Напряжение в лирическом сюжете нарастает, и кульминационной точкой являются восклицания, исполненные страстного порыва к идеалу:

Художественная система рассмотренных стихотворений Г. Тукая вырастает на путях перекодировки в свете просветительских идей и концепций широко разработанного предшествующей традицией поэтического языка. Коранические и суфийские сюжеты, образы и мотивы прямо проецируются на реальные ситуации и события современной поэту общественно-политической действительности и наполняют их мифологическим подтекстом. Окружающий лирического героя мир со всеми присущими ему гротескными чертами включается в контекст Божественного космоса – арену борьбы Добра и Зла, Хаоса и Порядка, Света и Тьмы, демонических и небесных сил. Религиозно-мистические, эсхатологические темы и мотивы не только углубляют «просветительские» наставления и призывы Г. Тукая ракурсом иного измерения и видения событий. Между «тем» и «этим» мирами устанавливаются причинно-следственные связи. Наступление Конца Света, «последних времён» ставится в прямую зависимость от реализации просветительских проектов и преобразований.

В татарской литературе начала ХХ в. складываются новые принципы образного мышления и новая философия творчества. Благодаря ряду исследований, посвящённых данной теме, можно с достаточной определённостью говорить о том, что в это время в татарской литературе формируется новая картина мира, которая находится в сложных диалогических отношениях с предшествующей художественно-эстетической традицией67. Г. Тукая, как и А. С. Пушкина, на протяжении всего его творческого пути волновали вопросы назначения поэта и поэзии, взаимоотношений поэта и общества, искусства и жизни, славы и вдохновения. В стихотворениях и А. С. Пушкина, и Г. Тукая, посвящённых теме творчества, утверждается великая миссия поэта – служить людям, нести им слово правды, обличать зло, сеять добро. Гуманистическая направленность творчества предстаёт основой пророческой миссии художника. Г. Халит полагает, что Г. Тукай продолжает пушкинско-лермонтовские традиции в осмыслении темы поэта и поэзии: «Какое сходство может быть в отношении к образу поэта у таких литераторов, как Пушкин и Тукай, относящихся к разным историческим эпохам? Без всякого сомнения, общим для них был идеал личности художника, не склоняющего головы перед жизненными невзгодами и злом, т. е. гуманистический идеал, крепко связанный с общественно-политическими обстоятельствами времени»68.

В ранней лирике А. С. Пушкина поэт предстаёт в облике то «меланхолического певца», то безмятежного эпикурейца, воспевающего радости жизни, то «бедного стихотворца», то «философа ленивого», то «смелого жителя небес», воспаряющего к солнцу, то «друга человечества», потрясённого при виде всепроникающего невежества, то трибуна, открыто выражающего стремление «воспеть свободу миру», «на тронах поразить порок». Это разнообразие ролей отражает напряжённые поиски юным поэтом своей дороги в искусстве и жизни.

В произведениях Г. Тукая 1905—1907 гг., по наблюдениям Г. Халита, преобладает тенденция к идеализации призвания поэта. Для лирического героя стихотворений «Газетным наборщикам», «О перо!», «Поэт и голос» и др. поэт – «избранник Всевышнего», получивший свой дар от Божественной силы69. Для Г. Тукая неприемлемы встречающиеся в произведениях А. С. Пушкина иронические отзывы о деятельности стихотворца (см., например, «История стихотворца»), поскольку поэтическое слово отождествляется с Божественным. Но для Г. Тукая, как и для А. С. Пушкина, важна просветительская направленность творчества, напоминающая о себе каждый раз, когда речь идёт о всесилии слова, его способности преображать человека и окружающую его действительность. Показательна в этом плане чрезвычайная продуктивность светоносных образов в лирике Г. Тукая. Так, в стихотворении «Пушкинә» («Пушкину», 1906) он сравнивает стихотворения классика русской литературы с ярким солнцем – источником жизни и света, символом демиургической силы космического разума. Н. М. Юсупова, анализируя традиционную для татарской литературы систему символов, отмечает, что распространённый в арабо-мусульманской поэзии образ солнца являлся символом божественного величия70. В данном значении он функционирует и в этом произведении Г. Тукая:

В татарском литературоведении данное произведение рассматривается как написанное в жанре оды (мадхии73). Светоносные образы соответствуют жанровой эмоции восторга перед творениями великого русского поэта. Сравнения Пушкина и его произведений с солнцем, творений поэта с цветами, плодами деревьев, соловьями создают ощущение величия, грандиозности, всесилия гения, определяют принадлежность его сочинений к категории прекрасного. Р. К. Ганиева отмечает: «Бакча, чәчәклек, былбыллар, төрле-төрле яктылык сурәтләре ярдәмендә Тукай романтикларча Пушкин поэзиясенең матурлык эстетикасы үрнәге («рәүнәкъ-гүзәллек, нур чәчү») икәнлеген күрсәтергә тырыша»74 («Тукай, подобно романтикам, с помощью образов сада, цветов, соловьёв, разных источников света пытается показать, что поэзия Пушкина является образцом эстетики красоты («озарение красотой, светом»)»75).