Когда читаешь всё это последовательно, уже сам начинаешь понимать — куда же без партии? Надо, чтобы кто–то же это организовывал, само–то не получается.

— Сейчас иногда люди рассуждают: “Сделали революцию в 1917 году”. В апреле 1917 года в большевистской партии было 80 тысяч человек. То есть, чтобы сделать революцию в России надо, чтобы выступили более 50 тысяч рабочих, тогда вопрос может быть решён. Но они должны выступить сознательной массой (а без пропаганды этого не бывает) и организованные (чего не бывает без агитации). Также этого не бывает и без партии. Поэтому вопрос о партии — разрешение противоречия между потребностью в том, чтобы выступить против царизма, капитализма и возможностью. Кружковым образом никак не перейти к другому общественно–экономическому строю. И революции никак вы не получите.

— Когда Вы сказали про 80 тысяч, я подумал, что в КПРФ‑то больше 80 тысяч людей сейчас?

— Не знаю. В то время, когда она снова начала функционировать, было 600 тысяч, потом говорили, что 400 тысяч, сейчас не знаю сколько. Но сколько бы ни было, они не могут ничего сделать, потому что там нет передовой теории и нет организации рабочего движения. Я могу это констатировать абсолютно точно. Рабочая партия России, Фонд Рабочей Академии один раз в полугодие организовывает заседание Российского комитета рабочих, на которое приезжают представители рабочих. Делегируют их именно рабочие, а не партии. Непонятно, почему на съезд рабочих так рвутся голосовать интеллигенты? Вот я, например, доктор философских наук, поеду на съезд композиторов или художников? Что я там буду делать? Я только что и могу нарисовать — точка, точка, запятая, вышла рожица кривая. А на съезд рабочих почему–то целая толпа набегает и говорит “мы хотим голосовать!” Да вы не голосовать должны, а выполнять функцию пропагандистов и агитаторов. Если вы так пропагандировали и агитировали, что нет рабочих, которые выступят и примут правильные решения, значит вы — негодный пропагандист и агитатор! Если я, будучи интеллигентом, не могу убедить двух рабочих — нет у меня для этого знаний и умений — то я просто не интеллигент.

— Далее Ленин плавно переходит к тому, как должна идти работа партии. Он пишет, что нужно различать организацию революционеров и организацию рабочих. Ведь часть работы должна быть тайной — жандармерия не спит. А с другой стороны, широкое массовое движение не может быть тайным. Поэтому получается двухступенчатая система.

— Это в условиях царской России, где не было буржуазной демократии. Я думаю, что этот этап, благодаря борьбе трудящихся России, пройден. Сейчас нет необходимости в таком делении. Нет ничего такого, что противоречило бы современным законам. Если, конечно, не брать Прибалтику, где с ума сошли, и уже у них есть люди без гражданства. Там за принадлежность к коммунистической партии сажают в тюрьму.

— Ну вот, Владимира Владимировича коронуют…

— И что? Вам Владимир Владимирович мешал что–нибудь делать?

— Пока нет.

— Это зависит от того, изберут ли его на следующий срок?

— Его уже обнулили.

— Нет, его не обнулили. Обнулить можно того, кто не избран. Если он будет избран — будет президентом, а если не будет избран, то не будет президентом. Эта поправка ничего не означает с точки зрения возможности голосовать. Другое дело, что мы с вами хорошо знаем — в буржуазном обществе господствует буржуазная идеология. И поэтому тот, кто надеется, что выборами в буржуазном обществе решаются какие–то принципиальные вопросы, тот неграмотный в идеологии и политике человек. Сейчас подсчитывают, сколько на самом деле проголосовало людей за поправки, а сколько приписали. Но за саму Конституцию сколько проголосовало? Нисколько! Она вообще не ставилась на обсуждение и голосование. Спросили только, признаёте ли вы Конституцию? Только что из танков по парламенту били, а теперь спрашивают.

— Резюмирую: плюс в том, что жандармов нет; минус в том, что участвуй/не участвуй в выборах — толку никакого.

— Почему это никакого? Если у вас большая партия, большой людской резерв…

— Пока такой партии нет.

— Но если есть коммунистическая партия, то какая–то часть людей из рабочих, как это было у большевиков — Бадаев, Муранов, Шагов и Ногин — выступали с думской трибуны. А сейчас что вещают с этой парламентской трибуны? Кто мешал депутатам от КПРФ во время решения вопроса о пенсионной реформе предложить другой проект? Никто не мешал. Коль вы не предложили никакого другого проекта, значит, вы были в сговоре с буржуазией, которая решила увеличить рабочее время.

— Они же зарплату там получают, им есть что терять.

— В том–то и дело.

— Вернёмся во времена Ленина. Он задаётся вопросом: как разрешить противоречие, когда должен быть и боевой отряд, и широкое распространение? Должно быть сплочённое ядро самых опытных и надёжных рабочих, имеющих доверенных людей в разных районах и связанное по всем правилам строжайшей конспирации с организацией революционеров. Такое ядро вполне сможет выполнить все функции, лежащие на профессиональной организации. Получается сетевая динамическая система.

— Не будем забывать, что это только шестой том, а у Ленина 45 томов работ. После революции 1905 года появились органы самих рабочих. Если Вы поедете на 4‑ю Красноармейскую улицу, там есть дом, где состоялось заседание Совета рабочих Петрограда. Эти самые особо доверенные лица были защищены тем, что представляли большие рабочие коллективы. Тронуть их со стороны буржуазии означало бы начать войну против всего рабочего класса. Кто руководил вооружённым восстанием в Москве? Совет рабочих Москвы. И, конечно, интеллигенты, профессионалы помогали и разъясняли, но когда наступает время действий, всё переходит в руки рабочих, и они становятся главными действующими лицами. Рабочий класс — это передовой класс. Освобождение рабочего класса есть дело рук рабочего класса. Рабочий класс — самый большой, и если он поднимется, остановить его невозможно.

У меня был интересный разговор с милиционером во время митинга на Васильевском острове, который проводил Михаил Дружининский. Это образованный товарищ, закончил Санкт–Петербургский университет, работал водителем трамвая. Он очень не любил, когда какие–то мерседесы заезжают на трамвайные пути и мешают движению. Он давал сигнал и если ему не освобождали дорогу, он продолжал движение. Причём, всякий раз его освобождали от ответственности за возможные аварии, поскольку их источником были нарушители дорожного движения. И вот был митинг за сохранение трамвайного движения. Всем было понятно, что без трамвайного движения Петербург остановится. И вот на этом митинге милиционер, который охранял порядок, говорил, что, мол, ничего у вас не получится, пришли бы войска, ударили по вам, и все вы разбежались бы. А я ему отвечаю: “Представьте, что если бы пришёл миллион человек, то все пушки стреляли бы в другую сторону!” Он подумал и согласился. То есть когда поднимается народ — это историческое событие, и остановить его никакими войсками нельзя.

— Но для этого народ должен быть ещё вооружён и теорией.

— Да. Есть сегодня такие “революционеры”, которым когда даёшь газету, они вопрошают — зачем нам ваши газеты, когда уже оружие раздавать будут? Ты ещё ничего не знаешь, какое тебе оружие? Чтобы ты пошёл в винный магазин и убил продавщицу?