Ельцинскую власть не за что было любить. Её можно было только, мягко говоря, не любить, а если правильнее — ненавидеть. И поэтому мы давали со­ответствующие материалы, что вызывало, кстати говоря, некоторую непри­язнь в палатах. Егор Семёнович Строев, этот мудрый, дальновидный политик, в связи с очередной реорганизацией палаты и новым принципом её форми­рования вынужден был уйти.

Во главе Совета Федерации встал Сергей Михайлович Миронов. Надо сказать, что президентская власть сделала несколько реорганизаций Совета Федерации. Ну, Госдума — по партийным спискам. Первый состав Совета Фе­дерации — его депутаты, избирались народом. Второй состав — губернаторы и председатели законодательных собраний.

Это был самый сильный на тот момент и самостоятельный орган власти. Руководители регионов в Совете Федерации часто оспаривали предложения Ельцина. Достаточно вспомнить, что тогдашний Совет Федерации трижды от­клонял просьбу Ельцина дать согласие на увольнение генерального прокуро­ра России Юрия Скуратова, который расследовал коррупционные дела прези­дентского окружения. И только благодаря подлой видеосъёмке, где якобы Скуратова сняли в обществе проституток, Ельцину удалось добиться своего.

Такой некарманный орган власти не устраивал и Путина. Была проведена очередная реорганизация. Теперь в Совет Федерации пришли представители региональных руководителей. Зависимые от своих патронов, которые сами, в свою очередь, становились всё более зависимыми от Кремля, эти “сенато­ры” могли в любой момент быть отозваны без объяснения причин.

Я знал случай, когда представителя губернатор убирал просто по прихо­ти своей, по капризу. То ли тот его плохо встретил, то ли кто-то что-то сказал о представителе. Но были случаи, когда место в Совете Федерации продава­лось, и представителя, естественно, убирали. И об этом шёл вовсю разговор везде, даже в газетах писали, сколько стоит место сенатора, сколько стоит место депутата в Госдуме. Такое положение, конечно, было нетерпимо.

Тем не менее над журналом опять нависла угроза. А угроза такая: надо снять главного редактора, поставить другого, и курс изменится. В далёкой перспективе так и произошло. У Хренова наступил, по-моему, пенсионный возраст. И инициатива шла от Миронова. Его подталкивали и некоторые се­наторы. Но мы подняли волну в Совете Федерации против смены главного ре­дактора, подключились депутаты Госдумы, и Миронов оставил нас в покое. Хренов остался главным редактором. Он уже набирал опыт, стал себя пока­зывать умелым руководителем.

Должность главного редактора — это тяжёлое дело, тяжёлый пост. Как го­ворит Черняк, он между молотом и наковальней. Молот — это власть, а нако­вальня — это трудовой коллектив. То есть и там надо быть умелым политиком, чтобы не сорваться, и внизу тоже быть уважаемым человеком. Хренов понял это дело. Правда, одна черта — занудство и бесконечность длинных речей — осталась у него навсегда. Когда заседания редколлегии вёл Лынёв, они про­ходили быстро.

Руслан был одарённый человек, очень способный как журналист, но крайне нервный, можно сказать, с изломанным характером. При вспышке гнева мог бросить на пол телефонный аппарат, толкнуть стул так, что он с гро­хотом падал, однако объяснялся коротко, без длинных речей. Хренов же как заведёт “песню слов”, хоть засыпай. Я терпеть этого не мог и всячески ста­рался сбить его с этой монотонности.

Но это был, скажем так, один из не самых главных недостатков Хренова. Главным, конечно, было то, что он любил власть и понимал, что власть кон­вертируется в деньги. Кстати говоря, когда он купил какое-то приличное жи­льё в Турции, я ему говорю: “Юра, ты опрометчиво поступил. Турки национа­лизируют это всё, и привет”. — “Да что ты, старик, разве это можно? Нет, там демократическая страна, там законы действуют”.

Короче говоря, второй раз мы отстояли журнал. И он становился всё бо­лее и более острым. Причём не только, скажем, по публикациям, но и по про­блемам. Мне не раз говорили члены Совета Федерации: “Вячеслав Иванович, Вы пишете то, что вчера власть сказала”. — “Это вчера власть сказала о том, что мы написали два месяца назад”. То есть мы уже не раз улавливали, что наши публикации формируют мнение и позицию депутатов Госдумы и членов Совета Федерации.

Не только о проблемах

Мы первые придумали такую форму, как тема номера. Причём, очень ин­тересно её давали. Была заглавная статья кого-то — или авторов, или наше­го журналиста. Потом на эту тему рассуждали члены Совета Федерации и де­путаты Госдумы. И не раз были интересные результаты и отклики.

Скажем, регулярно у нас шла тема — в других изданиях её мало каса­лись — тема местного самоуправления. Этот разговор, думаю, интересен для определённого круга читателей. А вот то, что привлекало всех, — это другие наши задумки. Во-первых, мы писали заметки под рубрикой “Политики вне политики”. Писала Татьяна Зима. Там интересные были всякие вещи, рас­спрашивала она, не очень оглядываясь на авторитеты, и задавала иногда во­просы весьма и весьма острые и колкие.

Но особенно интересной стала наша задумка под названием “Неожидан­ный ракурс”. Всю последнюю обложку занимала фотография известного чело­века. Но снятого в неожиданной ситуации. Скажем, дали фото Юрия Лужкова в поварском колпаке, в фартуке, с большим половником. И две женщины-по­варихи рядом с ним что-то наливают или накладывают. Причём, как всегда, около власти вертятся разные клевреты, и вот кому-то из них показалось, что женщины без трусов.

Хренову звонят и говорят: “Ну, что же вы так опозорили Юрия Михайло­вича, он стоит, а рядом женщины без трусов, а у него жена есть”. Хренов приуныл, потускнел. А вышел этот номер накануне Дня Москвы. А Москва накануне этого дня давала деньги, чтобы можно было хорошо жить. Мы, кстати говоря, неплохо зарабатывали, потому что ввели рубрику “Регион крупным планом”. Я сам несколько регионов делал. Это было на так назы­ваемой возмездной основе. Так вот клевреты Хренова огорчили, он сидел ту­склый. Но кто-то из наших подсказал одному из близких людей Лужкова: спросите, а как он воспринял фотографию? Спросили. Юрий Михайлович вскричал: “Ой, какая отличная фотография! Спасибо журналу, так здорово сделано!” Все эти клевреты заткнулись и отвалились.

Помню, была фотография, на которой Валентина Александровна Петрен­ко доит козу. Конечно, необычный ракурс. Сенатор, известнейшая женщина, в своё время оставшаяся в заложницах у террористов ради спасения детей- заложников и получившая за это боевую награду, она по сей день отдаёт се­бя заботе о детях, возглавляя движение “Матери России”. Не зря её называ­ют “Главной мамой России”. И вот вам — мама доит козу!

Или такой пример. Во всю страницу фотография, на которой министр фи­нансов Кудрин Алексей Леонидович играет на барабанах. И одна, на мой взгляд, из самых интересных и небезобидных фотографий была дана сразу на двух обложках журнала. На первой — сидят на качелях лидеры трёх парла­ментских фракций: Г. Зюганов, С. Миронов, В. Жириновский. А на послед­ней — в развилке большого дерева сидит В. Путин. В летней полувоенной форме, в панаме и смотрит как бы на первую обложку. Мы дали подпись: “Мне сверху видно всё”.

И вот эти фотографии настолько были интересны, что я предложил их на­клеить на картон. Получились картинки. Мы их развесили в коридоре нашего четвёртого этажа. И люди, которые шли к нам, порой долго не приходили в кабинет к тому человеку, к которому направлялись. Не могли оторваться от фотографий, делавших журнал ещё более привлекательным.

Однако всё же главное было не только в этом, а в том, что я назвал “со­противлением материала”.

Последний наезд на журнал

Наше парламентское издание становилось всё более популярным. Как нам говорили, парламент имеет самую низкую репутацию, а почитаешь ваш журнал, можно подумать, что он — главная власть в стране.

Привлекал журнал и новые кадры. В конце поганых 90-х, которые некото­рые ельцинские огрызки называют лихими, в журнал пришёл Александр Про­копьевич Кузнецов. Судьба его была типична для многих из тех, кто надеялся на освежающий ветер демократической экономики, а вляпался в рыночный на­воз. Я описал двоих таких людей в повести “Разговор по душам с товарищем Сталиным”. Саша — сын учителей. Отец — преподаватель физики, который по­том стал директором школы, мать — учительница математики, причём мощная учительница. Но, как он говорит, ни отец, ни мать его не натаскивали на свои науки. Скорее всего, сама атмосфера семьи, атмосфера дома подтолкнула его и направляла его к тому, что он рано стал заниматься математикой и физикой. Родился он в Смоленской области, потом родители переехали в Московскую область. А в седьмом классе он увидел объявление о том, что заочная физи­ко-техническая школа при МФТИ, что в Долгопрудном, принимает учеников, для поступления предлагалось решить определённый набор задач. Саша вы­полнил, послал. Его приняли в ЗФТШ. И с этого момента у него началась, ска­жем так, физико-математическая жизнь.