— Только тела?
— Да, всего тела. Ах, молодой человек! Вы задаете мне вопросы, а я на них отвечаю и тем самым накличу беду на свою старую голову, ибо мне строго-настрого запрещено говорить об этом с кем бы то ни было. Знаете ли вы хотя бы, что я ее даже в глаза не видела?! Я только готовлю для нее еду, но передает ей пищу другой человек. Я также навожу порядок в маленькой хижине, где она купается в лохани. Я единственный человек, кому дозволено переступать порог той хижины, но девушку я никогда не видела, ибо могу входить туда только в ее отсутствие, пока она спит в своей комнате. Поверьте мне на слово, даже если б и хотела, я бы не смогла ее увидеть.
— Почему?
— Да потому, что она никогда не покидает свою комнату. Право, если бы я изредка не слышала ее голос, когда она тихонько переговаривается со старшим охранником сквозь запертую дверь, я бы ни за что не поверила, что в этой комнате вообще кто-то находится. Но вот что меня удивляет: ее голос — это вовсе не голос слабого, больного человека. У нее красивый, звучный голосок, какой бывает у здоровых, крепких девушек.
— Если все так, как вы говорите, то не думаете ли вы, что девушка не так уж серьезно больна?
— То-то и оно, дитя мое! Вот почему я не теряю надежду, что она скоро совсем поправится.
— Так пусть же она поправится и доставит вам всем много радости.
— Да сбудутся твои слова, дитя мое.
— Нам пора возвращаться, бабушка. Вы были так добры и так ласковы с нами, что, право, будь у нас чуть больше времени, мы бы непременно пошли к вашему мужу и поблагодарили его. Но он, наверное, находится очень далеко отсюда?
— Да нет же, это совсем близко и добраться туда легко. Когда вы минуете гребень горы, что будет на вашем пути, тропа приведет вас в густой лес, весь горный склон покрыт этим лесом. Сторожевая застава как раз за лесом. Ее нельзя не заметить, она стоит на самом виду, на другом берегу реки, что течет по опушке леса. Моего мужа, правда, там еще нет, но он придет к дойке. Подите туда, там будут вам рады. Они там всегда рады путникам.
На этом молодые люди распрощались со старушкой и вернулись к своим друзьям. И снова молчаливый парень пересказал всем разговор со старушкой, а когда он кончил, Сидлоколо спросил:
— Друзья мои, какие еще доказательства нужны?! Мы отыскали то, что хотели найти. Мы немедля должны начать действовать. Давайте переберемся через гребень горы и подыщем какую-нибудь пещеру в том лесу, о котором говорила женщина. Может быть, нам хватит времени еще до наступления темноты что-нибудь разглядеть на сторожевой заставе.
Юноши взвалили на плечи свою поклажу и стали взбираться в гору. С самой вершины они увидели далеко внизу большую усадьбу с хозяйственными постройками и огромным выгоном для скота чуть поодаль. Юноши замерли от неожиданности и долго не сводили изумленных взглядов с этой усадьбы, затем они вступили в лес. Довольно много времени потратили они, прежде чем отыскали удобную для пристанища пещеру. Зато когда они наконец ее отыскали, то до чего же рады были, обнаружив, что со скалы, прикрывающей вход в пещеру, усадьба видна как на ладони. Юноши проворно навели порядок в своем новом жилище, аккуратно сложили поклажу и расположились на отдых.
А когда они отдохнули, то заметили, что принц как-то вдруг поник и поскучнел. Казалось, его гложет какая-то забота. Парни наперебой старались отвлечь его и развеселить, вспоминали всякие забавные истории, что приключались с ними во время странствия. Но Сидлоколо упорно отмалчивался, только изредка рассеянно улыбался в ответ на шутки. Наконец он заговорил и признался друзьям, какие мысли гложут его. Оказывается, его заботит необходимость срочно отправить гонцов на родину, ведь там ждут не дождутся вестей от них. Пора сообщить, что принцесса найдена.
— Я думаю,— сказал один из юношей,— что пойти должны те трое, что побывали в доме старухи. Это яснее ясного, не так ли?
— Почему? — запротестовал разговорчивый юноша. — Каждый из нас, десятерых, знает ничуть не меньше остальных. Поэтому идти может любой, а не только мы трое.
— Старуха видела вас всех троих и прекрасно запомнила в лицо. Стоит ей снова встретиться с вами, как она вас тотчас узнает. Представляете, как она удивится, ведь вы ей сказали, будто ужасно торопитесь, настолько, что не можете даже подождать до вечера, чтобы поблагодарить ее мужа. Остальных из нашего отряда она не знает. И если случится ей нас увидеть, она даже не заподозрит в нас чужестранцев.
— Теперь мне понятно,— отозвался разговорчивый.
И было решено, что трое гонцов к восходу солнца должны как можно дальше уйти от этого места. Вот почему они тронулись в путь еще затемно и на рассвете, когда люди только начали просыпаться в деревнях, оказались так далеко от пещеры, пересекли на своем пути столько лесов и рек, что никому и в голову не могло прийти, что эти трое — из числа тех одиннадцати юношей, которые за день до того поднялись на горный гребень рядом со сторожевой заставой.
После ухода гонцов оставшиеся юноши так и не смежили глаз. Они в беспокойстве ворочались, поминутно вскакивали, а едва посветлело на востоке, пошли к ручейку, что брал начало от ключа на лесистом склоне горы неподалеку от пещеры. Искупавшись, они вернулись, но не стали входить в пещеру, а так и остались сидеть на камнях, подставив свои тела благодатному утреннему ветерку. Все восемь юношей против воли не могли отвести глаз от пока что мирно дремавшей заставы. Потом они увидели, как пастухи загоняют коров в загон. Увидели дойщиков с ведрами. Увидели, как те присаживаются на корточки у коровьего вымени, через некоторое время поднимаются и относят куда-то полные ведра и снова возвращаются к коровам. Это продолжалось довольно долго. Потом юноши заметили, что дойщики перестали относить молоко куда-то, а начали сливать его прямо в загоне. Затем они увидели, как пастухи отделили телят от коров и погнали коров на пастбище. Теперь юноши ясно видели, как по подворью снуют мужчины, каждый занятый своим делом. Тогда они тоже решили отправиться на охоту и сбор фруктов и хвороста, а двое вместе с принцем вошли в пещеру. Эти двое были те самые лучшие его друзья, которых он сам выбрал из числа желавших идти в поход. Один из них сделал уборку в пещере, а другой и принц от нечего делать присели у входа. Вскоре и делавший уборку присоединился к ним.
Лучшие друзья Сидлоколо видели, как томится принц, не находя себе места. Он был задумчив и замкнут, либо сидел, уткнувшись лбом в колени, либо неотрывно смотрел в сторону далекой усадьбы. Изредка он поднимался, прохаживался взад-вперед. Когда после одной из таких коротких прогулок Сидлоколо снова уселся на камень в отдалении от друзей, те постарались сделать все возможное, чтобы хоть как-то отвлечь его от горестных мыслей. Один из них приблизился к Сидлоколо и тоже сел, но и не слишком близко, чтобы не быть навязчивым. Спустя короткое время второй последовал примеру первого. Так они сидели, не покидая своего предводителя в тягостные для него минуты.
Вскоре вернулись пятеро остальных, принесли с собой мясо и дикие плоды. Юноши подкрепились жареным мясом и плодами и снова стали наблюдать за жизнью на заставе. Они видели, как пастухи загнали коров в загон, как началась вечерняя дойка, как дойщики носятся взад и вперед, как подпускают телят к коровам, как сливают затем надоенное молоко прямо в загоне — юношам никак не удавалось разглядеть, куда именно; потом они видели, как пастухи снова погнали стадо на пастбище. Вскоре, однако, все видимые предметы стали терять очертания, расплываться в сумерках, пока не растворились окончательно в непроглядной темени. Так завершился первый день. Но — увы — и второй, и третий дни мало чем отличались от первого.
Старая женщина говорила правду: на сторожевой заставе было так много молока, что люди просто не знали, куда его девать. Стадо, выделенное королем, так раздобрело на местных обильных лугах, так разъелось, что корова, дающая обычно по ведру молока, здесь стала давать по два. Людям при всем желании было не выпить столько молока, поначалу они сливали излишки голодным псам, но куда там, разве мыслимо управиться с этаким молочным потоком! А тут еще дали приплод стельные коровы и тоже стали давать молоко. Старая женщина и ее муж получали молока с избытком, но все равно день ото дня его оставалось все больше и больше, а поблизости — какая жалость! — не было ни одного селения, куда можно было бы отдавать лишнее молоко. Наконец кто-то из охранников догадался: надо вырыть глубокий колодец, можно прямо в загоне, чтоб далеко не ходить, и сливать в него избытки молока. Мужчины занялись этим делом как раз накануне прибытия Сидлоколо с друзьями в эти места. В тот день старая служанка заметила, что пастухи начали копать яму, но не спросила их, для чего, ибо одним из требований, предъявляемых ей здесь, было: не задавать вопросов. Как раз в тот час, когда она принимала у себя путников и рассказывала им об избытках молока в хозяйстве, дойщики опорожняли в колодец первые подойники с парным молоком.
