* * *

Однажды в мае у нас на пороге появилась Ми Чжа — одна, без мужа и детей. Она похудела, цвет лица у нее был нездоровый. Я пригласила подругу в дом, но невольно занервничала. Пока я заваривала цитрусовый чай, Ми Чжа общалась с Ю Ри.

— Ты хорошо себя вела? — спросила она у моей невестки. — Я по тебе скучала.

Ю Ри улыбнулась, хотя не узнала мою подругу.

— И по тебе я тоже скучала, — сказала мне Ми Чжа, когда я принесла чай.

— Ты перестала приходить на олле, — напомнила я.

— Ты могла бы заглянуть в гости.

— У меня дети…

— На этот раз девочка? — Ми Чжа направилась к колыбельке, в которой спал Кён Су.

Я жестом остановила ее и поправила:

— Мальчик. — Когда Ми Чжа вернулась на прежнее место, я продолжила оправдываться: — В Хамдок пришлось бы брать детей и Ю Ри, а это слишком тяжело…

— …И небезопасно.

— Да, помимо прочего, — согласилась я.

Повисла пауза. Я не представляла, чего хочет Ми Чжа. Она глубоко вдохнула и медленно выдохнула.

— Вскоре после марша Сан Мун сделал мне ребенка. Я плохо себя чувствовала и не могла прийти.

Я почувствовала укол вины. Ну конечно, подруга пропала не просто так.

— Мальчик или девочка? — спросила я.

Ми Чжа опустила взгляд.

— Девочка. Прожила два дня.

— Ох, сочувствую тебе.

Она снова подняла глаза, в которых читалась обида.

— Ты была мне так нужна.

Мне стало стыдно: получается, я подвела свою сердечную подругу.

— А как муж? — осторожно поинтересовалась я. — Он хорошо с тобой обходится?

— Во время моей беременности он меня не обижал. — Не успела я осознать истинный смысл этих слов, как она продолжила: — Ты не представляешь, как ему трудно. Он постоянно посещает деловые встречи и мотается по всему острову. Третий батальон Второго полка сейчас стоит в Сева, неподалеку отсюда, но живут они в Хамдоке. Это большая нагрузка.

— Да, трудно, наверное…

Она вздохнула и отвела взгляд.

— Большинство людей, представляя себя в трудной ситуации, думают, что они будут бороться. Но в детстве, когда меня отправили жить к тетушке Ли Ок и дяде Хим Чхану, я узнала, как бывает на самом деле. Ты же знаешь, они меня почти не кормили. К тому времени, когда у меня возникло желание бороться, я уже была слишком слаба.

Я попыталась как-то поднять ей настроение.

— Зато та ужасная ситуация свела нас вместе. Я всегда буду это ценить.

Но Ми Чжа сейчас думала не о дружбе.

— Некоторые женщины планируют покончить с собой в случае трудностей, но разве мать может так поступить? — В глазах у нее блестели слезы. — У меня есть Ё Чхан, и я должна жить ради него.

Я давно знала Ми Чжа, но ни разу не видела ее в таком унынии. Кроме прочих бед, которые творились вокруг нас, ей пришлось пережить ужасное испытание — потерю ребенка. И с мужем тоже не повезло. Синяков я сегодня не заметила, но я ведь не видела подругу без одежды или в ныряльном костюме. Я положила руку на плечо Ми Чжа.

— Женщины живут тихой и мирной жизнью, — сказала я. — Сколько бы мы ни злились и ни страдали, нам не приходит в голову кого-нибудь побить, верно?

— Моему мужу досталась плохая жена.

Ее замечание меня озадачило.

— Почему ты так говоришь?

— Я его подвела. Потеряла ребенка. Не приношу домой еду. Не умею вести дом, как его мать…

Я перебила:

— Не надо защищать Сан Муна или оправдывать его поступки, будто это ты виновата в том, что он с тобой делает.

— Может, и я.

— Ты же не просила тебя бить.

— А вот твоя мать относилась к мужчинам с пониманием. Говорила, что им стоит посочувствовать. Что им нечего делать, у них нет цели, к которой можно стремиться. Им скучно, и…

— Но при чем тут твой муж? Он-то работает, у него есть своя жизнь.

Но Ми Чжа все равно продолжала оправдывать Сан Муна:

— Он слишком много пережил, пытаясь вернуться домой. — Потом она решительно заявила: — Его склонность к насилию и жестокости просто отражает нынешнюю ситуацию на Чеджудо.

Вообще-то, Сан Мун был жестоким задолго до того, как все это началось…

Меня охватило ощущение беспомощности.

— Эх, вернуться бы к тем дням, когда мы каждое утро встречались на олле!

— Сейчас ходить по полям небезопасно. Нам обеим надо защищать детей. — Похоже, мы вернулись к тому, с чего начался визит Ми Чжа. Помедлив, она добавила: — Надеюсь, на этот раз расставание не будет таким долгим.

— А я надеюсь, что при следующей нашей встрече ты будешь кормить грудью ребенка.

Я проводила подругу до ворот и тепло попрощалась с ней, думая, что мне не понять, насколько тяжело живется Ми Чжа.

* * *

Пятнадцатого августа на Юге была официально создана Республика Корея. Через месяц Ким Ир Сен с помощью СССР основал на севере Корейскую Народно-Демократическую Республику. Ни американцы, ни Советский Союз не вывели войска, но раздел нашей страны вроде бы завершился. Я надеялась, что теперь станет поспокойнее и мы с Ми Чжа сможем видеться. Однако на Чеджудо все начало осени продолжались бои. У армии были пулеметы и другое современное вооружение от американцев, а повстанцы отбивались японскими мечами и бамбуковыми копьями: ружей у них было очень мало. И вот 17 ноября 1948 года президент Ли объявил на Чеджудо военное положение и выпустил первый приказ: «Любой задержанный вне пятикилометровой зоны побережья будет застрелен на месте».

Это называлось кольцом огня: против нарушителей планировали применять политику выжженной земли.

Когда я пришла в бульток, мы обсудили, чем это обернется для нас.

— И куда денутся люди с предгорья? — спросила одна из женщин.

— Их вышлют на побережье, — сказала Ки Вон.

— Но их тут некуда деть, — возразила другая ныряльщица.

— В том и смысл, — ответила Ки Вон. — На краю моря некуда прятаться.

Я задала вопрос, который наверняка беспокоил всех:

— А нам есть чего бояться?

Ки Вон пожала плечами.

— Вроде бы мы с безопасной стороны кольца огня.

Наследующий день дождь лил так, будто небеса плакали. Люди из государственной военной полиции, местной полиции острова и американских войск пригнали на окраину Пукчхона первые несколько сотен беженцев с гор. Мне не верилось, что эти женщины и дети могли устраивать беспорядки. А мужчин в печальной процессии беженцев почти не было, разве что совсем мальчики и несколько стариков с опущенными головами. Тут я только одно могла предположить: большинство мужчин уже погибло. Дети, пришедшие с гор, не болтали и не пели, не пытались поднять настроение себе и близким. Семьи несли то немногое, что смогли взять с собой из дома, — одеяла, подстилки для сна, кухонные принадлежности, мешки с зерном, глиняные горшки с маринованными овощами, сушеный сладкий картофель, — однако скот пришлось оставить. На ночевку беженцы устроились как смогли, построив шалаши из камыша и сосновых веток.

Жителей Пукчхона заставили построить вокруг деревни стену из камней, что лежали у нас на полях. Мужчины к тяжелому труду не привыкли, им было сложно. Чжун Бу вернулся домой с волдырями на ладонях и ноющей спиной. Женщинам тоже пришлось отвлечься от работы в море и в поле. К строительству привлекли даже детей, а когда стена была готова, нас заставили днем и ночью стоять возле нее на страже с самодельными копьями.

— Если впустите в деревню человека и окажется, что он из повстанцев, вас накажут, — предупредил полицейский.

У беженцев скоро закончилась еда, которую они принесли с собой. Ночью через залитые лунным светом поля и каменные стены до нашего дома долетали стоны голодающих. Каждый раз, когда ветер менялся, ноздри, глаза и горло нам жгли запахи немытых тел и экскрементов.

Однажды, когда я шла мимо лагеря, одна из женщин подозвала меня.

— Я мать, и у тебя вроде бы тоже есть дети. Ты мне поможешь?

Жители предгорий всегда презирали хэнё, но после того, что с ними сделали, обида на них сменилась жалостью, поэтому я, конечно, спросила, чего она хочет.