Значит, надо думать, как снизить затраты на производство, и не просто урезать зарплату мастерам, а применить что-то новое. Если же снизить налоги, то у простых людей появится немного лишних денег, сегодня они будут лучше питаться, завтра захотят купить хорошую обувь и одежду. Через некоторое время захотят более просторный дом, а там и мебель, и зеркала, и многое другое. И это подтолкнет увеличить производство товаров и само собой поступление налогов в казну.
– Так мы же их снизим. Как это они увеличатся?
– Ты их снизишь, но ведь не уберешь совсем… Вот, допустим, продаю я… хорошо, пусть будет зеркало, продаю я его за сто монет. С каждого я плачу десять монет налога. Ты мне говоришь: «Увеличишь выпуск зеркал на тридцать штук, и я тебе уменьшу налог до восьми монет». Теперь считаем, за сто зеркал я платил тебе тысячу монет, а теперь со ста тридцати буду платить тысячу сорок, но и сам буду получать больше, продав не сто, а сто тридцать зеркал.
– Фи-и! А что мне эти сорок монет.
– А сколько у тебя тысяч мастеров? И каждый по сорок монет… И тут, понимаешь, просто так не решишь, надо сажать чиновников, и пусть думают, и только потом принимать решение. Вон, озадачь канцлера, он у тебя умный мужик. Но налоги снижать надо, и самое главное – с самых бедных земледельцев, мелких мастерских и цехов. А скажем, таким, как я, налог можно и увеличить.
У канцлера глаза полезли на лоб от услышанного, человек предлагает сам себе увеличивать налог. Он прекрасно понимал, что этот странный принц объяснял Алексии все очень поверхностно, как ребенку, которым она по сути еще и была.
После всего услышанного канцлер решил переговорить с Алексом тан эль Зоргом и поближе узнать, что он собой представляет.
Случай представился довольно быстро. Шла подготовка к принятию присяги императрицей у герцогов и графов с периферии, и в связи с этим у князя было какое-то непонятное чувство тревоги. И он, зная, что все эти два года кентийский принц защищал и укрывал императрицу, решил с ним поделиться. Выслушав опасения канцлера, принц не отмахнулся от них и задумался, а потом, глядя в глаза князю, произнес:
– Спасибо вам, князь, за то, что поделились со мной своими опасениями, постараюсь что-то придумать, подготовиться на всякий случай.
– Скажите, ваше высочество, – поинтересовался канцлер, – а что если я вас привлеку к регулированию налоговых законов? У нас сейчас в империи после правления узурпатора много такого, что надо менять или отменять. Много народа бежало, особенно из двух герцогств, что воевали между собой.
– Знаете, господин канцлер, я знаю, как работают те или иные налоги, знаю, что такое короткие деньги, длинные деньги, но мне совершенно неизвестны особенности экономики империи. Поэтому на начальном этапе должны работать люди, хорошо разбирающиеся в специфике экономической составляющей державы. Где растет лучше пшеница, а где яблоки, и где добывают хорошее железо, а где плохое, но хорошую медь. Соответственно, и налоги надо брать со всех разные. Но если налоги снижать или отменять, то, думаю, надо ставить условия увеличения производства и снижения цены на продукт.
Канцлер похлопал глазами, половину слов он не понял, но интуитивно догадался об их значении.
– Скажите, ваше высочество, а что производится в вашем графстве?
– Даже не знаю, что сказать, много чего производится… Ну, скажем, новые свечи и светильники, которые горят теперь в залах дворца, зеркала, стекло, товары для женщин, рессорные кареты и коляски, булатные мечи и кинжалы, хрустальные бокалы и вазы, книги, а скоро будем выпускать газету с новостями. Да много чего мы еще производим. И если все будет хорошо, много чего еще будем выпускать.
– Скажите, ваше высочество, а в империи вы не собираетесь открыть производство?
– Пока это все в подвешенном состоянии, есть кое-какие нюансы, и пока я не могу дать на это твердого ответа.
– Скажите, если не секрет, а сколько вы платите налога?
– За прошлый год заплатил тысячу двести золотых, в этом, наверное, будет больше.
– Такие деньги! – канцлер был просто в ужасе. Империя за год собирает налогов около десяти тысяч золотых… И это империя! А тут одно графство платит больше тысячи.
После беседы канцлер долго думал, оказывается, все новинки, которые появились за последние несколько лет, так или иначе связаны с этим молодым человеком. Кто он такой? Вернее, кто он – по крайней мере ясно, младший сын Донета тан эль Зорга, правителя Кентии. Но вот откуда он все это знает? А ведь если и тут он откроет производство, то и доходы в бюджет увеличатся, и многих мастеров и подмастерьев будет чем занять, да и простому народу, подай-принеси, тоже работа найдется. Надо с Алексией переговорить, что она думает по этому поводу, да и выяснить мнение приближенных к трону дворян, что они думают по поводу этого кентийца. И канцлер отправился на поиски императрицы, нашел ее в саду, читающую какую-то книгу в красивом переплете.
– Ваше императорское величество, я не помешаю вам?
– Ой, князь, ну что вы, я рада вас видеть. Что-нибудь случилось?
– Нет, нет, просто хотел вас видеть, хочу вам задать один вопрос. Не сочтите меня назойливым, но хотел бы знать более точно, какие у вас отношения с кентийским принцем?
Алексия ничуть не удивилась заданному вопросу, потому что давно ожидала чего-то подобного.
– Я люблю Алекса, и мы с ним обручены, – нисколько не смущаясь, ответила она канцлеру.
– Ваше императорское вели… – но был прерван на полуслове.
– Князь, называйте меня Алексией, а то мы так до следующего утра разговаривать будем. Вы хотите сказать, что общество не примет его, аристократы и дворяне будут возмущены?
– В общем-то да. Вы же знаете отношение имперцев к этим варварам.
– Варварам, говорите… Скажите, князь, а чем, допустим, отличаются варвары от просвещенных народов?
– Ну как же, Алексия, это культура, это искусство, грамота и многое-многое другое.
– Князь, давайте пройдем в мой малый кабинет и там поговорим.
По дороге они молчали и думали каждый о своем. Князь, о том, что девчонка все-таки зря держится за этого парня. Да, он красивый сильный, дети тоже будут на загляденье… но ведь все будут смотреть на ее мужа свысока, а детей могут и презирать.
Алексия была на взводе. Как могут эти снобы, ничего собой не представляющие и не умеющие, так говорить об ее Алексе, да и вообще о кентийцах? Почему ее дед, герцог, совершенно по-другому относится к ним?
В кабинете она предложила канцлеру сесть и распорядилась принести ему охлажденного вина, а себе травяного отвара. Потом открыла красивую шкатулку и протянула острую палочку князю.
– Попробуйте этим писать, – и протянула ему прекрасный белый лист бумаги с золотым императорским гербом, вверху слева.
Он попробовал, сначала не получилось, но потом буквы стали выходить ровные и красивые, писать получалось быстрей и ровней, чем гусиным пером.
– Что это такое?
– Это перо для письма изобретено кентийцами, изготовляет их Алекс.
– А откуда такая бумага? – спросил канцлер, хоть уже знал заранее ответ.
– Это делают мастера Алекса в любом количестве, в Торвале, он поставляет ее королевской канцелярии, и та издала указ, что все прошения и жалобы принимает только на таких листах. Стоимость его одна медяшка. Поставляет он королю партиями, по пять медяшек за десяток, раньше было чуть дороже.
Канцлер быстро посчитал доход и удивился.
Алексия продолжила:
– А вы вчера слышали музыку?
– Да, великолепная мелодия.
– Это тоже кентийская музыка, называется «Прощание с идущим на битву». Вот еще, возьмите, почитайте, – и она достала из стола книгу в кожаном переплете с тисненой надписью «История рыцаря. Один за всех и все за одного». – Вам должно понравиться. Кстати, вы не видели еще их театра… Извините, князь, но по сравнению с ними это мы варвары, а чтобы как-то самим перед собой оправдаться, мы и начали травить их и унижать. А какие песни они поют, какая музыка, если бы вы только слышали! И я обещаю вам, что услышите, если я все-таки выйду за него замуж, будучи императрицей.
