Но борьба еще не кончилась.
Юрий соединился с Ольговичами, призвал на помощь степных варваров и стал на левой стороне Днепра против Киева. Сначала завязалось ратоборство на реке; с той и другой стороны выезжали воины на лодках и бились. Дело происходило летом 1151 года. Изяслав искусно устроил свои ладьи: гребцы были закрыты сверху дощатой палубой, на которой стояли стрелки в бронях и метали стрелы; а рулевых везде по двое: один на носу, другой на корме; так что ладья могла ходить вперед и назад, не поворачивая. Не имея возможности ни переправиться через реку под самым Киевом, ни спуститься по ней мимо города, Юрий велел перевести ладьи в ближнее озеро Долобское, отсюда перетащить их в речку Золотчу и по этой речке спустить в Днепр. Он имел намерение переправиться на Витичевском броду; но Изяслав следовал за ним по другому берегу и заграждал переправу. Тогда Юрий послал одного из сыновей с частью дружины и с Половцами еще далее, к Зарубскому броду, около устья р. Трубежа. Этот брод оберегал Изяславов воевода Шварн с небольшим отрядом. Половцы, подняв копья и щиты, на конях бросились в реку; а русские поплыли в ладьях. Киевская стража не стала защищать переправу и обратилась в бегство, «потому, — объясняет летопись, — что никого из князей не было; а боярина не все слушали». Вслед за сыном переправился и Юрий со всем ополчением. Изяслав Мстиславич с дядею Вячеславом, братом Ростиславом Смоленским и Изяславом Давидовичем Черниговским отступил к Киеву и расположил свои силы около города. Сами великие князья стали табором у Золотых ворот, Изяслав Давидович — между Золотыми и Жидовскими, Ростислав — перед Жидовскими, удельный князь городенский Борис — у Андских ворот; далее разместилось киевское земское ополчение. Пришли и Черные Клобуки, т. е. Торки, коуи, берендеи и Печенеги с своими семьями и стадами. Эти полукочевые союзники, не уступавшие Половцам в хищности, начали грабить и жечь окрестные села и монастыри, так что Изяслав с трудом укротил их и разместил по частям между русскими дружинами; а главную их толпу поставил в дебрях около Олеговой могилы.
Вячеслав послал уговаривать суздальского князя, чтобы он не проливал христианской крови. «Я уже был брадат, когда ты родился, — велел он сказать брату, — хочешь ли опять лишить меня старшинства?» Юрий остался непреклонен. Но, потерпев неудачу в нескольких сшибках, он отступил и пошел на соединение с своим союзником, сильным Галицким князем, который снова спешил на помощь к свату. Изяслав его преследовал. К нему также шла подмога от его верного союзника Гейзы II. Сын его Мстислав Изяславович прислал сказать отцу, что ведет многочисленные полки угров, которые уже прошли Карпатские горы. Изяслав, однако, не стал их дожидаться, потому что Владимирко мог предупредить. Обе рати переправились за Стугну, прошли валы, ограждавшие Киевскую землю от кочевников, и очутились в «чистом поле». Здесь киевские князья догнали Юрия на берегах реки Рута, одного из левых притоков Роси.
Рано утром, едва занялась заря, ударили в бубны и затрубили в трубы: оба войска начали готовиться к битве. Видя невозможность переправиться за Руту со всем обозом при наступлении неприятеля, Юрий принужден был обернуться к нему лицом. Сын его Андрей, оставшийся старшим по смерти брата Ростислава, устроил отцовские полки и повел их в битву. Изяслав с своей стороны построил киевскую рать и во главе собственной дружины ударил на противников. Но вскоре он сломал свое копье, получил рану в руку и в стегно и замертво упал с коня. Победа, однако, осталась на его стороне. Половцы, смелые наездники в мелкой войне, не отличались стойкостью в правильной битве и первые бросились бежать. Во время бегства много Юрьевой дружины перетонуло в тинистой Руте. В числе павших находился и союзник Юрия Владимир Давидович, князь Черниговский, которого брат Изяслав Давидович в тот день сражался в рядах киевских. Между тем великий князь, пришедши в себя, поднялся с земли; некоторые пешие киевляне приняли его за неприятеля и хотели убить. «Я князь», — сказал он. «Тем лучше», — отвечал один из воинов и ударил мечом по княжескому шлему, на котором блистало золотое изображение св. Пантелеймона. «Я ваш князь», — сказал Изяслав и снял шлем. Обрадованные киевляне подняли его на руки и провозгласили кирие элейсон, т. е. «Господи помилуй!»
Юрий спасся бегством в Переяславль, а союзники его Ольговичи бежали в свои уделы. Любопытно при этом следующее обстоятельство. Так как черниговский князь Владимир Давидович пал на берегах Рута, то являлся вопрос: кому достанется старший стол в семье Святославичей: родному брату Изяславу Давидовичу или двоюродному Святославу Ольговичу? Права их на этот стол были почти равные, и он должен был достаться тому, кто первый его захватит. Изяслав Давидович начал было по обычаю плакаться над телом погибшего брата. Но великий князь заметил, что брата уже не воскресишь, а лучше спешить скорее в Чернигов, и дал ему в провожатые конную дружину с одним из своих племянников. Изяслав Давидович вместе с телом брата немедленно поскакал в Вышгоррд, куда и прибыл вечером того же дня. В ту же ночь они перевезлись через Днепр и на другой день были уже в Чернигове. Здесь Изяслав Давидович предал погребению тело покойного Черниговского князя и сел на его столе. Между тем Святослав Ольгович переправился за Днепр выше Заруба и добрался до Городца Остерского. Будучи весьма тучен, он сильно утомился и остался там отдохнуть; а наперед послал племянника своего Святослава Всеволодовича, чтобы занять Чернигов. Но племянник на перевозе через Десну узнал, что Чернигов уже захвачен Изяславом Давидовичем, и воротился назад. Тогда Святослав Ольгович поспешил в свой Новгород Северский.
Когда Владимирко Галицкий услыхал о поражении своего союзника, то повернул назад. Тут он встретился с уграми, которых вел к отцу Мстислав Изяславич. Владимирко подстерег их около Дорогобужа на одной стоянке, где Мстислав задал своим союзникам пир. Угры перепились и крепко заснули; а на рассвете напал на них Галицкий князь и истребил почти все войско; только Мстислав успел ускакать с собственной дружиною. Тогда Изяслав II и его союзники поспешили управиться с Юрием. Последний упорно защищался сначала в Переяславле, потом в Остерском Городце; но должен был уступить; заключил мир и удалился в свою северо-восточную область. После чего великий князь сжег и разрушил до основания его Городец вместе с храмом св. Михаила, чтобы лишить Юрия всякого пристанища в Южной Руси.
Оставалось наказать Владимирка за избиение угров. Изяслав и Гейза уговорились напасть на него общими силами. Союзники встретились на берегах Сана и дружески обнялись. Они вместе пошли на Галицкого князя, который стоял у Перемышля. Последний был разбит. На своем борзом коне он пронесся сквозь полки угров и Черных Клобуков и успел ускакать в город. Перемышль, остававшийся без защитников, легко мог быть завоеван; но его спасло то обстоятельство, что неприятели занялись грабежом княжеского загородного двора, в котором было накоплено всякое добро. Меж тем многие галицкие ратники имели время собраться в город. Осажденный здесь Владимирко сумел найтись и в этом трудном положении. Он притворился тяжело раненным, умирающим, и послал к королю с мольбою о мире. Он напомнил свои услуги, когда-то оказанные им отцу Гейзы, королю Беле Слепому в его войнах с поляками; говорил, что, готовясь к смерти, поручает Гейзе собственного сына, и просил не выдавать его недругу Изяславу. А последний убеждал короля не внимать трогательным речам коварного князя. Но Владимирко успел уже богатыми дарами подкупить угорского архиепископа и главных королевских советников, которые явились усердными за него ходатаями. После многих переговоров Гейза, наконец, согласился на мир и заставил Владимирка поцеловать крест на том, что он возвратит Киевскому князю захваченные у него волынские города и будет ему верным союзником.
Но лишь только миновала опасность, Владимирко переменил тон и отказался исполнить недавнее клятвенное условие. Изяслав прислал в Галич своего боярина Петра Бориславича с крестными, или договорными, грамотами, на основании которых посол потребовал возвращения волынских городов. Владимирко отвечал, что он жив не будет, а отомстит Изяславу, который привел на него Угорского короля. Боярин напомнил о крестном целовании. Князь посмеялся над легковерием своих врагов и отослал боярина ни с чем. Петр положил договорные грамоты и отправился в путь; не получив ни подводы, ни корма, он должен был ехать на своих конях. Когда боярин съезжал с княжего двора, Владимирко шел к вечерне в свою Спасскую церковь. Взойдя на переходы, которыми она была соединена с дворцом, он увидал Петра и со смехом сказал окружавшим: «Вот поехал русский муж, побравши все волости!» Затем князь взошел на полати, или хоры, откуда слушал церковную службу. Возвращаясь назад после вечерни, по уверению летописи, на том самом месте, на котором издевался над послом, он вдруг почувствовал себя дурно, как будто кто-то ударил его в плечо; приближенные едва успели подхватить его, чтобы он не упал. Князя принесли в горницу; положили в укроп, прикладывали разные снадобья; но ему становилось все хуже, и в ночь он скончался. Его приготовили к погребению и по обычаю подле гроба поставили княжее копье.
