Внутри оказалась красная краска, причем не масляная и не акриловая, а самый настоящий концентрированный порошок яркого алого цвета. Когда к нему прикоснешься, на коже останется след, который долго нельзя отмыть. Если краска попадала на одежду, она не отстирывалась. Мы это быстро поняли, закрыли бочку как могли и старались держаться подальше.
Но было уже поздно. Сквозь небольшое отверстие порошок начал высыпаться и разлетаться, распространяясь по всей поверхности пустыря, покрывая его сначала тонким, а потом и заметным слоем. Вскоре пейзаж пустыря стал сюрреалистическим и напоминал описание в фантастическом романе, ведь все кусты, деревья, трава и тропинки приобрели красный оттенок. Первыми с пустыря исчезли собачники, потому что большинство местных псов вдруг стали красными снизу. Они так ходили еще пару месяцев, потому что не отмывались. Позднее и нам пришлось покинуть наше любимое место игр, ведь мы приходили домой в красных ботинках и красных перчатках, даже если старались играть осторожно. И в следующие несколько лет мы использовали это место только для того, чтобы сократить путь, в том числе и в школу, пробираясь самыми безопасными и чистыми тропинками.
С другой стороны к дому примыкал еще и «нижний» пустырь. Даже не знаю, стоит ли добавить, что сейчас на месте этого пустыря находится посольство Великобритании… Но во времена моего детства здесь располагалось просто большое ровное поле размером с футбольное. И на нем всего одна дорожка наискосок в сторону метро, делившая пустырь по диагонали на две части. Этот пустырь образовался в то же время, что и верхний, и таким же способом, то есть при сносе маленьких ветхих домиков, точнее, бараков. Но все последствия этого сноса устранили очень быстро, и пустырь превратился в ровное место, которым долгие годы никто не пользовался, кроме собачников и тех, кто шел к метро.
Я всегда мечтала погулять с собакой на поводке по этому пустырю. По траве или по снегу, или по мягкой слякоти. Местность открытая, дом высокий, и тебя видно из любого окна, как ты идешь со своим песиком, а он внимательно смотрит на тебя и старается исполнить все, что ты ему приказываешь. И можно с ним побегать, а можно забросить палочку подальше, и он принесет ее и положит перед тобой, а сам припадет на передние лапы и быстро-быстро замашет хвостом, еле сдерживаясь, чтобы не броситься раньше времени за следующей палочкой. Прежде это все было лишь в мечтах, ведь своей собаки у меня не предвиделось.
А теперь появилась возможность выходить с немолодым соседским Пифом. Во время наших совместных прогулок он иногда останавливался и грустно смотрел в сторону подъезда. Я не могла понять причину его плохого настроения, ведь гулять так здорово! Сейчас я понимаю, что, наверное, Пифу не нравился темп нашей прогулки или маршрут, а может быть, он просто скучал по своей хозяйке.
Пиф ее просто обожал. Мне запомнилась картина, повторявшаяся изо дня в день. Пожилая эффектная дама каждое утро, стоя в халатике перед зеркалом в коридоре, сооружала на голове замысловатый пучок с помощью шпилек и небольшого приспособления из накладных волос. Хотя навык был отработан годами, на это уходило минут десять. Все десять минут Пиф стоял сзади и медленно и равномерно лизал ей икры ног снизу вверх. Вероятно, пес догадывался о пользе ежедневного массажа. И делал он это с большим достоинством.
Маленький Пиф всегда выглядел довольно респектабельным, может быть потому, что он никогда не торопился. И еще: хотя обитал песик только на полу, а не на кресле или диване, он всегда требовал соблюдения определенной дистанции. Дело в том, что Пиф не переносил, когда посторонние ставили свои ноги рядом с ним, а посторонними для него являлись все, кроме хозяйки. Нельзя было именно стоять. Присесть на корточках рядом – пожалуйста, погладить или просто пройти мимо – тоже нормально. Но вот остановиться так, что перед мордочкой «французика» оказались бы чьи-то ноги – это не допускалось. Если кто-то забывал или не знал об этой особенности, то мог быть наказан резким броском с рычанием и коротким, не очень сильным укусом в ту самую посягнувшую на жизненное пространство ногу.
Считалось, что у Пифа плохой аппетит. Наверное, это было не совсем так, ведь он всегда съедал всё, что полагалось. Просто прием пищи сопровождался определенным ритуалом. Ему ежедневно предлагалось отварное мясо или докторская колбаса, порезанные на мелкие кусочки и разложенные на белом чистом листе бумаги. Кстати, осталось так и непонятно, почему на бумаге, а не на блюдечке, например, или не в специальной собачьей миске. Пес подходил к листу с «нарезкой» и долго с удовольствием обнюхивал еду. Потом, тяжело вздохнув, отходил куда-нибудь в сторону и укладывался так, чтобы иметь лист с мясом перед глазами. И так он лежал долго – несколько часов, иногда подходя и проверяя еду. Лежал до тех пор, пока тонкие кусочки мяса или колбасы не начинали слегка подсыхать и загибаться. Тут пес и приступал к обеду. Он предпочитал слегка подвяленное мясо.
Его хозяйка всегда считала, что песик голодает, а может быть, просто искала для себя развлечение и потому довольно часто дополняла собачий рацион хлебом с маслом. Это делалось так. Отрезанный кусок белого хлеба без корочки густо намазывался сливочным маслом, потом его клали на блюдечко и добавляли немного молока. Когда молоко впитывалось, хлеб нарезали на маленькие кубики. Собачку усаживали на стул, хозяйка садилась сбоку и ловко засовывала первый кубик прямо в пасть. В десяти случаях из десяти кусочек тут же вылетал из собачьей пасти по крутой параболе, ветви которой направлены вниз, и падал на пол. Точно так же пес поступал еще с пятью-шестью ломтиками, которые настойчивая хозяйка продолжала засовывать ему в рот. Но вот, наконец, еда распробована, и песик начинает жадно заглатывать все оставшиеся кусочки. Потом его спускают со стула, и он доедает с пола все, что выплюнул в начале трапезы. Вот такое представление я регулярно видела на нашей кухне. По-моему, все участники получали от него удовольствие. И зрители тоже.
Вообще, если в доме обитает собака, обстановка всегда становится теплее. Лишний раз, взглянув на животное, можно улыбнуться и просто немного расслабиться, подумав о чем-то хорошем.
Птицы тоже могут стать отдушиной для человека. Соседка, например, любила приходить в нашу комнату и подолгу слушать рассказы Петруши. А когда она подходила ближе, попугай придвигался к ней и замирал в ожидании ее слов.
Получается, что со старой коммунальной квартирой у меня связано очень много хороших воспоминаний. Возможно, потому что там я провела детство и запомнилось только приятное. Но и на самом деле я не могу вспомнить каких-то плохих моментов. Соседей у нас было мало – всего одна семья. Жили мы с ними дружно. Даже старались ужинать на кухне в одно и то же время. Каждая семья за своим столом, но все равно вместе, так веселее.
А еще всегда лучшее с обоих столов доставалось детям. Если у нас был сегодняшний суп, а у соседки вчерашний, то ее дочка ела наш суп, и наоборот. Это как-то естественно получалось. И еще мне нравилось, что в квартире всегда кто-то присутствовал. Не чувствовалось одиночества.
У нас даже имелся общий телевизор в холле, и мы все вместе смотрели какие-нибудь фильмы, КВНы, хоккей. Там же дети крутили диафильмы и устраивали кукольные спектакли. А еще там было красиво. Стоял диван и небольшой столик. Соседи какое-то время жили в Гонконге и привезли китайские фонарики и всякую другую недорогую ерунду, отчего наш большой холл казался прекрасным местом для вечерних посиделок.
Но все хорошее когда-нибудь заканчивается. И вот мы переехали в новую отдельную квартиру. Меня это событие совсем не обрадовало, ведь школу я менять не собиралась, и приходилось ездить далеко, а еще привыкать к неожиданно тихой обстановке квартиры без соседей, находящейся в спальном районе.
