Потом мужчины сказали:

— Нет, нельзя обвинять одного, все дети равно виновны, и все равно поплатились жизнью. Они без спросу охотились на птиц. Никто не понуждал их к этому, они сами так захотели. Нам надо быть благодарными за то, что вернулся хоть один — старший сын вождя, что он уцелел и пришел, чтобы рассказать нам, что случилось с остальными, почему их нет здесь.

Так сказали мужчины и разошлись. Тогда Сикулума сказал:

— Я хочу, чтобы надо мной совершили обряд обрезания, я хочу стать взрослым мужчиной.

— Что ж, хорошо,— согласились родные.

Опять собрались мужчины, выслушали пожелание мальчика и сказали:

— Но как же это сделать? Ведь не осталось в живых ровесников Сикулумы, а в нашем народе не принято делать обрезание одному мальчику, тем более сыну вождя. Рядом должны быть его друзья, двое из которых будут поддерживать того, над кем совершают обряд.

— Ну что ж, соберем мальчиков помоложе. Многие привели своих детей:

— Пусть сделают обрезание нашим мальчикам, нельзя, чтобы над сыном вождя совершили обряд в одиночестве! Ничего, что мальчики малы, они выдержат!

Наконец собралось столько мальчиков, сколько пальцев на обеих руках, ровно десять. Двое из них должны были поддерживать Сикулуму.

Когда обряд был совершен и пришло время мальчикам выходить из хижины уединения, Сикулума вновь заговорил. Он вообще говорил очень редко, только в случае крайней необходимости. Итак, он произнес:

— Я не покину хижину уединения! Я выйду отсюда только тогда, когда смогу накинуть на плечи каросс из знаменитого набулеле! Иначе я не выйду!

Кто-то спросил:

— Что это значит? Что такое каросс? И кто таков набулеле?

Сикулума ответил:

— Каросс — это мантия из шкуры, а набулеле — знаменитое речное чудовище. Оно живет в воде. Надо его выманить из водных глубин! Надо снять с него шкуру и продубить как следует, чтобы она стала моим кароссом! Я не выйду, покуда мне не принесут каросс из шкуры набулеле.

— Как же нам быть? Кто осмелится войти в речные глубины? Как это сделать? — спросили люди.

— Надо сделать так: испечь хлеб, наполнить им три корзины, чтобы тот, кто отправится в путь, мог добраться до того места, где живет набулеле.

— Но кто же сможет сделать это?

— А скажи-ка нам, когда набулеле выходит на берег, он ест людей? Он опасен?

Сикулума ответил:

— Да, набулеле иногда выходит на берег, и тогда он хватает людей и съедает. Но я могу повторить лишь одно: мне нужен каросс из его шкуры!

— Это трудное дело! — сказали мужчины.

— Надо как следует все обдумать! — сказали мужчины.

— Я не желаю ничего обдумывать! Я сказал, что мне нужен набулеле — вот и все!

Мальчики вышли из хижины на следующий день.

— А я останусь здесь, даже если случится пожар. Я не вернусь домой, пока мне не принесут каросс,— стоял на своем Сикулума.

— Что ж, мы выполним твою просьбу,— согласились мальчики и отправились домой.

Там они намололи муки. Намололи муки, испекли хлеба. Испекли хлеба, наполнили три корзины. Корзины взяла сестра вождя — та девушка, что готовила для него еду, пока он был в хижине уединения. Она сказала:

— Пойду я! Я разыщу каросс для сына моего отца, каросс, который ему нужен, чтоб выйти из хижины. И пусть пожиратель людей съест меня. Пусть, я не боюсь!

Наутро товарищи Сикулумы отправились в путь, и девушка вместе с ними. Они шли, шли, наконец увидели широкую реку. Ту реку, в которой, наверное, жил набулеле. Они подошли к берегу, и бросили в воду хлеба, и закричали:

— Набулеле! Набулеле! Выходи!

Молчание. Юноши пересекли реку, и кто-то сказал:

— В этой реке его нет! Пошли дальше.

И опять они долго скитались в поисках другой большой реки. И вновь набрели на широкую реку, и отыскали в ней глубокий омут. Подошли, и бросили хлеб, и закричали:

— Набулеле! Набулеле! Выходи! Но и здесь не было набулеле.

Отправились юноши дальше. Вновь увидели широкую реку. Подошли они к берегу, бросили хлеб и закричали:

— Набулеле! Набулеле! Выходи!

Вода в омуте заволновалась, забурлила, вспенилась, вздыбилась! Она стала коричневой! Красной! Зеленой! Девушка приказала спутникам:

— Вы все бегите! Заберите с собой весь хлеб! И все время глядите на меня! Не упускайте меня из виду ни на единый миг!

Побежали юноши, но глядели на девушку, все время глядели. И вот вышел из воды набулеле. Девушка тоже побежала, когда он вышел. Он был таким огромным — никогда она таких не видала! Он не походил на лошадь — был стократ ее больше! Он ни на кого не походил, этот чудовищный набулеле! Он был таким большим, что если бы вошел в крааль для скота, то заполнил бы собою весь крааль! Вот девушка и побежала. А набулеле — за ней. Но она быстро бежала, а он шел медленно: топ-топ-топ. Она бежала, бежала, неслась как стрела. Когда он остался далеко позади, девушка присела дух перевести. Потом, когда он приблизился, она положила на землю хлеб и вновь побежала. Он остановился, схватил хлеб и проглотил его, потом опять стал преследовать девушку, но не бегом, а медленным шагом. Наконец она приблизилась к тому месту, где ее поджидали спутники. Они встретили ее такими словами:

— О! Нам здесь нельзя оставаться! Он подошел слишком близко!

— Уйдем отсюда поскорей, он уже рядом!

— Оставайся здесь сама, а мы боимся, он такой большой и страшный!

Юноши ушли, они покинули девушку. Она же крикнула им вслед:

— Хоть вы и оставили меня одну, сделайте так, как я вам приказываю. Отойдите на безопасное расстояние и не спускайте с меня глаз, чтобы вы могли рассказать дома, как он съел меня! Следите за мной! Выберите место, откуда все видно!

Юноши согласились и убежали. Девушка стала ждать набулеле. Вот он подошел совсем близко, она положила на землю хлеб и побежала дальше... Так она поступала до тех пор, пока не добралась до родной деревни. Она закричала:

— Люди! Возьмите ружья и застрелите его! Но не подходите близко, стреляйте с дальнего расстояния. Будьте осторожны, мы ведь не знаем, возьмет ли его пуля!

Все мужчины деревни взяли ружья, а кому не хватило ружей, взяли копья. День уже был на исходе, солнце садилось. Девушка подходила все ближе, а следом за ней топало чудовище. Девушка вошла в крааль. Она посоветовала мужчинам спрятаться в доме. Чудовище войдет в крааль — ему ведь нужна девушка!

— А когда он войдет в крааль и повернется к вам спиной, выходите со своим оружием и приступайте к делу! Я же спрячусь в дальнем углу крааля!

Все жители деревни заперлись в домах, самые смелые подглядывали в щелки. Вступило чудовище в деревню — и все завопили от ужаса. Завопили женщины и мужчины, завыли и прижались к стенам собаки. Все живое попряталось и сжалось от страха, потому что набулеле ни на что, кроме себя, не походил, это было что-то невиданное! Люди орали в своих домах и поспешно запирали двери!

А набулеле ни на кого не обращал внимания, его не тревожили крики людей. Он оставался один на один с девушкой! Она вошла в крааль, и он — следом за ней. Тут мужчины схватили оружие, и двенадцать человек разом выстрелили. Чудовище дернулось, но продолжало двигаться. Тогда выстрелили еще двенадцать человек. Стало ясно, что набулеле ранен. Он рухнул на землю, не в силах подняться. Тогда стали бросать в него копья и бросали, пока не забили насмерть. Люди одолели чудовище!

Потом сняли с него шкуру и выкроили три каросса — как раз столько, сколько требовалось: для Сикулумы и двух мальчиков, поддерживавших его во время обряда. Мясо чудовища выбросили, потому что не знали, пригодно ли оно в пищу людям. Оно досталось собакам и свиньям деревни — они питались им целый месяц. И на следующий месяц оно еще не кончилось, его ели все собаки деревни и все свиньи деревни.

Спустя некоторое время мантии были готовы, и все отправились к вождю в хижину уединения. Была сложена песня о том, как юноши выводят вождя из хижины, набрасывая на его плечи каросс. Каросс был вывернут мехом внутрь, потому что, когда мех был снаружи, все убегали в страхе. Так и следовало носить каросс — мехом к телу. Люди приблизились к хижине и остановились во дворе.