— Скажи это оркам, чей скот постоянно похищают или травят эти низкорослые пакостники! Я согласен, если они покинут Степь — пусть уходят.

— Смеешься? Если уж эльфы пустили где-то корни, то их ни за что оттуда не вытеснить!

— Тогда мы убьем и съедим их воинов, а самок с детьми будем выращивать, как скот и людей.

– Да зачем? Я не понимаю! Вы же почти не пересекаетесь! Что вам делить?

— А стал бы твой Император терпеть в своей стране народ, не желающий ему подчиняться?

На это девушка не нашла, что ответить. Здесь Муга был прав. Шагар бы извел их под корень, вздумай эльфы бунтовать. Так имела ли она сейчас право упрекать Мугу в том же самом?

— Темный Император никогда бы не подчинил себе ночных эльфов, устроив им войну на уничтожение. Даже крыса, загнанная в угол, будет яростно биться до последнего. Но оставь ей выход…

– Иллит, не будь наивной! Какой выход? Сама же говоришь, что альвары не уйдут из своих домов. Покоряться нам они также не будут! Кем они считают орков? Дикарями? Как думаешь, подчинился бы маг из вашей Башни орочьему шаману? Ты все время меряешь других людскими мерами. А это – неправильно! Альвары не склонятся перед орками, а орки не склонятся перед альварами. И прежде, чем забрать с собой воинов Степи, я обязан позаботиться о том, чтобы оставшиеся позади их семьи были в безопасности. Темные альвары – бесчестный народец. Чего ждать от тех, кто способен отравить питьевые колодцы селения, а потом наблюдать втайне за тем, как из них поят скот, пьют орки и сторожевые псы? Страшно им сразиться с нами? Обязательно так низко поступать?

Иллит просто не находила доводов. Они на самом деле были разными. Но…

Как же ей не хотелось идти против прирожденных малефиков!

— Ладно. Мне интересно только, как ты собираешься их всех искоренять, если раньше у орков это веками не получалось сделать.

– Именно в этом я рассчитываю на тебя. Духи шаманов не видят входы в их поселения. Но у тебя совсем другое зрение. Совместно у вас все получится. Ты можешь даже не сражаться, если не хочешь. Помоги их найти!

Иллит только чертыхнулась про себя. Как он представлял — не сражаться? Она себе в сторонке постоит, симафоря белой лентой темным эльфам, что атаковать ее не нужно? Вроде бы она просто случайно мимо проходила и оказалась в центре орочьей орды?

— Когда ты хочешь начать? — обреченно спросила девушка, отставляя чайную пиалу, сделанную из обрезанного черепа ребенка. Она уже давно привыкла к местной атрибутике и просто старалась не думать о судьбе тех, чьи части тела шли на создание столовых приборов и прочей бытовой атрибутики.

-- Сегодня – ночь скорби. Завтра с утра иди к Дагуту, обсудишь все с ним. Чем скорее начнете – тем лучше.

Дагут был из шаманского круга Грура и после слияния армий оказался признан в среде шаманов самым опытным и сильным. Это был пожилой орк, красивший свои короткие волосы в яркий синий цвет. Его тело было сплошь покрыто мелкими значками рун до такой степени, что вся рунная формация визуально меняла зеленовато-серый цвет кожи орка на синий. Другие шаманы тоже были исписаны рунами, но не настолько плотно. Дагут смеялся, рассказывая, что еще в ученичестве рассчитал каждый сантиметр своей кожи так, чтобы влезли все руны, которые он хотел носить. По иронии судьбы, с ростом силы больше половины рун перестали быть ему полезны, но удалить их уже было нельзя. Этот шаман выглядел удивительно открытым и добродушным. Казалось, что он мог стать душой любой компании. Вот только Иллит рядом с ним не могла расслабиться ни на минуту, непрерывно испытывая чувство опасности. Работать с ним для нее было тем еще удовольствием.

Как только стемнело, зазвучал мерный гул сотен орочьих боевых барабанов. Гул нарастал, становясь все громогласнее. Взметнулись в небо погребальные костры. Орки не сжигали тела своих соплеменников, но при похоронах в честь каждого умершего разводился костер, в котором сжигали благовония и погребальные травы. Обстановка была торжественной. Воины обеих еще недавно сражавшихся сторон отдавали последнюю дань уважения своим павшим соратникам и противникам.

В земле была вырыта огромная яма, в которой аккуратными рядами были уложены тысячи погибших бойцов.

– Вы достойно сражались, умерев с оружием в руках! – громогласно взревел усиленный магией шаманов голос Чиумугана. Полуорк поднял над головой огромную чашу с крепким алкоголем орков, по вкусу напомнившим Иллит о русской водке или даже самогонке. – Пусть предки с честью примут вас на той стороне!

Многотысячный рев орочьих глоток поддержал заявление своего вождя. Взметнулись в небеса огненные языки, поплыли по степи ароматы погребальных благовоний. Один за другим орки стали подходить к исполинской братской могиле, бросая от себя горсть земли и какое-нибудь оружие или важную для орков атрибутику вроде амулетов, боевых трофеев и прочего. Постепенно над Степью стал расти большой курган, окруженный пылающими кострами. Каждый степняк под дробный бой барабанов, бросив свой дар, спрыскивал землю местным самогоном из своей чаши или бурдюка, после чего прикладывался сам.

Когда этот торжественный и молчаливый обряд прощания завершился, на вершине образовавшегося кургана появился Дагут в окружении остальных шаманов. Они рассредоточились по периметру гигантской могилы, начав разбрасывать семена погребального цветка, нашептывая благословения. Уже к утру курган порастет желтыми цветами с красной сердцевиной. Это растение в Темной Башне называлось солошкой и использовалось в различных магических целях. Когда-то именно отвар из солошки помог Муге восстановить отрезанный наказателями язык. Для степняков этот цветок имел священное значение и считался проводником душ предков в мир иной.

Иллит не была допущена к обряду. Ее все еще не считали равной оркам и не позволили принять участие. Она просто наблюдала за происходящим, размышляя о бессмысленности смертей всех этих воинов. Ведь был же другой способ. Но орки презирали политику, предпочитая резать друг другу глотки, выясняя отношения!

В следующее утро она уже стояла у входа в походную юрту Дагута.

– Входи, Иллит, – прозвучало приглашение, после чего девушка отодвинула звериные шкуры и вступила в юрту.

Шаман сидел с закрытыми глазами, словно медитировал.

– Муга хочет, чтобы я как-то помогла тебе обнаружить скрытые проходы в города ночных эльфов, нэрэ.

– Верно, – Дагут раскрыл глаза, взглянув на нее строго и серьезно. – Скажи мне, женщина. Почему ты среди нашего народа? Чего хочешь?

Шаман наедине с Иллит вел себя совершенно иначе. Не было показного дружелюбия и шутливости, принимаемой за чистую монету прямолинейными орками. Это был строгий и крайне опасный колдун. И этот колдун не собирался притворяться при Иллит.

– Я ничего не хочу, нэрэ. Изначально моим стремлением было вернуть Мугу на родину. Сейчас эта цель достигнута, Муга очень изменился и стал важной персоной. Вскоре мы достигнем клана, в котором осталась его жена и дети. Все, чего я хотела – добилась.

Иллит не пыталась что-либо скрывать от орка. За время жизни среди степняков она давно уяснила важную истину. Если шаман что-то хочет узнать, она не сможет этого скрыть. Только настроит его против себя. Да и нечего ей было скрывать. Это у Императора на орков были планы.

– Но все же ты здесь.

– У меня приказ Императора. Впрочем, я только рада оказаться подальше от подковерных дрязг Темного дворца. Не могу сказать, что для меня важен твой народ. Но для меня важен Муга. И если ему нужна моя помощь – я окажу ее.

– Любопытно. Тебе известно, что ты такое? Другие шаманы говорили с тобой?

– Я все знаю, нэрэ. Я решила, что проживу столько, сколько мне отмерено. И проживу так, как сама того хочу.

– Это единственный выбор в твоей ситуации, – кивнул старик. – Хорошо, ты мне ни разу не солгала. Но знай, что мне все равно не нравится твое присутствие. Другие шаманы считают это честью, но я считаю опасностью. Тебе не место среди нас. И наши войны – не твои войны.