в прошлый раз! Другой!
Это не потому, что прежний халлинг нехорош. Но их очень много, и они чрезвычайно разнообразны. Каждая мелодия повторяется не более раза или двух в году… И то слишком часто.
Халлинг — мужской танец, его танцуют без пары. Молодой танцор выступает вперед как бы нехотя. Он только раскачивается, пробует силы. Чувствуется, что сильный человек, хорошо поработавший и умеющий хорошо отдохнуть, показывает себя, свой характер, но не сразу. Он идет медленно, с развальцей. И скрипач играет медленно и как-то лениво. Но вот кончается вступление и собирание сил — и откуда что берется! Зрители только ахают, дивясь выдумкам танцора: то он вертится волчком, то ложится на землю, то переворачивается в воздухе и взлетает высоко вверх. Скрипач не отстает от него в затейливых фигурах и сложных ритмах. Трудно сказать, кто кого ведет и кто за кем следует: танцор ли за скрипачом или скрипач за танцором! Оба соревнуются изо всех сил, у обоих по лицу градом течет пот… Вдруг танцор резко останавливается… Пауза и в музыке. Все ждут, какую еще штуку выкинет затейник-плясун и что еще придумает музыкант. И они не обманывают ожидания: танцор вновь изумляет всех небывалым коленцем, скрипач — неожиданным скачком мелодии или резкой трелью. Но движения танцора и музыка идеально совпадают, как будто они репетировали прежде вдвоем. А этого не было: просто халлинг есть халлинг!