В деревне вашей я всего лишь день,

Но от людей настолько был наслышан

Об Ольге, что мне трудно усидеть

Вдруг стало, как художнику под крышей.

Теперь я вижу, каждый говорил

Мне правду. Дева, дай испить водицы,

И я уйду. Мне незачем теперь

Вас отвлекать и в доме находиться».

Хозяева спокойно отнеслись

К приходу гостя и подобной просьбе.

Красавица поднялась и пошла,

Не думая в то время об угрозе,

Ведь в доме находилась не одна.

Художник в это время любовался.

Он мысленно её уж рисовал,

И виденному в мыслях улыбался.

Приход подобный, чуть повеселил.

Открыто в дом зашёл чужой мужчина,

Чтоб бросить на девицу быстрый взгляд,

И с нею написать потом картину.

Конечно, Ольга гордостью была.

За это их навряд ли кто осудит.

Она была как спелый, сочный плод,

Который вскоре ещё краше будет.

Хозяин дома только произнёс:

«Уж если нашу дочку нарисуешь,

То подари портрет или продай.

Разочарован платою не будешь».

Художник не посмел им отказать,

И рассказать, что сделать должен дважды.

Молчание в таинственных делах

Является, скажу вам, делом важным.

В то время у открытого окна

Ворона, заколдованная, вилась.

Она на ставень села и теперь,

Как неживой предмет, не шевелилась.

Успев прекрасно разобрать слова,

Чернёная мгновенно улетела

В места, куда послушная нога

Ступить ни днём, ни ночью не хотела.

Никто и не заметил в этот раз

Присутствие пернатой, ведь все были

«Заложниками» встречи до поры,

Пока художника не проводили.

А тот спешил уж к Серафиму в дом.

И чтобы ото всех уединиться

Он попросился тут же на чердак,

Где нет людей, где никакая птица

До времени за ним не проследит,

Присутствием своим не помешает.

Бесспорно, что в кромешной темноте

Никто писать картин не начинает.

И в это время мастер лишь желал

Надёжно холст, хотя б на время, спрятать,

Чтоб завтра, с первым солнечным лучом

Начать заказы делать в три этапа.

Портрет последний может подождать.

Главнее всех, конечно, будет первый.

Возможно то пустая колготня,

Напрасно поднимающая нервы.

Но красотой такою рисковать

Преступно. Лучше всё ж подстраховаться.

Бабулька, что вручила ему холст

Не просто так вдруг стала волноваться.

Обдуманно художник в уголок

Сложил довольно скромные пожитки.

Намеренно их досками прикрыл,

Как будто утаил златые слитки.

А после, как спустился, уж пошёл

Чуть-чуть полюбоваться на гулянье.

В местах, где он недолго пребывал,

Имело всё своё очарованье.

Намереньем же главным было то,

Чтоб дева не боялась его взгляда.

Так он характер сможет уловить,

Чем дышит, чему больше в жизни рада.

Картина должна это передать.

Лик неживой не тянет и не манит.

Когда ж взгляд невозможно оторвать —

Такой хранить сумеет долго память.

А тут увидел мастер сразу всё.

Здесь Ольга себя истинно раскрыла.

Песнь, танец, обращение с людьми…

В какой момент улыбка озарила.

И образ, что навеки не забыть,

Теперь сложился именно как надо.

Но странно, что подружки в этот раз

Не оказалось с девушкою рядом.

Не стоит за догадками ходить.

Задумавшая зло, налила зелье

В кувшин, и в него ложку погрузив,

Ждала теперь то самое мгновенье,

Когда подарок поменяет цвет…

Колдунья в это время лютовала.

Ворона рассказала про портрет,

Для них известье это означало,

Что видеть истребленье красоты

Уже, возможно, вскоре не придётся.

Им нужно было выкрасть тот портрет,

Пока изделье яду наберётся,

Иль непременно как-то помешать

Художнику с усердием работать.

Ворона полетела намекнуть

Завистнице, чтоб та свершила что-то.

Художник на заре уж рисовал

В сокрытом месте первую картину,

Где девушка стояла во весь рост

Близ дерева красивой и невинной.

Он смог в холсте всё то отобразить,

Что прежде в восхищении задумал,

И от себя ничто не прибавлял,

Не сделав даже ярче цвет костюма.

Работал мастер быстро и легко,

И тихо-тихо… Высоко под крышей

Хозяевам пришедший дивный гость

Не виден был полдня, да и не слышан.

Когда спустился он передохнуть,

То острый глаз его тут же приметил,

Что радостный, лучистый Серафим,

Душой своею мрачен и несветел.

Он так старался… Ольга же его

Подарок, как мечтал, не оценила,

Ходила безразлично близ него

И взглядом ласковым не одарила.

А гость вмиг успокоил, указав,

Что девушки другой не видел рядом.

Возможно ложка дивная вчера

Не отдана. В печаль впадать не надо,

И нужно будет просто подождать,

Что в данный миг пора было заняться

Изготовленьем бляшки из бруска,

На коем дева станет улыбаться.

Уж очень не хотелось повредить

В дальнейшем нарисованное чудо.

Размер теперь хотелось уточнить,

А Серафим буквально ниоткуда

Сработанный доставил медальон,

Который внешне прост был, и вниманье

Намерено к себе не привлекал.

И лишь внутри виднелись очертанья

Как будто кружев. Юноша хотел

Чтоб был портрет в особом обрамленье.

По контуру шли вроде кружева

Красивого и тонкого плетенья.

Тем самым Серафим смог подчеркнуть,

Что Ольга была тоже мастерица.

Она была и внешне хороша,

Да и в делах ей было чем гордиться.

Художник лишь немного отдохнул

И радуясь, что смог утихомирить

Напрасное волненье паренька,

Пошёл служить возвышенной богине.

И вот уже закончен был портрет,

Обещанный загадочной старушке,

Наполнен ликом девы медальон,

И каждый предан был воздушной сушке.

Картина третья тайной не была.

Её писать творец мог и на солнце,

При ярком свете, а не при лучах,

Что пробивались в малое оконце.

Чудесный мастер для себя решил,

Продолжить труд свой дивный на природе,

Не замечая рядом вороньё,

И что коварство где-то рядом ходит.

Работа продолжалась целый день.

Ворона рядом с мастером летала.

И только как умела и могла

Писать картину дивную мешала,

Назойливо пыталась сбросить холст,

Не дозволяя царствовать покою,

Но ранена охотником была,

Сказать точнее острою стрелою.

По счастью он поблизости прошёл,

И усмотрев нападки злобной птицы,

Хотел её и вовсе пристрелить,

Но чёрной удалось куда-то скрыться.

Художник в благодарность показал,

Спасителю внезапному картину,

Затем для одобренья передал,

Что создал на природе – Серафиму.

А тот, любуясь, долго изучал

С придирчивостью каждую частичку

Приятного и нежного лица…

И указал, что не толста косичка.

Поправил мастер это в тот же миг,

В душе успеху дела улыбнулся.

Коса, не лик, и в памяти своей

Рисуя Ольгу, он не обманулся.

Ему лишь оставалось получить

Награду за им созданный «подарок».

Конечно, он немножечко устал.

День был насыщен и к тому же жарок.

Художнику хотелось отдохнуть,

В тени большого дерева укрыться,

Где рядом за забором со стрелой

В окно стучалась раненая птица.

Пытливый взгляд заметил, кто впустил

Несчастную внутрь дома и услышал,

Как хищная ворона, через боль,

Стараясь говорить как можно тише,

Сказала: «Вынь ужасную стрелу.

Чрез день сослужит службу наша ложка.

Меня лишили сил. Значит тебе

Придётся посодействовать немножко.

Когда свою подругу посетишь —

Увидишь её образ на холстине.

Соперница написана на нём

Так точно, как живёт в реальном мире.

Картина, видно может помешать

Свершению намеченных событий.

Нельзя лик Ольги прежний сохранять.

Он должен стать навеки позабытым.

Как хочешь, только ты должна украсть

Написанное. Если и боишься —

Снеси её колдунье побыстрей,

Иначе в птицу вскоре превратишься».