И это просто упоительное ощущение, Машка теряет полностью связь с реальностью, и нет в мире больше ничего, кроме этого большого, грубого мужчины, опять, в который раз, сделавшего проклятый праздник Восьмого марта незабываемым…

– Мария Дмитриевна, там опять…  Ой… – Леночка залетает в кабинет, тормозит на полном ходу, – простите…

И выбегает за дверь.

А Сашка, прекратив целовать Машку, но не прекратив держать на весу, только усмехается и зарывается носом в ее волосы:

– Черт… Малинка… Офигеть…

Машка не отвечает, хотя с его определением ситуации полностью согласна. И даже, может, и грубее можно сказать… Но не нужно.

Она держится за его шею, вися послушной тряпочкой в тяжелых, властных руках, и ощущает себя невероятно счастливой и защищенной.

И не хочется его отпускать. Он ведь… Он может выйти сейчас за порог и не вернуться… И окажется, что его и не было, а все, что произошло, просто ее сон, результат временного помрачения рассудка…

И Сашка, похоже, чувствует то же самое, потому что отпускать ее вообще не торопится, сжимает, водит носом по шее, покрывая чувствительную кожу мелкими, царапучими поцелуями… И это так морозно-сладко, что Машка только ежится счастливо…

– Мария Дмитриевна, – пищит из-за двери деликатная Леночка, – там  вы срочно нужны…

Машка выдыхает, смотрит на Сашку:

– Мне надо идти.

– Когда заканчиваешь? – хрипло интересуется он, не торопясь отпускать.

– Утром, в восемь.

– Хорошо… Я тебя встречу.

Это сказано таким командным, безапелляционным тоном, что от любого другого и в любой другой ситуации Машка бы обязательно взбрыкнула. Но сейчас она только выдыхает и кивает.

– Номер телефона твой.

Сашка отпускает ее, напоследок скользнув губами по шее. Машка вздрагивает, скрывая прыгающие по коже мурашки, тянется за телефоном, смотрит вопросительно, и Сашка диктует ей цифры.

Машка делает дозвон, смотрит, как он принимает, сохраняет. И опять смотрит на нее. Темным, горячим взглядом.

– Даже не надейся, что в третий раз у тебя это получится, – коротко и с легкой угрозой говорит он.

– Что? – удивленно поднимает она брови, слегка кокетничая, потому что всем все понятно, естественно.

– Исчезнуть…

Он не выдерживает, опять тянется к Машке, подхватывает ее, и она с готовностью позволяет ему поцеловать себя. Коротко, невероятно жадно и с обещанием.

– Мария Дмитриевна… – голос Леночки извиняющийся, но очень настойчивый.

– Иду!

Машка спешно собирает волосы в гульку, пристраивает шапочку и маску, пряча натертые, зацелованные губы, и, бросив взгляд на невозмутимого Сашку, идет к двери.

Там Леночка, смущенно переминающаяся с ноги на ногу, с облегчением выдыхает и , поглядывая на молча стоящего за спиной Машки здоровенного мужчину, принимается быстро тараторить про очередного пациента.

Машка кивает, изо всех сил делая вид, что все штатно, нормально, и то, что она целовалась на рабочем месте с посторонним военным, вообще в рамках.

Она выходит в коридор, Сашка тяжело топает за ней.

У кабинета первичного приема опять очередь, и Машка вздыхает. Восьмое, оно такое Восьмое… Хороший праздник…

Она поворачивается к Сашке, слегка смущенно, не зная,как себя вести,что говорить. Поцеловать? Кивнуть? Сказать “до свидания”?

Сашка решает эту пролему, улыбнувшись и кивнув на прощание:

– До утра, Малинка.

Разворачивается и уходит, а Машка с полминуты смотрит вслед, на его широкую, ровную спину, и мысли у нее… Сумбурные и странные.

Но из кабинета доносятся голоса, и Машка, встряхнувшись, идет работать. До конца смены еще далеко.

Если выдастся свободная минутка, она обязательно подумает о непонятных происках судьбы, постоянно сталкивающей ее с Светловым именно Восмьмого марта. Что-то же это должно обозначать?

Утром она сдает смену Макару, судя по похмельному лицу и выхлопу, удачно отметившему праздник с семьей.

Улучив момент, когда они остаются наедине, Макар дарит ей коробочку с украшением.

Машка удивленно смотрит на любовника:

– Ты чего это? Жене не подошло, что ли?

И, по недовольно сжавшимся на миг губам, понимает, что прямо в точку попала.

Отдает ему коробочку:

– Спасибо, не ношу браслеты.

– Ну, Манюнь… – он тянется к ней губами, – злишься? Ну не мог я вчера никак…

Машка уворачивается, насмешливо поднимая бровь в удивлении:

– Да с чего ты взял, что я злюсь?

– Не злишься? – обрадованно и с облегчением говорит Макар, – давай тогда кабинет закроем… На пять минут… Я тебя по-другому поздравлю…

– Ого, – Машка идет к двери, стягивая по пути халат и шапочку, – целых пять минут…

– Можно и десять, – обиженно бубнит Макар, топая следом.

Машка открывает дверь, поворачивается к нему:

– Пока, Макар.

– Я наберу вечером, –  говорит он, но Машка только головой качает:

– Не стоит, Макар. Тебя дома жена ждет.

– Ну, Маш… – он выходит следом за ней из кабинета, – ну ты чего?

– Ничего, прощай,  Макар,  –  отвечает Машка, заходит в ординаторскую, быстро накидывает пальто и переобувается.

Макар все это время стоит в дверях и смотрит на нее.

– У тебя кто-то появился? – проницательно спрашивает он, и Машка пожимает плечами.

– Возможно…

– Маш, – Макар идет к ней, птается обнять, – ну не дури… Я понимаю, ты расстроилась, но что я могу сделать? Я же говорил, что , как только младший пойдет в первый класс…

– Боже, Макар, ну хватит уже, – не выдерживает МАшка, – я у тебя никаких обещаний не выпрашиваю, успокойся. Просто ухожу.

– Кто-то все же появился, – кивает Макар, – и давно?

Машка поднимает брови, удивляясь прозвучавшей в его вопросе ноте ревности, качает головой и выходит из кабинета.

Макар идет за ней, что-то спрашивая, уговаривая, и Машку эта ситуация до странности поражает. Что это с ним? Нет, не то,чтоб они договаривались о совместном будущем… У Машки никогда даже мысли не мелькало, увести Макара из семьи, зачем ей это? Она и в отношения, верней, недо-отношения эти влипла по чистой случайности. И продолжала их, потому что удобно… А теперь как-то все пошло кажется, глупо…

Сашка Светлов, гад, появился в жизни и… Все…

Машка ускоряет шаг, в голове шарашит искрами мысль, что сейчас она выйдет за порог… А там нет Светлова… И… Что она будет делать? Будет звонить? Узнавать?

Наверно, нет…

В конце концов, это будет классная месть с его стороны… Она два раза его кинула же…

Она выходит на крыльцо, не слыша уже слов Макара, которые он кидает ей вслед, ощущает себя бабочкой, вырвавшейся из кокона, потому что на улице – ослепительный весенний день, солнце льет буквально с неба лучи, заставляя на мгновение зажмуриться.

Еще холодно, лежит снег, но совершенно по-весеннему пахнет влажный воздух, и орут птицы, словно с ума сойдя от солнца и предвкушения тепла.

Машка невольно улыбается, подставляя лицо лучам и влаге. Весна. Она выжила. Именно так это ощущается, новой жизнью, совсем другой, не похожей на прежнюю…

Светлов появился вовремя. Даже если он больше никогда не придет, не позвонит…

– Малинка!

Машка не успевает додумать немного грустную, но наполненную чем-то удивительно светлым, мысль, открывает глаза и видит Сашку, невероятно легко для своей комплекции забегающего по ступенькам крыльца к ней навстречу.

В руках его букет весенних тюльпанов, свежий и изящный.

– Пришел? – выдыхает она, словно не веря своим глазам.

– Я и не уходил, – пожимает Сашка плечами, – я, конечно, тот еще тупарь, но все же третий раз лажать, даже для меня перебор… Больше я с тебя глаз не спущу, Малинка. Попала ты. На. –  И протягивает букетик, немного забавно смотрящийся в его грубой лапе.

Машка, которой таких слов не говорили никогда, понимает, что почему-то их ждала… Так странно. Она его по-прежнему мало знает, но никакого протеста внутри не возникает.

Ждал. Караулил… Какой…

Она принимает цветы, думая,  что их ей не дарили уже очень давно, даже и не вспомнить, когда в последний раз, улыбается еще шире и ощущает, как сердце начинает стучать радостно, с унисон с счастливым ором птиц, празднующих начало новой жизни.