Представители славянской аристократии все активнее вовлекались в аппарат государственной власти. Омуртаг находил, безусловно, опору у большинства славянской знати. Его сыновья — Енравота (Воин) и Звиница (а может быть, и Маламир) — носили славянские имена. Процесс славянизации захватил уже верхушку протоболгарской знати.
В тесной связи с укреплением центральной власти находились и гонения на христиан, в которых Омуртаг усматривал потенциальных врагов, а в христианстве — одно из действенных средств византийского влияния. Гонения были обусловлены усилением проникновения христианства по мере расширения территории за счет отнятых у империи земель и возрастания числа пленных византийцев в стране: им предлагался выбор: либо отречение, либо казнь. Гонения еще более усилились при Маламире (831–836), казнившем брата Енравоту за то, что он принял христианство. Положение изменилось при Пресиане (836–852), который овладел землями смолян и обширными территориями Средней и Южной Македонии, занятыми Славиниями берзитов, драгувитов и стримонцев. Здесь среди славян уже было немало христиан. Преследования в этих условиях могли ослабить позиции Болгарии в присоединенных районах, и поэтому гонения, видимо, были прекращены.
Утверждению престижа ханской власти и ее международного авторитета служила и строительная деятельность. Омуртаг перестроил разрушенную Никифором I Плиску, воздвиг новый дворец и новый языческий храм; усилил внешние (земляные) и внутренние (каменные) укрепления; толщина стен достигала 2,6 м, а высота — 10 м. При Омуртате и Преслав стал крупной крепостью с дворцом-резиденцией. Дворец был построен и на р. Тиче, через которую был переброшен мост. Еще один дворец был воздвигнут на Дунае под Силистрой. Постройки увенчивались колоннами, на которых высекались (на греческом языке) торжественные надписи, прославлявшие хана. Каменные надписи высекались и в честь выдающихся военачальников и сановников — при этом упоминались имя хана, имя и род прославляемой личности.
Таким образом, основное содержание внутренних государственно-политических процессов в Болгарии первой половины IX в. заключалось в ликвидации административного дуализма, в утверждении монархической власти хана на территории всей страны. В этнокультурной сфере этот процесс сопровождался изживанием этнического дуализма и постепенным вовлечением протоболгар в русло славянской культуры. Пережитки кочевого быта у части протоболгар и сохранение религиозных отличий[267], наиболее упорно культивируемых высшей протоболгарской аристократией (хранительницей древних традиций), оставались последним препятствием на пути полного превращения раннефеодального Болгарского государства в централизованную монархию.
Принятие христианства.
Политический и культурный подъем
Принятие христианства в качестве официальной религия совершалось у европейских народов на той стадии общественного развития, на которой эксплуатация подавляющего большинства производительного населения со стороны социально и политически господствующего меньшинства приобретала регулярный характер. Активный процесс христианизации происходил, как правило, в условиях усиления центральной власти, при ее прямом участии. Болгария не являлась исключением из этого правила.
Некоторое суждение о ее социально-экономической структуре и политической организации во второй половине IX в. можно составить по ранним памятникам славянской письменности (конец IX — начало X в.), фиксирующим явления, возникшие в славянском обществе в результате предшествующего развития. Среди этих памятников назовем прежде всего «Закон судный людем». Важны также сведения, содержавшиеся в «Ответах папы Николая I на вопросы болгар» (866).
«Закон» свидетельствует о значительной имущественной дифференциации — о нищих, бедняках, простых людях, наемных работниках, богатых[268]; много внимания уделено рабам как объекту купли и продажи, обстоятельствам обращения в рабство свободных за преступления против религии, собственности, нравственности, упомянуто о передаче свободных в рабство потерпевшему (за ущерб) или церкви (за отречение от христианства), об отпуске на волю за выкуп или отработку «своей цены» (ЗСЛ, с. 403); в «Законе» сказано о защите частной собственности на землю, угодья, урожай, посевы, виноградинки, дома, огороды, скот и т. п., о наказаниях лиц, умышленно причинивших ущерб собственности другого (ЗСЛ, с. 396); особо важно указание на наличие целых сел в собственности одного лица («господина») (если жители села и его господин совершают языческие обряды, то поселяне со всем имуществом становятся собственностью церкви, господин же продается в рабство, а цепа за него идет нищим) (ЗСЛ, с. 163). Существенны данные «Закона» о развитии товарно-денежных отношений, об обращении византийской монеты, которой уплачивались и судебные штрафы (ЗСЛ, с. 204, 453). Данные об имущественной дифференциации: о рабах, богатых, бедных, знатных — имеются и в «Ответах лапы Николая I» (ЛИБИ, т. II, с. 68, 76, 79, 81 и др.).
«Закон» предусматривал функционирование контролируемого из центра и основанного на нисаном законе судопроизводства; помимо судей, в нем участвовали свидетели с обеих сторон; определенными правами пользовалась церковь, князь являлся высшей апелляционной инстанцией; особые права в военное время имел жупан-воевода; во главе провинций стояли ответственные за соблюдение законности «владыки земли той» (т. е. княжеские наместники). О суровых воинских законах, действовавших в канун принятия христианства, свидетельствуют «Ответы папы Николая I»: воин, явившийся на сбор с плохим оружием и негодным конем, подвергался казни, как и страж границы, не задержавший бежавшего из страны раба или свободного (с. 84, 91)[269].
О степени развития крупного землевладения источники судить не позволяют, хотя, несомненно, феодальные поместья в этот период складывались. Основной формой эксплуатации оставались государственные налоги и повинности. Константин Преславский призывал болгарскую паству и божественную службу совершать, «и властельскую работу исполнить» (Хр., I, с. 139), т. е. установленные налоги и отработки в пользу центральной власти, ответственными за которые, по-видимому, со времен Омуртага были представители государственного аппарата уже на всей территории Болгарии, включая Славинии.
Об уплате одной частью славян Македонии «дани» властям Фессалоники, а другой частью — «скифам», живущим поблизости, т. е. представителям болгарской власти, пишет Иоанн Камениата (loan. Саm., р. 8, 82–84, 90). Хотя внутри Болгарии еще преобладал натуральный обмен (Хр., I, с. 149 — Масуди) (своей монеты государство не имело и налоги взимались в натуре), внешнеторговые связи имели, видимо, чрезвычайно большое значение для казначейства и господствующего класса в целом. Фиксирующая традиционные порядки на константинопольском рынке «Книга эпарха» упоминает «болгар», торгующих льном и медом, причем они иногда предпочитали сразу же обменять свой товар на желательный для них (Кн. Эп., с. 82–83, 198–199). Торговали болгары также рабами-пленниками. Заинтересованность в льготной торговле с Константинополем была так велика, что, когда в середине 90-х годов IX в. вместо византийской столицы болгарам было предложено торговать в Фессалонике (и, видимо, платить пошлины), Симеон счел этот акт достаточным поводом для начала войны (ГИБИ, т. V, с. 121–122). Вела Болгария торговлю также и с другими странами, в частности — с Древней Русью[270].
Итак, в Болгарии к середине IX в. сложилась обществ венная система, обеспечивающая экономическое, социальное и политическое господство узкого слоя сливающейся воедино славяно-протоболгарской знати. Ощущалась острая потребность в освящении существующего строя божественным авторитетом, когда неповиновение властям воспринималось бы не только как нарушение закона, но и как поступок, противоречащий нравственным нормам жизни общества. Принятие христианства сулило утверждение единства идеологии, учреждение организованной (через церковь) системы контроля над умами подданных, усиление власти князя — «помазанника божия» и, безусловно, повышение авторитета Болгарии среди христианских стран Европы.
