* * *

Александр оставил после себя трех сыновей: Димитрия, удельного князя Переяславля-Залесского, Андрея Городецского и Даниила Московского. Во время его кончины они были еще очень молоды; а последний, Даниил, родоначальник великих князей и царей Московских, имел только два года. Стол великого княжения Владимирского, с соизволения хана, занимали по очереди младшие братья Александра, сначала Ярослав Тверской (до 1272 г.), потом Василий Костромской (до 1276). Любопытно, что уже Александр Невский не постоянно жил во Владимире; а братья его, добившись великого стола, редко посещали стольный город; но проживали более в своих наследственных уделах, т. е. в Твери и Костроме, где и были погребены. Начавшееся отчуждение великих князей от Владимира, кроме его разорения, может быть объяснено также пребыванием в нем баскаков с толпою татар, нагло, грубо обходившихся с жителями и неуважительно с самими князьями. Последние, конечно, избегали такого близкого соседства с варварами.

Наиболее выдающимися в эту эпоху представляются события новгородские. После татарского нашествия, когда Киевское и Черниговское княжения окончательно упали и вообще порвалась прежняя связь Юго-Западной Руси с Северной, суздальские князья уже не встречают себе в Новгороде соперников между иными коленами Владимирова потомства. Со времени Александра Невского великие князья владимирские обыкновенно получают и княжение новгородское, которое держат посредством своих сыновей, племянников или наместников из бояр; а сами они только изредка приезжали в Новгород и гостили на Городище. При таких условиях, казалось бы, самобытности Великого Новгорода грозил скорый конец; тем более что неразборчивые на средства суздальские князья стали получать от ханов не одни ярлыки на какое-либо княжение, но в случае нужды и войско для приведения этих ярлыков в исполнение. Однако новгородцы не только сумели еще надолго отстоять свою самобытность; но в эту именно эпоху их народоправление и торговые обороты достигли еще большего развития, чем прежде. Если не существовало более южных Изяславов и Мстиславов, которых можно было противопоставить Суздалю, то в среде самих суздальских князей новгородцы умели находить союзников себе и соперников великому князю Владимирскому.

В пользу тесного сближения Новгорода с Суздальскою Русью в XIII веке действовала продолжавшаяся опасность со стороны внешних врагов, т. е. шведов, эстонских датчан, ливонских немцев и Литвы. Без помощи низовых полков великого князя Владимирского новгородцам и псковичам трудно было бы отстаивать свою землю от сих алчных соседей. В этом отношении особенно замечателен Раковорский поход 1268 года.

Новгородцы одновременно находились во вражде с немцами, с датчанами и с. Литвою, так что не знали, куда обратить свои силы. Подумав на вече, решили идти за реку Нарову к городу Раковору (Везенбергу), т. е. на Эстонскую Чудь и ее владетелей датчан. Начали собирать войско; порочные мастера принялись строить стенобитные орудия (пороки) на дворе у владыки. Наместник великого князя Ярослава Ярославича, его племянник Юрий Андреевич послал просить помощи у дяди. Тот сам не пошел, а отправил низовые полки с своими сыновьями (Святославом и Михаилом) и племянниками; в том числе был сын Александра Невского Димитрий Переяславский. Услыхав о таких приготовлениях, ливонские немцы из городов Риги, Феллина, Дерпта и других прислали в Новгород послов с предложением мира и с уверениями, что они не будут помогать эстонцам. Послы присягнули в Новгороде; потом новгородское посольство ездило в Ливонию и приняло такую же присягу от ливонских епископов и рыцарей-меченосцев, или «божьих дворян», как их называет новгородская летопись. Русское ополчение вошло в Эстонию и по обычаю принялось опустошать неприятельскую землю. Между прочим туземная Чудь спряталась с своим имуществом в какой-то трудно доступной пещере, так что русские стояли три дня и не могли проникнуть в нее. Но один из порочных мастеров сумел как-то пустить в нее воду; Чудь выбежала вон и была избита, а имущество ее досталось в добычу. Затем русские приблизились к Раковору; но тут, к удивлению своему, увидели перед собою большую рать, подобную густому бору. Оказалось, что ливонские немцы обманули и соединились с датчанами. Однако русское ополчение не устрашилось и тотчас стало в боевой порядок. Новгородцы поместились в середине против главного немецкого полка, или железной свиньи; по сторонам стояли низовые полки и псковичи. Битва была очень упорна и напоминала Ледовое побоище. Русь наконец сломила железный полк рыцарей, гнала немцев до самого города Раковора и на расстоянии семи верст покрыла поля их трупами. Но вожди ее, увлекшись преследованием, как это часто бывает, забыли военные предосторожности. Возвратясь назад, они увидели, что запасный немецкий отряд ворвался в русский обоз. Молодежь хотела ударить на него. Наступила ночь, и опытные люди удержали ее, говоря, что в темноте может произойти беспорядок и избиение своих собственных людей. Немцы, не дожидаясь света, ушли. Победители стояли три дня на костях, т. е. на поле битвы, и затем воротились домой. Отступление это объясняется тем, что победа стоила очень дорого; особенно много потеряли новгородцы, сражавшиеся с главным рыцарским полком. В числе убитых бояр находился сам посадник Михаил, а тысяцкий Кондрат пропал без вести. Война продолжалась.

В следующем году немцы пришли на Псков. Но псковитяне имели такого вождя, который был именно нужен в это трудное время. В соседних с Русью литовских землях произошли большие смуты и междоусобия по смерти князя Миндовга. Многие знатные литвины тогда бежали из отечества от преследования своих. Так, до 300 литовских семей удалились в Псков, где приняли крещение и поселились. Вслед за ними сюда же прибыл и один из литовских князей по имени Довмонт с своими родственниками и дружиною. Он также крестился и получил имя Тимофея. С помощью брака Довмонт породнился с русским княжим домом: он женился на дочери Димитрия Александровича, т. е. на внучке Александра Невского. Вскоре псковичи поставили его своим князем. Начальствуя во Пскове, он отличился ратными подвигами. Первые его подвиги были направлены на защиту Псковской области от своих соплеменников, которым он не раз наносил поражение, и сам ходил в землю Литовскую. При этом составитель Сказания о Довмонте, увлекаясь своим героем, рассказывает не совсем вероятные дела. Так, однажды он сделал обычный набег на землю литовского князя Герденя с тремя девяностами псковичей (они, как видно, считали свои дружины не сотнями, а девяностами). На обратном пути после переправы через Двину Довмонт послал два девяноста вперед с добычею и пленными, а с остальным расположился в шатрах недалеко от берега посреди рощи; он ожидал погони. Действительно, вскоре сторожа прибежали с известием, что идет сам Гердень с несколькими князьями и 700 воинов и уже перебродил реку. Тогда Довмонт обратился к своей дружине с такими словами: «Братья мужи псковичи, кто стар, тот мне друг, а кто молод, тот брат. Слышал я, что о мужестве вашем знают во всех странах. Потягаем, братья, за Св. Троицу и св. церковь, и за свое отечество!» Одушевленные им псковичи ударили на врагов и разбили их, так что Гердень едва спасся бегством с остатком своей дружины, а у псковичей пал только один человек. В другой раз Довмонт с 60 псковичами будто бы победил 800 немцев. Они укрылись на один речной остров; псковитяне зажгли на нем траву, и немцы, принужденные спасаться, частию потонули, частию были избиты. Довмонт по преимуществу сделался грозою сих надменных соседей, т. е. ливонских немцев. Он тоже участвовал в Раковорской битве и после нее сильно опустошил Виррию, или Раковорскую область, до самого моря. В следующем 1269 году сам магистр Ливонского ордена Отто фон Роденштейн прибыл с большим войском, сухопутьем и озером в лодках. Он разорил Изборск и подступил ко Пскову. Псковитяне послали гонцов в Новгород с просьбою о помощи и сами пожгли свои посады, чтобы они не достались врагу. Немцы сильно стеснили город, который начали громить из своих стенобитных орудий. Горожане собрались на торжественное богослужение в соборном храме Св. Троицы. Тут Довмонт положил свой меч пред алтарем и горячо молился. После богослужения игумен Исидор с духовенством препоясал этим мечом князя и благословил его на брань. Одушевленные верою Довмонт и небольшая, но храбрая псковская дружина сделали отчаянную вылазку, во время которой нанесли немцам большой урон. Когда же на десятый день осады магистр услыхал о приближении новгородского отряда с князем Юрием Андреевичем, то не стал дожидать его; а поспешно снял осаду и удалился.