Ликиец подошёл и сходу выбрал самых молодых из нас: мальчишку с края цепочки и того, кого человеческий король всё ещё держал за хвост.

– Посмотрите, Ваше Величество. Вот эти молоды, свежи. Из них, как из глины, можно слепить, что угодно…

По полу прополз луч света: должно быть, кто-то из человеческих детей забавляется со стеклом в саду.

– Она сама как глина, – усмехнулся король, поднимая голову второго мальчишки за подбородок. – Ей только лепить… Молодые, значит, неопытные. Здесь есть хоть кто-нибудь опытный? Или ты только мальчишек притащил?

– Ваше Величество, ну что вы! Здесь есть всё, что только можно пожелать, – пародируя распорядителя торгов, заюлил ликиец. И, повернувшись ко мне, приказал: – Ты. Иди сюда.

Не поднимая глаз, я вышел вперёд.

– Господин.

Хвала Праматери, король не стал хватать меня за хвост. И даже за ухом чесать не стал – впрочем, ясно же, что он не любитель подобного. Он просто заставил смотреть в глаза, а потом спросил:

– И давно ты носишь это? – он ткнул пальцем в клеймо. Кожу мгновенно обожгло, но это было привычно.

Ответил я, не колеблясь:

– Тридцать лет, Ваше Величество.

Король тихо рассмеялся.

– Опытный. И как тебя зовут?

– Как пожелаете, Ваше Величество.

Ликиец попытался вмешаться, начал что-то говорить, но король почти сразу его перебил:

– Да, конечно, эти ваши непроизносимые имена… Неважно. У тебя были хозяева-женщины?

Увы, были. Я до сих пор не мог с уверенностью сказать, кто хуже: человеческие мужчины, больше напоминающие зверей, или их лживые, капризные, непостоянные женщины.

– Да, Ваше Величество.

– Девочки?

Я запнулся.

– Ты сможешь аккуратно, безболезненно лишить девственности четырнадцатилетнюю девочку?

Я вспомнил те пять раз, когда я делал это с женщинами рей-на. Им не было четырнадцать, но уверен, для них это прошло ещё унизительней и болезненней.

– Да, Ваше Величество.

Король фыркнул, отпустил меня. Снова прошёлся мимо нашей шеренги.

– Ладно, пусть будет этот.

– Вы подарите его сами, Ваше Величество? – поинтересовался ликиец. – Сейчас?

Король отмахнулся.

– Нет. Ты. Только приведи его в порядок. И одень. Она же ещё ребёнок, в конце концов.

– Да, Ваше Величество. А остальные?

– Забирай себе, – в голосе короля появилась скука. – Продай. Пользуйся. Как хочешь.

– Благодарю, Ваше Величество.

Король кивнул и направился к двери. Мы склонились в глубоких поклонах.

– Рей-на!

– Да, Ваше Величество, – ответил я, понимая, что остальные из нас стали для него такими же невидимками, как дворцовые рабы.

– Сделаешь ей больно, сдеру с тебя шкуру.

– Да, Ваше Величество. Я не посмею причинить боль… госпоже.

Дверь за королём закрылась – и нас снова повели по бесконечным коридорам, мимо придворных, купающихся в одуряющем аромате (вони, как нам казалось) и блеске драгоценностей, которые так почитают люди. Я ловил взгляды леди, стоящих под руку с кавалерами или группками, шепчущихся с подругами. И гадал, кто из них моя госпожа. Не то чтобы это значило хоть что-нибудь – я давно уверился, что все человеческие женщины похожи друг на друга не только внешне. Просто любопытство во мне ещё не умерло.

Меня передали одному из надсмотрщиков над дворцовыми рабами. Тридец, Тер – господин Тер, как я должен был его звать, хоть он и был рабом. Но не таким, как я. Надсмотрщик всегда носит плеть.

Господин Тер отвёл меня в купальню. Странно, не в баню для рабов, а купальни для тех из нас, кому позволено жить во дворце и пользоваться определёнными привилегиями.

– Будешь вести себя хорошо, обезьянка, и тебе позволят купаться здесь каждый день.

Я попытался узнать у надсмотрщика, кому меня подарили, но тридец только усмехнулся.

– Помалкивай, обезьянка, рот тебе нужен не для этого.

В первые годы рабства я с трудом привыкал к тому, что другие рабы смотрят на рей-на свысока. Все они были людьми, относящимися к разным народам, но всё же людьми. А мы считались забавными зверьками, лазающими по деревьям и по недосмотру их богов взявшими в руки оружие.

Я помалкивал всё время, пока приводил себя в порядок – как и было приказано. Меня не стали брить, как других рабов. В Империи рабы традиционно не должны носить волос. Но рабы для удовольствия были исключением: мы должны радовать взгляд господина. Людей не радует вид лысых обезьян.

Господин Тер отпустил пару шуток по поводу того, что я слишком долго возился.

– Зря, обезьянка, она тебя даже не заметит.

Это вряд ли – за тридцать лет мне ещё не встретилось человеческой женщины, которую бы не заводил взгляд покорного раба на коленях у её ног. Но я не стал спорить.

Мне выдали одежду – человеческую. Я знал, как её носить – хозяева любили, когда их раздевают. Но на теле она была непривычна и здорово сковывала движения. Хвост теперь приходилось держать у тела вплотную, что мне, впрочем, понравилось. Меньше желающих за него схватить.

– Ты худой, как щепка. Все рей-на такие тощие?

В ответ я поинтересовался, неужели никого из моих собратьев нет во дворце? Господин Тер пожал плечами и снова посоветовал помалкивать.

Потом меня отвели в апартаменты ликийца. Я полагал, что снова придётся ждать, но господин появился почти мгновенно. Осмотрел меня и, видимо, оставшись доволен, ничего не сказал и повёл меня в другое крыло дворца. Я пытался запоминать дорогу, но быстро запутался в бесконечных коридорах. И это только главное здание – до чего же громаден человеческий дворец! Зачем людям такие огромные здания? Мне было интересно, я даже порадовался, что, быть может, меня не станут снова держать взаперти спальни. Мир раба сужается до помещения, где он проводит больше всего времени. А дворец был громадным и интересным, хоть и опасным для рей-на. Но тихо сходить с ума от скуки ещё неприятней. Впрочем, порой находились хозяева, которые даже в спальне не заставляли скучать. Уверен, ликиец был бы одним из них. Я порадовался, что не он в итоге стал моим господином – можно считать, мне опять повезло.

Я невольно размышлял о госпоже, пока мы шли. Из того, что я знал о людях, четырнадцатилетняя девушка, сумевшая остаться невинной, должна быть с человеческой точки зрения уродиной. Тем более, богатая, приближенная к королю девица, пользующаяся его расположением – кому бы ещё он стал дарить рабов? Что ж, быть может, разница взглядов на красоту рей-на и людей наконец-то сработает в мою пользу? Вряд ли – у человеческой женщины, конечно, не будет треугольных ушей и хвоста. И пушистой она тоже не будет. Трогать гладкую человеческую кожу, женскую – я никак не мог отделаться в такие моменты от ощущения, что ласкаю мужчину. Впрочем, разницы особой не было.

Мы, наконец, остановились перед дверью в конце коридора, украшенной позолоченными человеческими письменами и странными, несуществующими зверями вроде крылатой ящерицы или рогатой лошади. Ликиец что-то тихо спросил у стоящих неподалёку стражников и негромко постучал. За дверью не раздалось ни звука, но ликийца это не смутило. Он открыл дверь, втащил меня за собой и почти сразу согнулся в поклоне. Я опустился на колени рядом с ним.

– Миледи.

В сумраке комнаты одна из густых теней пошевелилась.

– Ваш венценосный отец прислал вам подарок на день рождения.

Ему не ответили.

– Я оставлю его, миледи, если вы не возражаете.

Ему опять не ответили, и, подождав немного, ликиец снова поклонился и вышел.

Я остался стоять на коленях у двери. Ни одна из теней в комнате больше не шевелилась. Довольно скоро мои глаза привыкли к темноте и, хоть я и смотрел в пол, но я позволял себе иногда бросать взгляд в сторону – следить за госпожой. Она сидела у зашторенного окна, держа в руке какой-то продолговатый предмет – перо или заколку. От неё пахло… странно. Не цветочной одурью, уже привычной. Кровью. Как только понял это, я присмотрелся внимательнее к предмету в её руках. Не заколка и не перо. Кинжал без ножен. Клинок слабо поблёскивал, время от времени ловя луч меж занавесей.