— Ты же больше не ученица, сегодня ты работаешь вместе с нами, — напомнила До Сэн. — Ну как, девочка, ты готова?

— Да, тетушка, — почтительно отозвалась Ми Чжа, поклонилась и попятилась от очага.

Остальные женщины засмеялись, и Ми Чжа покраснела.

— Да перестаньте вы ее дразнить, — сказала мать. — Девочкам сегодня и так есть о чем поволноваться.

Поскольку матушка возглавляла наш кооператив, она по праву заняла у каменной стены бультока самое защищенное от ветра место. Как только уселась она, начали садиться и все остальные — в строгом соответствии со своим мастерством ныряльщиц. Лучшие места занимали те, кто мог сравниться с матерью по опыту, — старшие ныряльщицы, настоящие «бабушки» нашего кооператива. Вслед за ними устраивались настоящие бабушки вроде моей — те, кому причиталось уважение в силу возраста. Они уже давно не работали в море, но любили общество ныряльщиц, с которыми провели большую часть жизни. Теперь бабушка и ее подруги с удовольствием разбирали водоросли, которые вынесло на сушу ветром, или ныряли на мелководье рядом с берегом, а заодно весь день обменивались шутками и жаловались на жизнь. Как уважаемые и почтенные члены кооператива, они занимали в бультоке вторые по важности места. Дальше сидели младшие ныряльщицы: женщины в возрасте от двадцати до тридцати с небольшим, которые еще только совершенствовали свое мастерство. Мы с Ми Чжа сели возле ныряльщиц из категории начинающих — двух сестер Кан, Ку Чжа и Ку Сун, которые были на два и три года старше нас, и Ю Ри, дочери До Сэн, — ей уже исполнилось девятнадцать. У этой троицы уже насчитывалось по паре лет опыта работы, а мы с Ми Чжа были совсем новички, но по статусу именно мы пятеро были ниже всех, поэтому сидели у самого входа в бульток. Нас обдувал холодный ветер, и мы с Ми Чжа придвинулись поближе к огню: очень важно как можно лучше согреться перед тем, как выходить в море.

Собрание кооператива мать начала традиционным вопросом:

— Есть ли на этом берегу еда?

— Больше еды, чем песчинок на Чеджудо, — отозвалась До Сэн, — если бы наш остров был усыпан песком, а не камнями.

— Больше еды, чем на двадцати лунах, — торжественно заявила еще одна женщина, — если бы в небе над нами было двадцать лун.

— Больше еды, чем в пятидесяти горшках в доме моей бабушки, — включилась в беседу женщина, овдовевшая слишком молодой, — если бы у нее было пятьдесят горшков.

— Ну хорошо, — подытожила матушка ритуальный обмен прибаутками. — Теперь обсудим, где сегодня будем нырять. — Дома ее голос всегда казался мне слишком громким, а здесь такие голоса были у всех: со временем от давления воды у хэнё портится слух. Когда-нибудь и я буду говорить громче.

Море не принадлежит никому, но у каждой приморской деревни есть права на ныряние на конкретных территориях. Одни участки находятся достаточно близко к берегу, чтобы дойти туда по дну, до других приходится плыть двадцать — тридцать минут от берега, а до третьих можно добраться только на лодке: тут бухточка, там подводное плато не слишком далеко от берега, северная сторона какого-нибудь островка и так далее и тому подобное. Мы с Ми Чжа молча слушали, как члены кооператива обсуждают, какой вариант выбрать. Как новички, мы еще не заработали права высказываться. Даже младшие ныряльщицы помалкивали. Большинство высказанных идей мать отвергла.

— С того участка за последнее время и так слишком много собрали, — сказала она До Сэн. Кому-то еще ответила: — Нужно следить за сменой сезонов на подводных полях точно так же, как и на земле. С июля по сентябрь мы не собираем со дна брюхоногих моллюсков — чтим время нереста, а с октября по декабрь не время брать морские ушки.^[1] Надо чтить море и хранить его богатства. Если станем беречь свои подводные поля, их хватит надолго. — Наконец она приняла решение: — Пойдем на лодках в ближний подводный каньон.

— Начинающие к этому еще не готовы, — возразила одна из старших ныряльщиц. — Им сил не хватит, да и право такое они еще не заслужили.

Мать жестом заставила ее замолчать.

— Тот скалистый каньон создан лавой, проистекшей от Бабушки Сольмундэ. У него такие стены, что там найдется дело для ныряльщицы любого уровня. Самые опытные из нас могут спуститься поглубже, а начинающие пусть проверят участки поближе к поверхности. Сестры Кан покажут Ми Чжа, что делать. А Ю Ри, дочку До Сэн, я прошу присмотреть за Ён Сук. Ю Ри скоро перейдет в младшие ныряльщицы, так что ей будет полезно попрактиковаться.

После того, как мать все объяснила, больше никто не возражал. Женщины обычно связаны с ныряльщицами из своего кооператива теснее, чем с собственными детьми. Сегодня между мной и матушкой начала формироваться подобная более глубокая связь. На примере До Сэн и Ю Ри я видела, какими мы с матерью станем через несколько лет. А еще я в этот момент осознала, почему именно мою мать выбрали возглавлять кооператив. Она умела вести людей за собой, и кооператив высоко ценил ее мнение.

— Каждая женщина, уходящая в море, несет на спине собственный гроб, — напомнила матушка собравшимся. — В подводном мире мы тянем за собой груз тяжелой жизни и каждый день пересекаем границу между жизнью и смертью.

Это были традиционные фразы, на Чеджудо их часто повторяли, но мы серьезно кивнули в ответ, будто слышали их впервые.

— Уходя в море, мы делим на всех работу и опасность, — добавила мать. — Мы вместе собираем урожай, вместе сортируем собранное и вместе его продаем, потому что море принадлежит всем.

Повторив это последнее правило — словно кто-то мог позабыть о таких основах, — она дважды хлопнула себя по бедрам. Это значило, что встреча закончена и пора за дело. Бабушка с подругами вышли наружу, их ждала работа на берегу, а мать скомандовала Ю Ри помочь мне приготовиться. Мы с Ю Ри знали друг друга всю жизнь, так что нам легко было работать в паре. А вот сестры Кан были плохо знакомы с Ми Чжа и, скорее всего, не очень-то хотели связываться с сиротой. Однако, нравилось сестрам поручение помочь Ми Чжа или нет, раз моя мать так велела, они были обязаны покориться.

— Вставай поближе к огню, — сказала мне Ю Ри. — Чем быстрее переоденешься и соберешься, тем быстрее мы войдем в воду, а чем быстрее войдем, тем быстрее вернемся сюда. Ну, теперь делай как я.

Мы подвинулись к огню и разделись. Никто не стеснялся — мы словно в общей бане собрались. Некоторые женщины помоложе были беременны, у старших виднелись растяжки на животе. У совсем немолодых груди обвисли от долгой жизни и нескольких выкормленных детей. По нашим с Ми Чжа телам тоже заметен был наш возраст. Нам уже исполнилось пятнадцать, но из-за суровой жизни — недоедания, тяжелой работы и холодной погоды — мы были совсем тощие, груди у нас пока расти не начали, а между ног только-только стал появляться пушок. Мы стояли и дрожали, пока Ю Ри, Ку Чжа и Ку Сун помогали нам надеть костюмы для ныряния. Они шились из простого белого хлопка и состояли из трех частей. Благодаря белому цвету ныряльщиц легче заметить под водой, а еще говорили, что белый отпугивает акул и дельфинов, но при этом, как я сразу поняла, тонкая хлопковая ткань костюма ничуть не согревала.

— Вы просто представьте, что Ми Чжа младенец, — сказала Ю Ри сестрам Кан, — и завяжите на ней костюм. — Потом она пояснила мне: — Видишь, по бокам разрезы, их соединяют завязками. Так можно затянуть или ослабить костюм, если женщина беременна или по другим причинам набрала или потеряла вес. — Она наклонилась ко мне поближе. — Жду не дождусь, когда смогу сказать свекрови, что муж сделал мне ребенка. У меня будет сын, я точно знаю. Когда я умру, он станет проводить для меня обряды поминания предков.

Свадьба Ю Ри была намечена на следующий месяц, и понятно, что она мечтала о сыне, которого родит, но меня в тот момент ее надежды на будущее не очень интересовали. Пальцы ее показались мне холодными как лед, и у меня по коже побежали мурашки. Хотя она затянула завязки как можно туже, костюм все равно висел на мне мешком, и на Ми Чжа тоже. Из-за этих костюмов хэнё считались бесстыдницами — ни одна приличная кореянка, будь то на материке или на нашем острове, не стала бы носить такую открытую одежду.