Вечерняя метель занесла дорогу к дому. Мужчины тонули в сугробах.

– Скорее, прошу вас! – посыльный графа Валуева едва ли не затащил доктора Петра Балашова на ступени лестницы и сразу дёрнул шнур звонка.

Дверь распахнулась мгновенно. Похоже, лакей дежурил возле неё. Уже через минуту врач был сопровождён в комнату больного. Ещё вчера вечером сын графа четырнадцатилетний Александр почувствовал недомогание, а сегодня ближе к ночи у ребёнка начался жар.

В спальне горничная зажигала новые свечи, на тумбе возле кровати стояла чаша с колотым льдом, лежали полотенца. А на мокрой постели, в насквозь пропитанной потом пижаме разметался юный Александр. Его мать – графиня Валуева, сидела возле него, прижав к груди икону Богородицы, и отрешённо смотрела на сына.

– Пётр Германович, голубчик, помогите, прошу, – произнесла она, обратившись к доктору. Голос графини дрожал.

Балашов положил руку на лоб мальчика. Огонь. От всего худого тела ребёнка поднимался жар. Страшно сказать госпоже Валуевой об этом. Как бы не пришлось приводить её в чувство после.

– Александр Михайлович, слышите меня? – доктор наклонился над мальчиком.

Юный Валуев открыл глаза, а Балашов, приставив к его груди стетоскоп, слушал хрипы в лёгких. Опять. Уже второй раз за год ребёнок переносил пневмонию. Прошлой весной едва не умер на руках у доктора, и вот снова.

– Пётр… – Александр узнал своего врача, но губы совсем пересохли и он не смог договорить.

– Наташа, – Балашов обернулся к горничной. – Дайте чаю.

Девушка поднесла чашку. Доктор приподнял голову Александра, чтобы тот смог сделать глоток.

– Как это вас, голубчик, угораздило снова заболеть? – покачал головой Балашов. – Совсем матушку не бережёте. Пока граф в отъезде, кто же заботиться о ней будет?

На бледном лице мальчика появилась слабая улыбка.

– Чуть-чуть поболею, Пётр Германович, – прошептал он, – совсем чуть-чуть.

– Вот и договорились. До утра вам время даю, – наигранно шутливо согласился доктор.

Часы в гостиной пробили девять ударов. Метель за окном усилилась, и было видно, как бьются о стекло её снежные потоки.

– Тяжёлая ночка у нас с вами будет, Александр Михайлович, – произнёс доктор. – Боритесь изо всех сил. А то одними лекарствами ваш недуг не возьмёшь.

– Помню, – слабо кивнул мальчик. Губы снова пересохли, и он, тяжело дыша, спросил: – Гроза на улице?

Все, кто был в комнате, удивились лишь на мгновение. Видимо, от сильного жара начался бред.

– Нет, что вы, голубчик, – ответил Балашов.

– Что так гремит? – шептал Александр. – И запах… гари… дышать не могу. Так не должно быть… смещение с траектории выхода… Нина…

Темнота окутала сознание, и Александр уже не видел, как плачет матушка у его кровати, слушая бессмысленные слова своего единственного сына, как доктор натирает его грудь касторовым маслом и меняет холодные полотенца на лбу.

Гул тормозных двигателей стихал, швартовые грейферы наконец уцепили корабль, подтягивая его к шлюзу станции. Повреждения, полученные в результате неправильного выхода из канала отражения ИВП, устраняла автоматика. Запах гари так и стоял, хотя пожар, возникший из-за перегрузки энергосистемы, уже был потушен. Снаружи продолжались удары, и дрожь всё ещё бежала по железному телу корабля.

Вадим с трудом встал с места, держась за спинки соседних кресел. Тупая боль растекалась в груди, и кровь с рассечённого виска текла в глаз. Он никак не мог её убрать, безуспешно растирая веки.

Первый самый мощный удар причинил тяжёлые повреждения пассажирам. От удерживающих устройств многим переломало рёбра. В нарастающем шуме испуганных голосов и стонов боли, сопровождающий офицер группы двинулся между рядами, хрипло говоря:

– Раненым не двигаться! Ждём!

С характерным шипением открылся люк пассажирского отсека, вбежали сотрудники службы приёма и медики:

– Кто на ногах – самостоятельно на выход!

Не было даже секунды, чтобы спросить что произошло. На корабле прибыло почти триста человек, и все они оказались в атриуме станции уже через пятнадцать минут.

Вадим, едва войдя, взглянул сквозь обзорный купол над головой и замер. Один из причалов был полностью уничтожен. Было видно, что навигационное зеркало развёрнуто неправильно. Огромный диск, диаметром почти сто пятьдесят метров на мощной мачте отклонился на десятки градусов, а это значило, что ни один корабль, идущий по каналу отражения искривления времени и пространства, не доберётся до выхода. Или выйдет со смещением и ударится о станцию, как произошло сейчас. Но Вадим замер не поэтому.

За двухметровой толщей стекла всё ещё разваливался на куски другой корабль – прибывший первым в неверную позицию зеркала. Его развернуло при выходе, ударив двигателями о причал. Взрыв уничтожил судно. Это его обломки ударялись о борта второго корабля.

Вадим не верил. Только бешено больно сдавило грудь.

– Нина… – прошептал он.

Сознание ещё боролось со страшной мыслью о том, что она погибла, а слёзы уже потекли по щекам.

Сквозь окружающий шум пробился хриплый голос:

– У вас в группе заявлен навигатор!

Офицер станции, по нашивкам на форме – капитан, подбежал с этими словами к старшему группы.

Тот показал на Вадима и офицер ринулся к нему:

– Младший лейтенант Орлов? Навигатор?

– Да, – прошептал Вадим.

– Специализация?! Космическая или наземная?

– Наземная.

– Чёрт… курс космонавигации проходили?

– Да.

– За мной!

– Я… – Вадим не мог двигаться, ничего не мог.

– Быстро за мной! – офицер дёрнул его с места за руку. – На подходе Ферей!

– Что? – Орлов едва вдохнул через ком в горле. – А это?.

– Разбился Эммел, – капитан уже тащил его из атриума. – Зеркало смещено. Траектории кораблей изменились, Эммел вышел первым, Астрей вторым, Ферей и Пронум ещё в коридоре ИВП.

И Вадим побежал со всех ног.

– Что в командно-диспетчерском пункте? – спросил он. – Что произошло?

– Диверсия, – ответил капитан. – Сработало взрывное устройство в рулевой рубке зеркала, второе в самом КДП. Антиглобалисты чёртовы!

– Мачта повреждена?

– Нет, но все, кто был в рубке, погибли. Терминал управления зеркалом в КДП цел, только наш навигатор получил осколок в шею, не знаю, выживет ли. Вторую смену операторов вызвали, они прибудут с планеты через пять минут. Ферей выйдет раньше. Уже приняли его сигнал. Теперь нужно принять сам корабль!

– Ясно! – с надрывом вздохнул Вадим.

Они разминулись с медиками, вывозящими раненых из командного отсека. Здесь всё было в копоти. Чёрные стены и потолок. Стекло обзорного окна вытирали кусками ткани, оторванными от формы, система очистки не функционировала. Половины зала просто не было. Обломки терминалов управления и мониторов, и кровь повсюду.

Ребята из ремонтной бригады ползали под уцелевшим оборудованием, протягивая аварийные кабели вместо сгоревшей электросети. Операторы диспетчерской, те, кто выжил, остались за своими пультами. На экранах ярко мигало красное сообщение: «ошибка позиционирования».

– Навигатор на месте! – крикнул Орлов и побежал к терминалу управления зеркалом.

Старший офицер смены увидел младшего лейтенанта, кивнул, но не ответил. Они с техниками восстанавливали автоматическую систему контроля прибытия. АСКП надлежало запустить в первую очередь.

Вадим набрал команды протокола приёма по зеркалу, ввёл алгоритмы расчётов, поднял из-под панели консоль ручного управления мачтой.

Старший смены наконец крикнул ему:

– Младший лейтенант, справитесь с навигацией по космическому зеркалу?!

– Так точно. На Ферее моя жена, – ответил Орлов, не оборачиваясь.

– Понял, приступайте, – приказал офицер. – АСКП не работает. У вас меньше минуты.