Оливер осмотрел Рамоутера с ног до головы.

– Ну, ты определенно посимпатичнее, чем тот мужик, который раньше всегда болтался рядом с нашим инспектором. В этом месте забываешь о хороших манерах. Мы ведь не были представлены друг другу. Как тебя зовут? По виду ты новенький. Свежие силы, да?

– Рамоутер. Стажер, констебль Рамоутер.

– А имя у тебя есть?

– Салим. Салим Рамоутер.

– Рад познакомиться с тобой, Салим Рамоутер. Ты новый партнер инспектора?

– Да.

Хенли выругалась про себя и сурово посмотрела на Рамоутера. Ей было совсем ни к чему, чтобы Оливер посчитал, будто он установил с ним связь.

– Я думаю, инспектор хочет, чтобы ты тут просто сидел и наблюдал за происходящим, – деловито продолжил Оливер. Он скрестил на груди руки, на которых заметно выступали вены. – Я у нее всегда был навязчивой идеей. Я помню, как впервые увидел ее. Она тогда стояла перед Скотленд-Ярдом и называла меня…

– Мы пришли сюда, чтобы задать вам несколько вопросов, – перебила Хенли, стараясь не называть его ни по имени, ни по фамилии.

– Она называла меня чудовищем, – продолжал Оливер. – А потом удивилась, когда я воткнул в нее нож. Я всего лишь защищался.

Хенли крепко сжала правую руку в кулак и впилась ногтями в кожу, чтобы почувствовать боль.

– Мы пришли сюда, чтобы задать вам несколько вопросов, – повторила она.

– Ну. Задавай.

– В понедельник утром на берегу Темзы были найдены части человеческих тел – в Дептфорде и Гринвиче. Мужчины и женщины.

Оливер ничего не ответил. Его лицо застыло, словно гранитное.

– Вчера утром оставшиеся части тела женщины были найдены в Ледиуэлл-Филдс. Оба тела расчленены. Ноги. Руки. Голова. Все было отрезано от туловища и разбросано.

– Значит, слухи правдивы, – кивнул Оливер. – Но в новостях это не подтвердили. И не упоминали, что было две жертвы.

– Общественности пока не нужно об этом знать.

– Пытаетесь контролировать поток информации? Разумно, но в наши дни это трудно – появились социальные сети. А что общественность уже знает?

Хенли промолчала. Оливер пытался перехватить инициативу и контролировать ход беседы. Хотел продемонстрировать им с Рамоутером истинный баланс сил. Она с неохотой произнесла:

– Мужчину опознали. Его звали Дэниел Кеннеди.

– Дэниел Кеннеди, – медленно повторил Оливер. – Ты так произнесла его имя, будто я должен его знать. Он сидел в тюрьме?

– Сидел, – ответил Рамоутер. – Примерно два года назад. Провел полгода в Белмарше, потом его перевели в Хай-Даун.

– Салим, я отбываю очень долгий срок в блоке строгого режима. Я отношусь к категории «А». Мне не дают общаться с остальным населением этой тюрьмы. Меня считают чудовищем.

«Ты и есть чудовище», – произнесла Хенли про себя. Чем дольше она сидела напротив него, тем больше заводилась. Она поняла, что внимательно наблюдает за каждым его движением, что слишком бдительно за ним следит, ожидая, что Оливер может в любой момент попытаться ее убить.

– Эти имя и фамилия вам ничего не говорят? – спросила она.

Оливер не ответил. Вместо этого он встал, подошел к двери и постучал в небольшое оконце в ней. Тут же появился надзиратель и открыл дверь.

– Можете принести мне воды? У меня в горле пересохло. Очень жарко, столько людей.

Надзиратель кивнул.

– А Зоуи? – спросил Рамоутер у Хенли одними губами.

– Пока нет, – ответила она точно так же.

Несмотря на то что Оливер сидел в тюрьме, он определенно держал ситуацию под контролем. Казалось, никто, кроме Хенли, не видел, какую опасность он представляет.

Оливер вернулся на свое место и слишком долго смотрел на Хенли.

– Я не знаю никакого Дэниела Кеннеди, – в конце концов заявил он. – Что еще?

– Одна из жертв была найдена с вырезанными на теле полумесяцем и двойным крестом.

Хенли преднамеренно не сказала ему, кого из двух жертв нашли с этим символом. Она наблюдала за реакцией Оливера, но ее не последовало. Вернулся надзиратель с чашкой.

– Я искренне надеюсь, что ты не считаешь, будто это сделал я, – заявил Оливер.

– Это те же самые символы, которые вы вырезали на телах своих жертв, на всех семи.

Оливер перевел взгляд на Рамоутера, когда поднес чашку к губам и начал пить.

– Об этих символах знало совсем немного людей, – продолжала Хенли. – Это…

Оливер поднял левый указательный палец вверх, продолжая пить, таким образом заставляя Хенли замолчать.

– Это ваши метки. Ваш почерк. – Хенли повысила голос, теряя самообладание. Бетонные стены в маленькой комнатке делали каждое ее слово еще громче. Оливер поставил пустую чашку на стол. Уголки его губ слегка дернулись. – Жертвы вам незнакомы, они для вас никто. Но использован ваш стиль убийства. Все это указывает…

– На явное совпадение? – спросил Оливер с почти искренним любопытством.

– Маловероятно. Мне нужно знать, рассказывали ли вы кому-то о том, что делали со своими жертвами.

Оливер не ответил.

– Другим заключенным, надзирателям, посетителям? – перечислил Рамоутер.

Оливер расхохотался. Это был хрипловатый гортанный смех.

– Посетителям? Откуда им взяться? Ко мне никого не пускают, кроме адвокатов.

– Адвокатов? – осторожно переспросила Хенли.

– Конечно. Один все еще продолжает работать. Мы обсуждаем подачу апелляции. Не очень лестно, когда тебя называют убийцей с пилой, правда, инспектор?

– Вы убили семь человек. И вы считаете, что у вас есть основания для подачи апелляции? – не веря своим ушам, переспросил Рамоутер.

Оливер снова рассмеялся, потом повернулся к Хенли и подмигнул.

– Вы можете назвать какую-то причину появления этих символов на телах жертв? Ваших фирменных меток? – твердым голосом спросила Хенли, стараясь вернуться к теме разговора.

Ответа не последовало.

– Кто-то остающийся на свободе пытается передать вам послание?

Оливер сложил руки на груди и откинулся на спинку стула.

– Кто-то пытается привлечь ваше внимание? – продолжала Хенли.

Оливер хмыкнул и повернул голову к Хенли.

– Если вы работаете вместе с кем-то, если эти убийства имеют какое-то отношение к вам, то говорю вам прямо сейчас…

– Это, должно быть, тебя просто убивает, – медленно произнес Оливер.

Оливер неотрывно смотрел на нее – и все мышцы на спине Хенли напряглись.

– Вот оно как вышло-то. Ты сидишь здесь со мной. И просишь меня о помощи.

– Не льстите себе, – ответила Хенли. – Это не просьба о помощи.

– А что тогда? Ты пришла сюда спросить у меня, что я знаю. Ты в крайне затруднительном положении.

Хенли откинулась назад.

– Я в крайне затруднительном положении? Ну, это вряд ли. А знаете, что думаю я? Я думаю, что вы тут сгораете изнутри. Вы заперты здесь без шансов на помилование. Вас вывезут отсюда только вперед ногами в деревянном ящике, кремируют и выбросят пепел в ближайший мусорный бак.

– Осторожно, инспектор!

– Вы заперты здесь, пока кто-то орудует на свободе, режет тела, ставит на них вашу метку, а вы ничего не можете с этим поделать.

– Осторожно, – повторил Оливер тихим голосом, зловещим и угрожающим.

– Не вы здесь командуете парадом, – отчеканила Хенли.

Оливер улыбнулся, но больше ничего не сказал.

Рамоутер попытался сдержать кашель в наступившей тишине. Часы Хенли остались в машине, в бардачке. В этой комнате часов не было. Казалось, минута здесь идет за час.

– Мы закончили, – объявила она Рамоутеру.

Хенли попыталась взять себя в руки, когда Рамоутер встал и быстро пошел к двери. Она слышала шорох одежды Оливера – он повернулся, чтобы посмотреть, как она уходит. Хенли не оглядывалась назад. Она не могла допустить, чтобы Оливер видел отчаяние у нее на лице и то, какие ей пришлось приложить усилия, чтобы удержать себя в руках.

Доктор Марк Райан выглядел как настоящий судебный психолог. Уверенный. Вызывающий доверие. У него был уютный кабинет, который располагался в здании бывшей кондитерской фабрики в Бермондси. В кабинете было тепло. Комфортно. Спокойно. Никогда не скажешь, что в этом месте звучат истории о травмах, предательстве, потере веры в себя, тревогах и волнениях, а иногда стоит просто оглушительная тишина. Но Хенли не могла расслабиться.