Польское правительство по-прежнему, и, надо заметить, вполне обоснованно опасалось как Германии, так и СССР. Польская коммунистическая партия уже была распущена Коминтерном по обвинению в инфильтрации в нее агентов контрразведки еще в 1938 году, но это не успокоило власти. Даже перед лицом явной германской угрозы Варшава отказалась подтвердить пропуск советских войск для оказания противодействия вермахту, как это предлагала делегация СССР на трехсторонних переговорах в Москве в апреле — августе 1939 года. Польское руководство было уверено, что в этом случае страну ждет неминуемая советская оккупация, и не считало ее меньшим злом по сравнению с немецкой.
Опасения в отношении СССР имели под собой реальную почву и питались вполне конкретными фактами осуществлявшейся против Польши тайной войны, в которой поляки иногда выходили победителями. Например, при ликвидации в июле 1933 года контрреволюционной организации “Белорусский национальный центр” (БНЦ) ОГПУ совершенно случайно установило, что в 1932 году польская разведка перевербовала нескольких входивших в состав БНЦ сотрудников 4-го отдела штаба Белорусского военного округа. Однако, безусловно, это явилось лишь неизбежным в войне разведок эпизодом. По мере приближения войны и подписания секретных дополнительных протоколов к заключенному 23 августа 1939 года советско-германскому пакту о ненападении, устанавливавших линию будущего раздела Польши примерно по рубежам рек Нарев, Висла и Сан, агентурная активность СССР на польской территории заметно возросла. Особенно активизировались пограничная разведка и оперативная разведка приграничных округов, целью которых стало обеспечение захвата Красной Армией восточных районов страны. Внешняя разведка НКВД делала основной упор на приобретение источников в среде украинской и белорусской диаспоры на территории Польши и готовилась к установлению советского контроля на подлежащих отторжению землях. Однако всем им было далеко до планомерного немецкого охвата объектов и территорий, с которым не успевала справляться местная контрразведка. Мало помогло и ужесточение пограничного режима, поскольку основная масса агентуры уже была внедрена на объекты, и сети действовали в автономном режиме.
В преддверии войны поляки уделяли большое внимание криптоанализу. Как уже упоминалось, их специалисты первыми начали работу по дешифровке переписки, закрытой с помощью германской шифровальной машины “Энигма”. Вначале они не знали о ней вообще ничего и полагали, что перехватываемые огромные массивы непонятных сочетаний букв не несут в себе никакого смысла и являются “пустышками”, которые немцы используют для направления по ложному следу криптоаналитиков противника. Такой вывод был сделан после длительных и тщательных исследований текстов, не выявивших и намек на повторяющийся ключ даже в самых длинных радиограммах. Однако через некоторое время специалисты Бюро шифров заметили явную тенденцию к сокращению знакомых им криптографических систем и к одновременному росту количества сообщений нового типа, после чего им стало ясно, что они столкнулись с машинным шифром, не использующим повторяющуюся гамму. Существовавшими средствами вскрыть его было невозможно.
Собственно, механические шифраторы не являлись чем-то новым и были известны с древнейших времен. Криптоаналитическая стойкость немецкой машины обусловливалась тем, что в действительности она представляла собой не просто механическое, а электромеханическое устройство, прототип которого еще в 1919 году создал, запатентовал и построил голландец Гуго Александр Кох. Изобретатель вовсе не собирался предлагать шифратор государственным учреждениям, а создавал его в расчете на коммерческое использование, однако, несмотря на помощь Венского института криминологии, поступления ожидаемых заказов так и не произошло. Отчасти это вызвано громоздкостью машины и неудобством работы с ней, но главной причиной явился спад экономики, не позволявший предпринимателям тратить деньги на закупку подобного оборудования. Проведенная Кохом широкая рекламная кампания лишь поглотила немалые средства, однако результатов не дала, и тогда разочарованный изобретатель за бесценок продал свой патент № 10700 инженеру Артуру Шербиусу, партнеру компании “Шербиус & Риттер”. Тот не просто купил его, но подверг конструкцию всесторонним испытаниям и сумел значительно улучшить ее.
Усовершенствованный шифратор представлял собой электрическую дисковую шифровальную машину со счетчиковым движением дисков, иначе именуемых роторами. Они являлись главным элементом устройства, находились на одной оси и состояли из колец с 26 буквами, располагавшимися на их левой и правой сторонах. Парные буквы ротора соединялись между собой проводами в произвольно выбранном, но в дальнейшем не изменявшемся порядке. Таким образом, контакту, относившемуся к каждой из 26 букв на одной стороне ротора, соответствовал электрический контакт и такая же буква на другой его стороне. Кроме роторов, шифраторы имели клавиатуру и ламповую панель, на которой располагались 26 ламп, соответствовавших буквам алфавита. При введении в машину открытого текста шифратор считывал электрический сигнал с контакта соответствующей клавиши, после чего через общую шину по проводам ток поступал на первый справа ротор, выходил с другой его стороны в соответствии с соединением проводов, проходил через два других ротора и поступал на специальное устройство под названием “рефлектор”, служившее для возврата сигнала на роторы в обратном порядке, но со сдвигом на определенное количество букв. Затем ток поступал на ламповую панель, где высвечивалось зашифрованное значение буквы. После этого первый ротор проворачивался на один шаг, и следующая введенная в машину буква шифровалась уже в соответствии с изменившимся взаимным расположением контактов. После введения первых 26 символов первый ротор совершал полный оборот, второй перемещался на один шаг, в свою очередь это же повторялось и с третьим ротором. Такая конструкция позволяла перейти от одноалфавитной к многоалфавитной системе шифрования, поскольку по мере нажатия каждой очередной клавиши каждый алфавит шифровался заново. “Рефлектор” отключал контакт на ламповой панели, совпадавший с введенной буквой исходного текста, поэтому выбранный машиной символ не мог совпасть с исходным. Такое устройство предохраняло букву от шифрования ей же самой, то есть машина выбирала не из 26, а из 25 оставшихся букв алфавита. Это было сделано для затруднения дешифрования, а также для того, чтобы даже по совершенно невероятному совпадению шифратор не выдал совпадающие с открытым текстом связные слова. В результате первоначальная версия трехроторной машины позволяла получить 26 X 26 X 26 — 17576 возможных перестановок каждой буквы. Позднее Шербиус предусмотрел простую возможность вынимать роторы и менять их местами в шести возможных комбинациях, после чего степень секретности возросла до 17576 X 6 = 105456. Шифратор одновременно являлся и не требующим специальной перенастройки дешифратором. При вводе в машину зашифрованного текста и сохранении установки роторов с ламповой панели считывался открытый текст, поэтому для прочтения шифровки оператору принимающей машины достаточно было просто установить роторы в соответствующее начальное положение. Ключи к сообщению, указывающие на взаимное расположение роторов и их установку, передавались в виде трехбуквенных сочетаний в начале каждого сообщения и позволяли настроить машину для дешифровки.
Новый владелец патента по-прежнему делал ставку на использование шифратора в коммерческих целях. Произведенные компанией “Гевертшафт Секуритас” машины широко предлагались на открытом рынке под названием “Энигма” (“Загадка”), но этим их применение не ограничилось. В 1925 году один экземпляр шифратора тайно приобрел германский военно-морской флот. Моряки испытали его и нашли недостаточно надежным, после чего потребовали увеличить число роторов до семи или даже до десяти. Шербиус в течение одного часа произвел соответствующие подсчеты и сообщил, что 7-роторная машина позволит достичь 6 миллиардов комбинаций, а 10-роторная — 100 триллионов. Он указал, что даже в случае 8-роторной “Энигмы”, если противник сумеет добыть ее экземпляр, но не будет иметь ключей, путем последовательного подбора установок тысяча операторов, работая круглые сутки без перерывов, затратят для отыскания ключа четырнадцать с половиной лет. Шербиус согласился с необходимостью повысить секретность и усовершенствовал коммерческую машины до военного варианта. Он снабдил его коммуникационным устройством, так называемой штепсельной панелью, устанавливавшейся между последним ротором и ламповой панелью. В ней имелись пары тех же 26 буквенных контактов, соединенные между собой шнурами со штепселями. Таким образом, выходные параметры сигнала изменялись в зависимости от установки штепселей, являвшейся дополнительным ключом и также передававшейся в начале сообщения. Теперь “Энигма” позволяла достичь степени секретности в 10 квадриллионов комбинаций, и тем же условным операторам из примера Шербиуса для последовательного подбора ключей потребовалось бы 900 миллионов лет. Секретность переписки обеспечивалась порядком расположения роторов на оси, установкой их колец с буквами и заданной комбинацией на штепсельной панели. Такой вариант шифратора уже вполне устроил моряков. Они убедились, что даже захваченный экземпляр машины совершенно бесполезен для противника, не имеющего изменявшихся ежедневно и державшихся в строжайшем секрете ключей. Каждому оператору в закодированном виде сообщался его конкретный ключ, так что он всегда знал, свое ли сообщение принимает, поскольку дешифровать чужие просто не мог. Кроме того, в виде дополнительной меры предосторожности флот потребовал сохранять в секрете сам факт приобретения им “Энигмы”. Три года спустя его примеру последовал и рейхсвер.
