Я перевела взгляд на женщину, одетую в простенькую блузку тёмно-коричневого цвета, и такого же цвета юбку в пол с чёрной окантовкой кружев, и с белым передником.

Мою голову пробила боль резкая настолько, что я согнулась в позу эмбриона. В голове флешбэками начала вспыхивать картина: я – маленькая девочка, сижу у этой женщины на коленях, но она лет на десять младше, и она трясущейся рукой гладит меня по голове и приговаривает:

– Плачь, девочка, плачь, и тебе станет легче.

– Нина, мамушка, за что они так со мной? Я хочу учиться, я не хочу в пансион, а тем более замуж…

Эта женщина – няня и кормилица этой девочки и очень любит её. Я не понимала, откуда я это знаю, это словно во сне, ты просто знаешь и всё.

– Моя госпожа, – Нина присела на кровать и стала вглядываться в моё лицо.

– Мамушка, – я кинулась к ней на шею, по моим щекам катились слёзы, увлажняя её блузу.

И меня снова ударило пониманием, вашу ж маму, я жива, я жива. Это реально сработало, всё это не было моей фантазией.

– Да, девочка, я рядом, – и словно ту маленькую девочку она гладила меня по голове, успокаивая, снова приговаривая,– плачь, девочка, плачь, и тебе станет легче.

От её ласкового голоса меня пробивало словно током, эмоции менялись и перемешивались друг с другом. Плакала я долго, и остановила меня лишь боль в глазах.

– Сальфия умерла, моя госпожа.

Кто такая Сальфия? Умерла? Как спросить, чтобы не спалить себя?

– Как умерла?

– Раны были слишком сложные, все в ожидании ваших распоряжений. Её ребёнок жив и здоров, это мальчик.

Я резко отстранилась от Нины и подскочила на кровати.

– Так чего же вы молчите, мамушка? Пойдёмте скорее.

– Куда же вы госпожа, не в ночнушке же.

– Мамушка, некогда, пойдёмте, – от моих слов она удивилась, а вот я напряглась.

– Как давно вы меня так не называли. Идёмте, идёмте.

– Я многое осмыслила и…, – а вот врать я не умела, когда пыталась у меня тряслись руки, – и я решила начать жить с чистого листа. Мамушка, давайте поторопимся.

Нина юрко прошмыгнула вперёд меня и взяла домашние туфельки, около огромной двери она помогла мне обуться и пропустила меня вперёд. Ага, а куда идти-то я не знаю.

– Мамушка, у меня кружится голова, возьми меня на всякий случай за руку, помоги дойти без приключений, пожалуйста.

– Да, госпожа моя, конечно.

Она взяла меня аккуратно под локоток, и дверь открылась. Я чуть не влетела обратно в комнату от испуга, передо мной стоял огромный амбал, мордоворот двухметровый, и, кажется, я икнула.

– Госпожа Эвалина, – он склонил голову.

Странно, для его комплекции у него оказался самый обычный голос.

– Вы снова забыли его имя? – спросила Нина.

– Ага, – я чуть не икнула второй раз.

– Джин. Это и немудрено, госпожа, так часто менять охрану, – поддела меня Нина с улыбкой.

– Такого поменяешь, он сам кого захочет поменяет, – и, поняв, что сказала это вслух, чуть подзатыльник сама себе не дала, но Нина лишь рассмеялась, а вот охранник своим невозмутимым лицом напугал ещё сильнее.

Когда я, наконец, вышла из комнаты, то попала в коридор, по одной стороне которого была стена с несколькими дверями, а по другой – деревянные перила. Я подошла к ним и тут же дернулась назад. Мне сразу не понравилось, что здесь были такие хлипкие перила, страшно, если кто-то уже падал. Так. Похоже, что я в каком-то доме. С моей «смотровой площадки» он просматривался весь, балконы внутри дома оголяли моему взгляду три этажа. Этот дом не подойдёт человеку, который боится высоты, даже мне становится дурно от такой картины. В нём много окон, и мне почему-то показалось, что их конструкция не очень устойчивая, или, скорее всего, мне так кажется после пластиковых окон.

Около второй вычурной двери с золотыми вензелями тоже стоял охранник и, аллилуйя, он не выглядел таким устрашающим, как первый. Следом мы проходили закуток с угловым кожаным диваном, который выглядел очень массивным. На третьем, похоже моём, этаже было ещё несколько комнат с красивыми дверьми, но они были закрыты. Мы пошли к лестнице, ведущей вниз.

На втором этаже комнат было больше, и двери были не двухстворчатые, а одинарные из простого и не покрашенного дерева. Мы там не проходили, а сразу спустились на первый этаж. В этом доме всё было сделано из древесины, но при этом намешано слишком много стилей, и с каждым этажом убранство было всё хуже и хуже.

На первом этаже мы подошли к комнате, возле которой было столпотворение девушек разных возрастов. Они были не старше тридцати лет, все в пёстрых ночнушках и халатах в стиле XIX века. Стоило им увидеть меня, все напряглись и будто даже испугались. Если бы не дорогие на вид вещи, я бы подумала, что это обслуживающий персонал, девушки дружно поклонились. А вот я не знала делать ли мне то же самое в ответ.

– Девушки, все по своим комнатам, нечего вам здесь делать, – безэмоционально и с металлом в голосе проговорила Нина, а мамушка с характером. Всё очень интересно, но ничего не понятно.

Все без разговоров ушли, каждая в свою сторону. Интересно, это что-то вроде пансиона? То, что это не мой мир и он не очень развит, это я уже поняла. Какого чёрта меня бросили на амбразуру, а? Ну, нельзя же так! Но хоть про больничку предупредили, и этому рада.

Не успела я переступить порог комнаты, как в нос ударил запах крови, желчи, пота и туалета, от чего меня чуть не стошнило, ей богу. Глаза защипало и не по-детски, от чего снова пришлось часто-часто моргать, чтобы что-либо разглядеть. И это я сделала зря, от увиденной картины захотелось закричать от ужаса, но я до крови прикусила язык.

На двуспальной кровати лежала мёртвая девушка со светлыми кудряшками, вся в крови, особенно ниже пояса. Рядом с кроватью стояла какая-то девушка в похожей форме, как у мамушки, и держала на руках крохотное кровавое тельце, ещё не обмытое, но живое. Чего она ждёт?

– Моя госпожа, – она поклонилась, – мальчика она родила, куда это девать?

Как куда? Это? Она будто о какой-то вещи сейчас говорит.

– Дай его мне, – твёрдо потребовала я, а у неё глаза на лоб полезли, но приказ она выполнила в доли секунды, словно мерзкое что-то держала в руках.

Малыш со светлым пушком на голове и серыми глазами, был словно пушинкой, я даже не чувствовала его веса на руках. Как такое маленькое существо смогла обидеть судьба, забрав у него маму?

– У него цвет глаз как у матери, – тихо сказала Нина, склонившаяся над ребенком.

Он резко посмотрел в мои глаза, да ещё так осознанно, что я чуть не растерялась. От его взгляда перевернулся весь мой мир так, словно из моей души к его душе потянулась ниточка. «Это связь», – поняла я, это что-то моё родное, и мне стало ясно, как белый день, я никому его не дам в обиду.

– Свят, – сорвалось с моих губ, что было неожиданно не только для других, но и для меня.

– А что делать с этой? – встряла девчонка.

На вид ей было не больше двадцати, я думала, что люди черствеют с годами, а нет. Заметив шрам от уха до шеи, я остановила грубость, что вертелась на языке. Я её не пожалела, просто это стало неожиданностью.

– Тина, уймись, дура, что за манеры? Вспомни, где ты и с кем разговариваешь, – за меня одёрнула её Нина, девушка потупилась и даже покраснела.

А я старалась запомнить каждое имя, на что память меня постоянно подводит. Я снова перевела взгляд на Свята, такой крохотный, я впервые держала на руках такого маленького ребёнка.

– Тина, принеси тёплую воду и полотенце, – сказала я.

– Да, госпожа, – она, поклонившись, убежала.

– Мамушка, мне нужно отмыть малыша и поговорить с вами за чашкой чая.

Я посмотрела в окно, за ним сиял рассвет. Мое внимание привлекло тело девушки, оно словно засветилось, это было что-то невероятное. Посмотрев на Нину, я поняла, что она этого не видит.

– Странно, вы предпочитаете кофе или горячий шоколад, – удивилась Нина.

Слава всему, что есть, я не останусь без кофе!