В подъезде горела керосиновая лампа, но лучше бы не горела – любая, даже самая кромешная тьма, была бы всяко лучше этого отвратного тошнотворного света, еще и покачивающегося из стороны в сторону, как мышь на проволоке.

Шуты миновали первый этаж, второй… А Фортт все не мог выбросить из головы этот внезапно появившийся ящик, который тащил идущий впереди Гуффин.

– Что у тебя в ящике? – спросил он снова.

– Карлик, сложенный в три погибели, – заявил Манера Улыбаться. Даже надколотым грязным ступеням лестницы и обитым коричневой тканью стенам было ясно, что в ящике отнюдь не карлик.

– Карлик бы там не поместился, если только он еще и не гимнаст. И… зачем тебе карлик?

– Хватит болтать, – повторил Гуффин то, что сказал в туннеле. – Нам нужно найти продавца воздушных шаров.

– Я до сих пор не понимаю, как он нам поможет вернуться в «Балаганчик».

– Скоро поймешь…

Пустое Место и Манера Улыбаться оставляли за спиной лестничные площадки, шли мимо дверей квартир. За каждой из этих дверей что-то происходило: кто-то был мертв, и его еще не обнаружили, кто-то разбирал собственную грудную клетку, не понимая, чем подобные занятия могут окончиться, кто-то любил кого-то, а кто-то кого-то ненавидел. Но больше там было тех, кого ничто не волновало. Обычный габенский дом, обычный габенский подъезд. Не хватало только старушки, делающей вид, что моет лестницу. Ее действительно не хватало, учитывая, что на ступенях была свежая грязь, оставленная чьими-то ногами, судя по всему, совсем недавно.

Наконец, лестница закончилась, и шуты оказались под самой крышей – это был этаж эдак шестой-седьмой. На единственной двери некогда висела табличка с номером, но ныне проглядывали лишь впечатанный овальный след да дырки от гвоздей.

Гуффин, неловко удерживая ящик одной рукой, замахнулся зонтом, чтобы постучать, но тут из-за двери раздался короткий вскрик, за которым последовали хрипы…

– Чего ты ждешь? – спросил Фортт. Он стоял в некотором отдалении и не услышал звуков, донесшихся из квартиры.

Гуффин никак не отреагировал, его губы шевелились – казалось, он считал, будто бы давая кому-то время.

– Мы ведь пришли? – поинтересовался Фортт. – Это наша дверь?

Гуффин хмыкнул и наконец соизволил постучать.

– Мистер Баллуни?! – позвал Манера Улыбаться. – Это Финн Гуффин, ваш старый друг. Пришел к вам по срочному, как пожар, делу. Открывайте!

Никто в здравом уме не стал бы открывать, услышь он такое из-за двери, но мистер Баллуни, судя по всему, был не совсем в своем уме.

Дверь распахнулась, и на пороге возник хозяин квартиры. Это был мужчина в возрасте – не тощий и не толстый, скорее, грушевидной формы. Его лицо напоминало грубо почищенную угловатую репу, поросшую щетиной, глаза продавца воздушных шаров прятались под круглыми защитными очками с мутными стеклами. На мистере Баллуни были старенький клетчатый костюм и засаленный бурый котелок, в руке он держал пальто – судя по всему, хозяин только что вернулся домой.

– Заходите, мистер Гуффин, – сказал он голосом, который напоминал перезвон расстроенной шарманки. Голос этот был неприятен, как будто у продавца воздушных шаров что-то застряло в горле. Фортт представил себе, как этот тип визжит: «Купи шарик, деточка! Купи шарик!» – и ему стало не по себе.

Хозяин отошел в сторону, и шуты один за другим нырнули в полутьму квартиры мистера Баллуни.

Фортт осмотрелся. Это и не квартира была вовсе – скорее, большой чердак, заставленный различным хламом. Свет одинокой лампы вырывал из мрака очертания трухлявых чемоданов и ящиков, повсюду громоздились прохудившиеся чайники, ржавые баллоны и груды каких-то механизмов, назначение которых распознать не представлялось возможным.

На чердаке было холодно и сыро, как на улице, и Фортт быстро понял, почему. В крыше зияло огромное круглое отверстие, через которое внутрь проникали морось и ветер: кто-то будто бы собирался строить здесь стеклянный купол, но так его и не построил.

Прямо под отверстием разместилась здоровенная бесформенная конструкция, накрытая отсыревшим полотнищем; из-под полотнища проглядывали натянутые веревки, блоки и шкивы – все эти снасти крепились к ввинченным в дощатый пол крюкам.

Над головой раздался шорох, и Фортт вздрогнул от неожиданности. Птица… просто птица…

И тут Пустое Место обратил внимание на то, сколько здесь этих птиц: на стенах висели полки, на которых в несколько ярусов были устроены сделанные из старых коробок голубиные жилища, такие же ящики свисали и из-под балок, даже огромный гардероб, расположенный в простенке между двумя большими окнами, то и дело вздрагивал, как будто там была заперта парочка птиц.

Голуби… чердак заполонили серые, как грязная вата, Саквояжные голуби – со всех сторон раздавалось нестройное курлыканье…

Фортт не любил голубей. Они вызывали у него оторопь одним своим видом. Страх перед этими птицами у Пустого Места появился еще в детстве, когда одна из его тетушек поперхнулась жареным голубем и умерла. Дядюшка Милтон говорил, что эти несносные птицы шпионят за людьми, собирают сведения, а потом доносят… кому, он и сам не знал, но был искренне убежден, что городские голуби состоят в тайном заговоре. Глядя на этих подозрительно ошивающихся повсюду птиц, Джейкоб Фортт был склонен с ним согласиться.

Почувствовав шевеление внизу, Пустое Место опустил взгляд и похолодел: один из пернатых крался к нему с таким видом, будто что-то задумал.

Фортт всерьез задался вопросом, что за чудовищный в своем коварстве план живет в маленькой трясущейся голубиной голове, и не заметил того, что, без сомнения, должно было вызвать у него куда более важные и насущные вопросы.

На полу чернели следы, оставленные грязными башмаками, которые явно не принадлежали хозяину чердака с его здоровенными башмаками: начинались они у входной двери, вели через все жилище продавца воздушных шаров, огибая затянутую полотнищем конструкцию, и обрывались у гардероба…

Но Фортт на следы не обратил внимания – его заботил лишь пугающий интерес к нему приближающегося голубя.

– Мистер Баллуни, – сказал Манера Улыбаться, поставив ящик на загаженный птицами пол; попутно он попытался придавить и голубя, но птица, к облегчению Фортта, вспорхнула и уселась на одну из балок под крышей, – нам с другом требуется в самые короткие сроки оказаться в Фли. Это возможно?

Хозяин чердака кивнул. Скупые и лаконичные движения мистера Баллуни не отличались экспрессивностью, в его фигуре и будто застывшем лице проглядывала легко читаемая напряженность. Фортт его понимал: он и сам был бы напряжен, заявись к нему под вечер двое тяжело груженных шутов.

Пустое Место многозначительно кашлянул.

Манера Улыбаться понял намек и, тяжело вздохнув, спросил:

– И сколько нам это будет стоить? Если не тянуть кота за хвост?

– Двадцать фунтов, – ответил мистер Баллуни, глядя на Манеру Улыбаться сквозь свои мутные очки. Голова его чуть покачивалась, как у одного из здешних голубей.

– А если еще раз хорошенько подумать и все переподсчитать, так сказать? Может быть, у вас есть скидочка? Как для старого друга.

– Я могу сделать для вас скидку, мистер Гуффин. Как для старого друга.

Фортт поморщился: Гуффин снова занимался вымогательством. Пустому Месту не нравилось, когда Манера Улыбаться так поступал, но что он мог поделать: это ведь Габен, здесь так принято…

И все же этот странный мистер Баллуни был что-то уж чересчур покладист – даже для человека испуганного и желающего избавиться от незваных гостей как можно скорее…

– Начинайте готовиться к вылету, мистер Баллуни. А пока что я бы у вас попросил кое-что…

Шут выразительно глянул на стоявшую в углу тележку с компрессором для надувания шариков.

– Она – ваша. У меня есть еще одна.

Натянув пальто, мистер Баллуни подошел к сооружению под проемом в крыше и начал отвязывать полотнище. Гуффин, в свою очередь, без жалости стащил компрессор на пол и взгромоздил на тележку свой ящик.