Лоуренс Саффорд
Цели и задачи морской радиоразведки были намного более скромными, чем у ее армейских коллег. Первоначально они вообще не выходили за жесткие рамки военно-морской тематики, тогда как СИС отвечала за вскрытие не только военной, но и дипломатической переписки японцев. Флотские дешифровальщики успешно справлялись с сообщениями вероятного противника, закрытыми с помощью похищенного американцами в Сан-Франциско в 1922 году “кода 1918 года”. Однако OP-20-G не всегда занималась только морскими проблемами. В 1930 году в рамках сенатского расследования о ведении коммунистической пропаганды в Соединенных Штатах была совершена попытка вскрыть коды торгового предприятия Амторг, являвшегося, как обоснованно полагали американцы, крышей “легальной” резидентуры советской разведки. Эту работу поручили морякам, но стойкость советских шифров превзошла их возможности, после чего за дело взялись армейцы. Из архива комитета конгресса по расследованию коммунистической деятельности в США они получили для обследования более 3 тысяч телеграмм, однако преуспели не более моряков. Фиаско нанесло серьезный удар по престижу американской криптографии. В дальнейшем оказалось, что столь высокая стойкость была обусловлена применением практически невскрываемой системы блокнотов разовых ключей, но это стало известно много позднее, в ходе осуществления описанной далее операции “Венона”.
Постепенно морские радиоразведчики накапливали опыт и увеличивали свою численность. Если в 1931 году обучать новых криптоаналитиков могли лишь Лоуренс Саффорд и его помощник Джозеф Рошфор, а вообще подготовку в этой области получили всего пять офицеров, из которых только один проучился свыше полугода, то по состоянию на 1 июня 1939 года штат дешифровальной группы составлял уже 36 человек. Во второй половине 1930-х годов криптоаналитики флота заметно опередили своих армейских коллег, что объяснялось не какой-либо их особенной талантливостью, а вполне прозаическими причинами лучшего бюджетного финансирования. Например, в 1936 году флот мог позволить себе довести численность OP-20-G до сорока сотрудников, тогда как СИС насчитывала лишь семерых, постоянно действовавших под угрозой разоблачения своей противозаконной деятельности и неминуемого наказания. На рубеже десятилетий японцы заменили свой военно-морской код, но новый “код 1930 года” был создан на базе предыдущего и поэтому достаточно быстро поддался усилиям дешифровальщиков. Осуществленная в 1932 году его компрометация вплоть до 1938–1939 годов позволяла OP-20-G читать до 90 % японской немашинной переписки. Морякам было чем гордиться перед армией, но в 1932 году СИС несколько умерила их гордость. Криптоаналитики Фридмана проверили на стойкость тексты, закрытые с помощью созданного специалистами флота механического шифратора, и доказали его несовершенство. Моряки не были одиноки в своем неуспехе: разработанный компанией ИТТ для государственного департамента США телеграфный шифровальный аппарат оказался еще хуже. Некоторые из представленных для испытания текстов криптоаналитики СИС прочли за 30 минут, на другие ушло не более нескольких часов. Японская “машина Б” была значительно эффективнее, хотя тоже далека от совершенства.
Постепенно доля машинных шифров в общем радиообмене возрастала, и в этом отношении крайне удачной и своевременной оказалась проведенная в свое время ОНИ операция по похищению деталей механического шифровального аппарата из бюро военно-морского атташе Японии. Когда в рамках установившегося в 1935–1936 годах сотрудничества OP-20-G и СИС моряки передали армейцам все имевшиеся у них детали и материалы по нему, вскоре оказалось, что загадочная “машина Б” устроена совершенно идентично. Это позволило значительно продвинуться в ее реконструкции. Однако с 31 октября 1938 года криптоаналитики из OP-20-G вновь полностью переключились на вскрытие ручного кода японцев, сменивших свой военно-морской оперативный код на принципиально новый. Внезапно флот, уже привыкший регулярно читать переписку своего наиболее вероятного противника, лишился такой возможности. Все ресурсы криптоаналитиков были брошены на решение возникшей проблемы, впервые в широких масштабах применялись табуляторы ИБМ, и через некоторое время “код 1938 года” поддался усилиям американцев. Теперь флот вновь был в курсе обстановки, и объем ежедневного потока информации лимитировала лишь нехватка переводчиков.
В 1938 году произошел инцидент, в результате которого непродуманные действия флота едва не свели на нет все предыдущие достижения американских дешифровальщиков. Управление морской разведки 20-го округа в Сан-Франциско наняло частного детектива С. Гэддиса, прибывшего на японское торговое судно под видом таможенника. При досмотре сейфа капитана он якобы обнаружил наркотики и обыскал каюту, изъяв при этом кодовую книгу торгового флота. Разведчики перефотографировали ее, но японцы приняли серьезные меры предосторожности и немедленно сменили код. Узнавшие об этом армейские криптоаналитики пришли буквально в ужас и потребовали от коллег более не совершать подобных акций, способных заставить противника полностью пересмотреть всю систему безопасности своей переписки.
По мере роста активности японцев американцы перехватывали все больше текстов, закрытых с помощью механической шифровальной аппаратуры. Этот огромный массив исходной информации следовало обработать, а также тщательно скоординировать действия разведывательных служб, избегая ненужного параллелизма, особенно в реализации программы “Мэджик” — “пурпурный” шифр. Чтобы исключить дублирование, решено было перехваченные по четным числам японские радиограммы передавать для обработки армейцам, а по нечетным — морякам. Отчасти это объяснялось хронической нехваткой в обеих службах переводчиков с японского языка, а отчасти — все более серьезным вниманием, которое СИС стала уделять германской переписке. Теперь СИС и OP-20-G ежедневно обменивались как полученными исходными текстами, так и результатами их обработки. Программа “Мэджик” — “пурпурный” шифр получила высший приоритет. Дешифровальщикам было приказано не распыляться на вскрытие рутинной переписки, а работать исключительно над важнейшими сообщениями, которые определялись достаточно просто. В 1930-е годы применение самой стойкой из четырех существовавших систем японских дипломатических шифров являлось безошибочным признаком того, что именно этой радиограммой следует заняться особо. Сложившееся разделение труда касалось только дипломатических документов, в своих традиционных сферах армия и флот действовали самостоятельно и не делились данными друг с другом.
Американским криптоаналитикам зачастую невольно помогали их противники, регулярно допускавшие в своей работе грубые ошибки. Неоднократно отмечались случаи закрытия одного и того же, даже не перефразированного сообщения и “пурпурным”, и менее стойким шифром, что способствовало отысканию ключей и дешифровке. Однако главным залогом успеха являлся, конечно, высокий профессионализм специалистов и государственная программа развития этого вида секретной деятельности. Перечисленные факторы позволили к августу 1940 года создать дешифровальную машину для прочтения сообщений, зашифрованных “пурпурной” шифрсистемой, и начать ее производство на орудийном заводе флота. 25 сентября 1940 года зашифрованная “пурпурным” шифром японская радиограмма впервые была прочтена американцами полностью и без искажений. С точки зрения конспирации, полученные совершенно секретные материалы использовались американцами из рук вон плохо. Вероятно, самым вопиющим был июньский эпизод 1941 года, когда отвечавший за передачу в президентскую администрацию дешифрованных по программе “Мэджик” японских документов полковник Руфус Брэттон обнаружил их у помощника Рузвельта по военным вопросам Уотсона. Помимо прочего, Уотсон не входил в список лиц, имевших допуск к информации о проводившейся СИС и OP-20-G операции. Полковник немедленно доложил об этом начальнику военной разведки генералу Майлсу, который распорядился более в Белый дом дешифрованные тексты не передавать. До конца месяца их доставлял президенту специальный курьер ВМС, а за весь июль к Рузвельту не попал ни один текст. В августе система несколько изменилась. Не желавшая иметь дело с исполнительной властью армия передавала дешифровки флоту, и тот выделял особого курьера, который вначале вслух зачитывал президенту тексты, а затем кратко резюмировал их содержание. Давать Рузвельту любые бумаги в руки ему строго воспрещалось. Президент терпел эту странную процедуру до ноября, после чего распорядился немедленно прекратить “спектакль” и вручать ему тексты.
