С ленью бороться просто. Нужно приучать ребенка к труду. Чем быстрее он поймет, что выполненная работа – это рубеж, после которого наступает свободное время, тем быстрее привыкнет. Отец старался приучать ребенка к мужскому труду, мать – к помощи в ведении хозяйства, но всякий раз они сталкивались с потерей интереса, забывчивостью или переключением на другую проблему.

– Пап, а давай сами сделаем табуретку и будем на ней сидеть, – однажды неожиданно предложил мальчик. – Я выжгу ее выжигателем, будет красиво!

– Я боюсь, что будет очень красиво! – с сарказмом сказала мать, пока отец пытался понять, что происходит.

Мужик сказал – мужик сделал! Золотое правило. Несмотря на скептическое отношение дочери, зять воодушевился идеей. Еще бы, плотничать – это то, что нужно подрастающему мужчине. Молоток, рулетка, ножовка, дрель и карандаш – вот лучшие мужские друзья! Теперь берегись все вокруг, потому что инструменты, наконец, познакомятся с Митей, и будет вся квартира в умопомрачительных по красоте табуретах! Поначалу все было как обычно. Ребенок зажегся идеей и старался взять на себя весь объем предстоящей работы, но спустя некоторое время отец увидел сына за игрой с паучком.

– Митяйка, подай сверло, – мужчина попытался вернуть сына в рабочий процесс.

– Да, сейчас, – Митя увлеченно складывал стружку в маленькую кучку.

– Сына, придержи вот тут.

– Хорошо, – в руках мальчика оказалась палочка, и все внимание помощника сосредоточилось на ней.

– Нужно вот здесь закрутить, – не оставлял попыток заинтересовать ребенка Павел.

– Сейчас, бать, в туалет схожу…, водички попью…, кота надо покормить…, передохну малость…, а можно мне погулять?

Красила и обтягивала табуреты дочь. В семье до сих пор используется несколько единиц этой самодельной мебели, только вот процент вложенного Митей труда разный. В первом табурете он высок, а в изготовлении последнего ребенок не участвовал. Впрочем, все эти проблемы были цветочками, ягодки наступили потом.

Дело в том, что у Мити был телефон. Сначала, как у большинства детей, самая простая «звонилка». Если разобьет или потеряет – не так жалко. Разумеется, ребенок свои первые телефоны бил, терял и ломал. К сожалению, так сложилось, что бережное отношение к одежде, игрушкам, тетрадкам и другим вещам у Мити отсутствовало.

– У меня сандали порвались, нужно новые купить! – с радостью докладывал он, вернувшись с улицы.

Автомат сломался, кружка разбилась, ручка потекла, телефон накрылся и еще сотня случаев поломок и пропаж, после которых следовало предложение о приобретении замены.

В такие моменты мать прорывало: «Рубашку новую нужно, брюки, старые совсем затерлись, куртка прямо горит! Ходит как оборванец! Кроссовки, канцелярку докупить, в школу по тысяче рублей сдать».

Отец мысленно ругался, пытаясь понять, как залатать очередную финансовую дыру, появившуюся практически на пустом месте.

– Сыночка, к вещам нужно относится бережно! У нас сейчас совсем денежек нет! – пробовали объяснять родители.

Но ребенок их как будто не слышал. Он так же, как обычно, обсасывал воротник футболки или свитера. Маленькая дырочка на коленках тут же получала в свое распоряжение палец Мити и моментально превращалась в дыру, зашивать которую не имело смысла. У новых ботинок в первую же прогулку были сбиты носы, а через месяц создавалось впечатление, что этой обуви уже три года. Скомканные джинсы с сантиметровым слоем грязи на штанинах занимали свое место в углу и сиротливо ожидали подкрепления в виде рубашки, свитера, носков и других элементов гардероба.

То же касалось канцелярских принадлежностей. Обгрызенные ручки, карандаши и линейки, мятые тетради и дневник, разорванные обложки и учебники. Ранец ребенка, новенький, безумно дорогой, через несколько месяцев напоминал сумку, выкопанную на свалке, а изнутри был похож на Бермудский треугольник, в котором не оказывалось только что уложенного предмета. Искали всей семьей, ругались, плакали.

– Я ее только что туда положил, – вздыхал мальчик.

– Вспомни, куда ты ходил с этой тетрадью? – злились родители.

Злосчастная причина семейного раздора могла оказаться где угодно, в самом неожиданном месте, а иногда было проще завести новую.

– Вот смотри, сыночка, в этом ящичке будем складывать тетрадки. Здесь учебники. Вот тут ручки, карандаши, линейки, – объясняла радостная дочь, после того как мальчик получил в свое распоряжение новенький стол.

Но рабочее место ребенка за несколько дней превращалось в остров сокровищ, отыскать на котором необходимый предмет было занятием непростым. После выговора родителей Митя с воодушевлением брался за наведение порядка в комнате и мог заниматься этим несколько часов. Причин для задержки было много. Отвлечь могло все: карандаш, пробка, игрушка из киндер-сюрприза, конструктор, собственноручно проделанная дырка на обоях и, конечно же, телефон.

Ребенка снова наказывали, ставили в угол, искали новые стимулы, беседовали, убеждали, но Митя был верен себе и оставался Митей…

1983 г. Москва

Николас Фостер провел в КГБ СССР несколько месяцев. О том, что перенес разведчик за это время, судить было трудно, парень ничего не рассказал, но было видно, что он сильно сдал. Агент похудел, щеки впали, а глаза приобрели неестественный блеск. Нервная перегрузка, которую перенес Николас после ареста, сильно повлияла на его память, психику и поведение.

Сложно сказать, чем закончилось бы его пребывание в плену, но его обменяли. Противоборствующие спецслужбы иногда находят общий язык и совершают взаимовыгодные сделки. Так было и на этот раз, поэтому Николасу повезло. Он испуганно переступил порог посольства Соединенных Штатов и затравленно осмотрелся. Перед ним стояло несколько человек. Все добродушно улыбались, стараясь создать атмосферу неформальной обстановки, и только фотограф, расположившийся немного сбоку и сзади, выдавал напряжение, повисшее в вестибюле.

Фостер замер, не решаясь сделать хотя бы шаг. Ему казалось, что все это – очередной розыгрыш советских контрразведчиков. На помощь поспешил среднего роста человек в идеально выглаженном костюме. Он пошел навстречу агенту, широко раскинув руки в стороны.

– Здравствуйте, дорогой агент Фостер, наконец-то все это закончилось!

Внешне он напомнил Николасу волшебника Гудвина из страны Оз. Короткие седые волосы, большие залысины, нос картошкой и широкая обаятельная улыбка.

– Кто вы? – спросил агент.

– Посол Соединенных Штатов Америки в Советском Союзе Артур Адэр Хартман, – дипломат заключил освобожденного разведчика в свои объятия.

Фостер почувствовал доброжелательность, исходившую от посла. В нос ударил резкий запах дорогой туалетной воды, и Ник не выдержал и заплакал.

– Ну-ну, будет, парень! Все позади, ты дома! – посол по-отечески похлопал его по плечам.

С освобожденным агентом долго пытались разговаривать представители контрразведки, но добиться чего-нибудь вразумительного не смогли, уступив место врачу.

– На лицо сильнейшее психическое расстройство, – доложил он через час. – Я выписал бедняге успокоительное, но думаю самое лучшее для него лекарство – это возвращение на родину! Уверен, что там он быстро встанет на ноги.

Сопровождение Николаса домой было поручено федеральному маршалу и специальному агенту Джону Бруку. В ЦРУ умели считать деньги, поэтому вылет был организован не специальным рейсом, а обычным гражданским на борту американской авиакомпании American Airlines Group. В целом такое решение было оправдано, потому что противник интереса к Фостеру не проявлял, а сам бывший пленник вел себя в целом адекватно.

Однако после регистрации на рейс и прохождения всех формальностей Николас начал волноваться.

– Джон, они обещали увезти меня в Сибирь, – сообщил он сопровождающему, взяв его за руку.

– Успокойся, дружище! Мы летим в Вашингтон, – невозмутимо ответил Джон. – Через десять часов мы с тобой выпьем по банке пива на Капитолийском холме!