– А если не получится, если знать не примет его?

– Выйду я за него в любом случае, только императора вам придется выбирать нового, – и она горько усмехнулась. – Вам рассказать, что тут будет, или сами догадаетесь?

Канцлер прекрасно понимал, что опять начнется в империи: на трон полезут все, кто захочет. И все будут воевать со всеми. Осознав это, он почувствовал, что его бросило в жар.

– Не обижайтесь, князь, но вытащить страну из той ямы, в которой она сейчас, думаю, сможет только Алекс, не сам, а с вашей помощью и помощью преданных трону людей. И думаю, вам стоит поработать в этом направлении… Вы же умный человек, все сами видите и понимаете. Вы знаете, что Кентия приняла закон, по которому Алексу разрешено находиться в ней, правда не более двух месяцев в год. И еще одно: вы можете не поверить, но ему не нужен трон – ни королевства, ни империи, ни Кентии. Знаете, что он говорит? А зачем мне этот хомут. Там же работы столько, что ее за всю жизнь не переделаешь. Я, говорит, лучше своими изобретениями заниматься буду, и проще, и безопаснее, и намного интереснее. Так что думайте…

На этом разговор с молодой императрицей закончился, и, откланявшись, князь ушел.

Этот уже не молодой человек, много поживший и повидавший, был очень озадачен разговором с Алексией. Он видел, с каким выражением лица она говорила об Алексе. Да, он прекрасно понимал, что молодая девушка может влюбиться до беспамятства, но ведь было и рациональное зерно. Она с уверенностью говорила о том, что еще до исхода на этот континент их предков здесь уже была кентийская цивилизация. Как жили кентийцы того времени, никто не знает, да что говорить, если даже о Большой войне не сохранилось летописей.

Он не стал откладывать дело в долгий ящик, решил на днях переговорить с начальником тайной канцелярии. Пусть тот и был всего лишь баронет, но это был умный, изворотливый и владеющий большим объемом информации человек.

Через несколько дней после разговора с Алексией, когда в его голове уложилось все, что он узнал от нее, канцлер, встретив вроде бы случайно баронета, пригласил его к себе в кабинет, чтобы обсудить некоторые вопросы.

– Баронет, – начал они, когда они расселись, – скажите мне, как вам этот кентийский принц…

– Я так понимаю, князь, что вас беспокоит, что будет, если он станет мужем императрицы? Со своей стороны, скажу так: пройдет какое-то время, и все успокоится, поначалу, конечно, может и буза начаться. Но мои подчиненные самых оголтелых успокоят, кто не поймет, того упокоят, а потом все останется как и раньше. Уже сейчас по кабакам и тавернам о кентийце рассказывают, что если бы не он, то тут вообще такая война полыхнула бы… Что все новое, что появилось, делает он, еще, что хочет в империю свои заводы перевести, чтобы люди здесь богатели. И что тех солдат, что с ним пошли, он и орденами и сумасшедшими деньгами награждает. И что императрицу два года спасал и оберегал… Вот так вот, не скрою, это рассказывают мои люди. И ведь почти все правда. И еще в храмах говорят, что после обручения императрицы и принца изваяние Зеи-плодоносицы улыбаться стало. И жрецы очень уж охотно проповедуют, что грядет золотой век с Алексией и Алексом.

С казначеем и маршалом можете даже не общаться, князь, у одного никогда не были столь полны золотом подвалы, а другому сейчас учат и тренируют штурмовой батальон. Такой же, как и тот, что взял стены столицы всего за полтора часа штурма. А вот со своей женой обязательно переговорите, когда придете домой.

Правда, дома жена сама начала разговор.

– Послушай, Готор, не мог бы ты поговорить с принцем о приобретении у него еще одного такого набора для нашей Эмиль, девочке это так необходимо. Жила бы она с нами, мы бы пользовались одним, а так сам понимаешь.

– Дорогая, я, конечно, переговорю, но слышал, что их привезли только на подарки… Скоро, говорят, привезут еще, – не отрывая глаз от супруги, проговорил князь. – А если вдруг Алекс и Алексия поженятся, то он тут откроет производство этих ваших штучек.

– Как бы здорово было! А почему ты говоришь «если», что им может помешать?

– Понимаешь, старая знать может быть против, да и дворяне не все примут кентийца.

– Готор, Готор, старых родов осталось всего ничего, и никто их не будет слушать… Ты же сам говорил, что империя катится в тартарары благодаря им. Ты не обратил внимание, какая они красивая пара, а как смотрят друг на друга! Кстати, ты знаешь, что наш сын перешел из гвардии и теперь служит каким-то «командиром роты в каком-то штурмовике»?.. Я чувствую, что как-то неправильно говорю, но это то, что я запомнила с его слов. Он сегодня забегал домой, быстро обмылся в купальне, перекусил и убежал, весь такой бледный и худой и даже в синяках. Служанка подсмотрела и рассказала. Ты там узнай, кто ему синяков наставил, я сама пойду к маршалу. И почему он ушел из гвардии?

Князь покивал головой, понимая, что спорить бесполезно.

– Хорошо, дорогая, я все выясню.

Сын был для его жены чем-то вроде божества. У них с княжной были еще две дочери, старшая уже замужем, а младшей всего одиннадцать лет. Жена любила детей, но почему-то сын для нее был на первом месте. Так что доказывать, что парню уже двадцать лет и он сам решает, что ему делать, было бесполезно.

Перед сном князь решил немного почитать книгу, что дала ему императрица, и неожиданно зачитался. Читал долго, поэтому утром встал невыспавшийся и раздраженный. Подскакивая в карете на булыжной мостовой по дороге во дворец, он думал и понимал, что пришло время что-то менять в политике империи. Он пока не понимал, что, но понимал, что перемены уже назрели. А еще он думал о том, что хорошо бы сегодня пораньше прийти домой и дочитать книгу, что дала ему императрица, уж очень она его захватила.

Глава двадцать седьмая

Тем временем дворец готовился к принятию императрицей присяги у герцогов, князей и графов. Должны были прибыть порядка сорока человек самых влиятельных людей империи. У баронов присяга принималась на месте, более двух десятков представителей разъехались по империи с текстами присяги. Барон должен был зачитать текст присяги, а его дворня повторить за ним, после чего он ставил на тексте свою подпись. Если подписи не было, то значит, он отказывается присягать императрице, соответственно следовали выводы, очень не приятные для того, кто не подписался.

Понимая, что страхи канцлера не беспочвенны, да даже если и не так, лучше перестраховаться, я выбрал зал дипломатических приемов, в котором были ниши с вазами для цветов. Вазы убрали, а ниши задрапировали тяжелыми портьерами, и в них я разместил пятерых мечников из батальона штурмовиков. Больше не получилось, ниш было всего пять. Выбирали лучших, их уже давно натаскивали кентийцы, да и вообще владению мечом дворян учат с детства, а тут и выбирали таких, хороших мечников дворян, преданных трону.

За день до присяги на прием ко мне пришли Март и Сайм.

– Ваше высочество, – начал Март, он в этом дуэте считался главным, – с приглашенными для присяги прибывает чересчур много воинов, притом селят их в домах рядом с дворцом.

– Все ли приглашенные прибыли с излишним количеством воинов?

– Нет, ваше высочество, чуть больше двадцати человек, вот их список.

Я позвонил в колокольчик и приказал заглянувшему в дверь секретарю пригласить ко мне баронета Трида де Сальми, начальника тайной канцелярии. Де Сальми появился через некоторое время, был какой-то помятый, с красными глазами невыспавшегося человека, и, по всей вероятности, держался последнее время на отваре с восстанавливающим бальзамом.

Предложив ему присесть, я протянул список, что дали мне мои шпионы.

– Баронет, что вы знаете про этих людей?

– Да, ваше высочество, я в курсе, кто это и зачем такие приготовления. Мы постарались в домах поблизости скрытно расположить батальон штурмовиков… На сегодня это самые дееспособные воины из всей армии. Да и кентийцев не хотели привлекать без особой нужды, однако барона де Варта поставили в известность и согласовали с ними действия. Вечером я планировал это все доложить вам и императрице, чтобы были в курсе.